Чернильная кровь - Корнелия Функе

Старуха без дальних слов повела их за собой вниз по темной крытой галерее. У нее была семенящая торопливая походка — казалось, белочку нарядили в длинное платье из грубой ткани.

— Хорошо, что ты зашел с заднего входа, — тихо проговорила она, ведя гостей мимо ряда запертых дверей. — Боюсь, что у Змееглава даже здесь теперь есть уши, но, к счастью, он платит своим шпионам не столько, чтобы они решались сунуться в тот флигель, где лежат у нас заразные больные. Ты, надеюсь, дал им обоим достаточно листьев?

— Конечно, — кивнул Сажерук, но Мегги заметила, как он тревожно оглянулся и незаметно сунул в рот еще один лист из тех, что давал и им.

И только когда они галереей шли мимо дряхлых фигур, гревшихся на солнце во дворе, Мегги поняла, куда привел их Сажерук. Это была богадельня. Им навстречу вышел старик, до того бледный, будто смерть давно уже прибрала его к рукам. Фарид испуганно прижал руку к губам и ответил на его беззубую улыбку лишь робким кивком.

— Да не делай ты такого лица, будто сейчас умрешь на месте! — прошептал Сажерук, хотя ему самому тоже явно было не по себе в этом доме. — Пальцы тебе полечат, и к тому же здесь мы в относительной безопасности, а таких мест по эту сторону леса немного.

— Да, если Змееглав чего-нибудь боится, — вмешалась Белла, — так это смерти и болезней, которые к ней ведут. И все же лучше вам поменьше попадаться на глаза и больным, и тем, кто за ними ухаживает. Я за свою жизнь поняла только одно — доверять нельзя никому. Кроме Хитромысла, конечно!

— А мне, Белла? — спросил Сажерук.

— Тебе меньше всех! — ответила она, останавливаясь перед простой деревянной дверью. — Жаль, что твое лицо ни с чем не спутаешь. А то бы ты мог устроить для больных представление. Нет лучшего лекарства, чем радость.

Она постучала в дверь и, кивнув, отошла в сторону.

В комнате, куда они вошли, было темно, потому что единственное окно загораживали высокие стопки книг. Эта комната понравилась бы Мо. Он любил, чтобы книги выглядели так, будто их только что выпустили из рук. В отличие от Элинор, он не видел ничего плохого в том, чтобы они лежали раскрытыми, дожидаясь своего читателя. Хитромысл, похоже, был того же мнения. Его было почти не видно за этими стопками — маленького близорукого человечка с большими руками. Он показался Мегги похожим на крота, только волосы у него были седые.

— Ну, что я говорил? — Две книги слетели на пол, когда он быстрыми шагами пошел навстречу Сажеруку. — Он вернулся. А Белла не хотела верить. Видно, Белые Женщины нынче то и дело отпускают кого-нибудь обратно на землю!

Мужчины обнялись, а потом Хитромысл отступил на шаг и стал пристально разглядывать Сажерука. Цирюльник был стар, старше, чем Фенолио, но глаза у него были молодые, как у Фарида.

— Похоже, с тобой все в порядке, — удовлетворенно заметил он. — Кроме ноги. Что у тебя с ней? Повредил на мельнице? Вчера одну из моих лекарок вызывали в крепость, к двоим мужчинам, которых покусал огонь. Ей рассказали там странную историю о засаде и о рогатой кунице, изрыгающей пламя…

В крепость? Мегги невольно шагнула к цирюльнику.

— А пленных лекарка не видела? — перебила она. — Их, наверное, только что туда привезли, комедиантов, мужчин и женщин… Там мои отец и мать.

Хитромысл с сочувствием посмотрел на нее:

— Ты та девушка, о которой рассказывали люди Принца? Твой отец…

— Тот человек, которого принимают за Перепела, — закончил за него Сажерук. — Ты не слыхал, что там с ним и с другими пленными?

Хитромысл не успел еще ответить, как в комнату заглянула молоденькая девушка. Она испуганно посмотрела на чужих людей, а Мегги разглядывала так долго, что Хитромысл откашлялся и спросил:

— Чего тебе, Карла?

Девушка нервно облизывала бледные губы.

— Меня послали спросить, есть ли у нас трава очанка, — робко проговорила она.

— Есть, конечно. Ступай к Белле, она тебе выдаст, а нас оставь в покое.

Девушка поспешно кивнула и убежала, но дверь оставила открытой. Хитромысл вздохнул, закрыл ее и задвинул засов.

— О чем бишь мы? Ах да, пленные. Ими занимается тюремный цирюльник. Он, конечно, ничего не умеет, но кто бы еще выдержал там наверху? Он не лечит, а только оценивает последствия порок и палочного битья. К твоему отцу его, к счастью, не подпускают, а цирюльник, который пользует Змееглава, тоже, конечно, не станет марать руки о какого-то пленного. Поэтому лучшую мою лекарку каждый день вызывают в крепость его осматривать.

— Как отец себя чувствует? — Мегги старалась говорить не как маленькая девочка, которая вот-вот расплачется, но это у нее не очень получалось.

— Он опасно ранен, но это ты, наверное, и так знаешь?

Мегги кивнула. Ну вот, опять слезы, бегут и бегут, словно хотят вымыть из ее сердца все: тревогу, тоску, страх… Фарид обнял ее за плечи, но это только сильнее напомнило ей о Мо — обо всех тех годах, когда он защищал и поддерживал ее. А теперь ему плохо, а ее нет рядом.

— Он потерял много крови и очень слаб, но чувствует себя неплохо, гораздо лучше, чем мы докладываем Змееглаву. — Видно было, что Хитромыслу часто приходится говорить с людьми, тревожащимися за своих близких. — Моя лекарка посоветовала ему не подавать виду, что он поправляется, чтобы выиграть время. Так что сейчас тебе не о чем тревожиться.

У Мегги стало вдруг легко на сердце, совсем легко. «Все будет хорошо! — шепнуло что-то внутри нее, впервые с того дня, как Сажерук показал ей записку Резы. — Все будет хорошо». Она смущенно утерла слезы.

— Оружие, которым ранен твой отец… Моя лекарка говорит, что это должна быть страшная вещь, — продолжал Хитромысл. — Надеюсь, это не какое-нибудь дьявольское изобретение, над которым тайно работают кузнецы Змееглава!

— Нет, это оружие сделано совсем в другом месте, — сказал Сажерук.

«Оттуда ничего хорошего не приходит», — было написано у него на лице, но Мегги не хотелось сейчас думать о том, каких бед могло наделать ружье в этом мире. Все ее мысли были сосредоточены на Мо.

— Моему отцу, — сказала она Хитромыслу, — очень понравилась бы эта комната. Он любит книги, а у вас они замечательные. Правда, он, наверное, сказал бы вам, что некоторые из них нужно заново переплести и что вон тот томик не проживет долго, если вы не сделаете что-нибудь с жучками, которые его едят.

Хитромысл взял в руки книгу, на которую показывала Мегги, и погладил страницы точно так же, как это всегда делал Мо.

— Перепел любит книги? — спросил он. — Необычное пристрастие для разбойника.

— Он не разбойник, — сказала Мегги. — Он врач, как и вы, только лечит не людей, а книги.

— Правда? Значит, Змееглав действительно схватил не того человека? Тогда, выходит, неправда и то, что рассказывают о твоем отце — будто он убил Каприкорна.

— Нет, это как раз правда. — Сажерук посмотрел в окно, словно видел за ним площадь в деревне Каприкорна. — И единственное оружие, которое ему понадобилось для этого, был его голос. Надо тебе как-нибудь послушать, как он или его дочь читают вслух. Поверь, ты после этого посмотришь на свои книги другими глазами. Может быть, ты навесишь на них замки.

— Правда? — Хитромысл посмотрел на Мегги с таким интересом, словно хотел узнать побольше о смерти Каприкорна, но тут в дверь постучали.

На этот раз за ней раздался мужской голос:

— Вы идете, учитель? Мы все приготовили, но лучше, если резать будете вы.

Мегги заметила, как побледнел Фарид.

— Сейчас приду! — откликнулся Хитромысл. — Иди вперед, я тебя догоню. Надеюсь, я смогу однажды приветствовать в этой комнате твоего отца. — Ты права: моим книгам нужен врач. Есть у Черного Принца план, как спасти пленных? — Он вопросительно посмотрел на Сажерука.

— Нет. Не думаю. А о других пленных ты что-нибудь слышал? Там среди них мать Мегги.

Мегги кольнуло, что не она, а Сажерук спрашивает о Резе.

— Нет, о других я ничего не знаю, — ответил Хитромысл. — А сейчас прошу меня извинить. Белла вам, конечно, уже сказала, что лучше вам оставаться в этой части дома: Змееглав тратит все больше серебра на шпионов. От них теперь нигде не укрыться, даже здесь.

— Знаю.

Сажерук взял в руки одну из книг, лежавших у цирюльника на столе. Это был травник. Мегги представила себе, с каким вожделением воззрилась бы на него Элинор. А Мо провел бы пальцем по нарисованным листьям, как будто пытаясь почувствовать кисть, так тонко изобразившую их на бумаге. А Сажерук, о чем думал он? О травах на грядках Роксаны?

— Поверь, я не явился бы сюда, если бы не то, что произошло на мельнице, — сказал он. — На этот дом мне совсем не хочется навлекать опасность, и мы сегодня же уйдем отсюда.

Но Хитромысл об этом и слышать не хотел.

— Ну вот еще! Вы останетесь здесь, пока не заживет твоя нога и пальцы юноши, — сказал он. — Ты прекрасно знаешь, как я рад твоему приходу. А еще я очень рад видеть этого юношу рядом с тобой. У Сажерука никогда еще не было ученика, понимаешь? — сказал он Фариду. — Я ему всегда говорил, что свое искусство нужно передавать молодым, но он и слышать об этом не хотел. А я свое передаю многим и поэтому вынужден сейчас вас оставить. Я должен показать ученику, как отрезают ногу, не убив человека, которому она принадлежит.