Неугомонный - Хеннинг Манкелль

Выехав из Засница, он завернул на автостоянку, сменил рубашку, надел шорты и сандалии. На мгновение радостно подумал, что может остановиться где захочет, жить где захочет, обедать где захочет. Вот так выглядит свобода — при этой высокопарной мысли он улыбнулся. Пожилой полицейский бродяжит, отпустил себя на волю.

Уже неподалеку от Берлина, в Ораниенбурге, он прикинул, не заночевать ли здесь. Несколько времени искал подходящую гостиницу и под конец выбрал «Кронхоф», располагавшийся на окраине города. За стойкой администратора сидел пожилой пышноусый мужчина. Когда он понял, что Валландер швед, то сообщил, что частенько подумывает купить летний домик где-нибудь в шведских лесах. Может, господин Валландер посоветует подходящее местечко?

— Смоланд, — сказал Валландер. — В тамошних лесах полно пустующих домов, которые ждут новых хозяев.

Ему предоставили угловой номер на третьем этаже. Просторный, но слишком заставленный тяжелой темной мебелью. Однако Валландер остался доволен. Поселился он на верхнем этаже, значит, ночью никто не будет топать над головой. Натянув длинные брюки, он часок-другой побродил по городу, выпил кофе, зашел в антикварный магазин, потом вернулся в «Кронхоф». Было пять часов. Он проголодался, но решил повременить с ужином. Лег на кровать с журналом кроссвордов. Разгадал несколько слов и заснул. Проснулся в половине восьмого. Спустился в ресторан, сел за столик в углу. Народу в зале было мало, вечер только начинался. Официантка, чем-то напомнившая ему Фанни Кларстрём, принесла меню. Он съел венский шницель, запивая его вином. Посетителей прибывало, большинство как будто бы знали друг друга. На десерт Валландер заказал шоколадный крем, хотя прекрасно понимал, что не стоит есть такое сладкое блюдо. Выпил еще бокал вина и заметил, что пьянеет. По крайней мере, при мне нет оружия, которое можно забыть, подумал он. Здесь меня наутро не ждет встреча с возмущенным Мартинссоном.

В девять он расплатился, поднялся в номер, разделся и лег в постель. Но заснуть не мог. Вдруг почувствовал, что взвинчен и места себе не находит. Приятное ощущение от одинокой трапезы исчезло. В конце концов он оставил попытки заснуть, снова оделся и вернулся в ресторан. Точнее, в бар. Несколько пожилых мужчин пили у стойки пиво. Столики пустые, кроме одного, совсем рядом с ним. Там сидела женщина лет сорока. Потягивала белое вино, набивая на мобильнике сообщение. Она улыбнулась Валландеру. Он улыбнулся в ответ. Оба приподняли бокалы. Она продолжала возиться с телефоном. Валландер заказал еще бокал вина себе, а заодно — бокал для соседки. Она поблагодарила, убрала телефон и пересела за его столик. На своем скверном английском он сказал, что он швед, здесь проездом в Берлин. А поскольку не знал, как по-английски произносится Курт, назвался Джеймсом.

— Это шведское имя? — спросила она.

— Моя мать была родом из Ирландии, — ответил он.

Усмехнувшись собственному вранью, он спросил, как зовут ее. Изабель, ответила она. Сообщила, что через год-другой Берлин проглотит Ораниенбург. Валландер сидел, смотрел на ее лицо. Вид изможденный, усталый, макияж чересчур яркий. Он вдруг подумал, уж не профессионалка ли она, выбравшая этот бар в качестве охотничьих угодий. Одета, правда, отнюдь не вызывающе. К тому же я вовсе не занимаюсь отловом проституток.

Кто она, эта Изабель, которую он угощает белым вином? По ее словам, она художница-флористка, одинокая, имеет взрослых детей и живет в квартире, sehr schön,[32] в доходном доме неподалеку от парка, она попыталась объяснить, где это. Но Валландера не интересовали ни парки, ни дороги, он начал испытывать тягу к этой женщине, уже мог представить ее себе обнаженной в своем гостиничном номере, куда собирался ее отвести. Она была пьяна, это он заметил, как заметил и что ему самому больше пить не стоит. Время близилось к полуночи, бар опустел, бармен окликнул их из-за стойки, спросил, не желают ли они напоследок заказать еще. Валландер попросил счет и тут же добавил, что мог бы угостить ее еще бокальчиком у себя в номере. Впервые за весь вечер он вообще упомянул, что живет здесь, в гостинице. Она вроде бы не удивилась, вероятно, уже знала об этом. Может, между портье и баром существуют какие-то незримые каналы связи? Задумываться он не стал, оплатил счет, дал чересчур щедрые чаевые и мимо пустой стойки портье провел ее к себе в номер. Только закрыв дверь, он сообщил ей печальную правду, что угостить ее ему нечем. Мини-бара в шкафах не нашлось, такой роскоши в этой гостинице не предусмотрено, как и обслуживания в номерах. Однако она понимала, на что шла, вдруг обняла его, и он почувствовал неистовое желание, которое был абсолютно не в состоянии контролировать. Словом, они очутились в постели, он уже и не помнил, когда последний раз был с женщиной, и в этой Изабель пытался отыскать Байбу, Мону, да и других женщин, давным-давно забытых. Все произошло очень быстро, и она успела заснуть, когда Валландера вновь охватило желание. Разбудить ее он не сумел. А заниматься любовью со спящей и похрапывающей женщиной все-таки оказалось для него немыслимо. И он тоже заснул, засунув руку между ее потных бедер.

В этой позе он и проснулся на рассвете. Голова болела, во рту пересохло, и он решил немедля смыться из номера и от Изабель, которая спала рядом. Тихонько оделся, прекрасно понимая, что вообще-то за руль садиться не следует, но оставаться здесь никак нельзя. Взял сумку, спустился в холл, где на кушетке под старомодной доской с ключами спал молодой парень. Валландер окликнул его, парень проснулся, выписал счет, дал сдачу. Валландер положил на стойку ключ и купюру в десять евро.

— В номере спит женщина. Полагаю, этого достаточно и за нее тоже?

— Alles klar,[33] — сказал парень, зевнув.

Валландер поспешил к машине и поехал дальше, в Берлин. Но на ближайшей парковке остановился и устроился на заднем сиденье поспать. При мысли о случившемся ночью он испытывал огромное раскаяние. Пытался убедить себя, что ничего страшного не произошло. Так или иначе, денег она с него не взяла. И едва ли сочла его вконец отвратительным.

В девять утра он проснулся и продолжил путь в Берлин. Подъехав к придорожному мотелю, позвонил Джорджу Толботу. Тот держал под рукой карту и быстро сообразил, где Валландер находится.

— Буду примерно через час, — сказал он. — Погода хорошая. Посиди на воздухе.

— А как ты доберешься? Ты же вроде говорил, что у тебя нет водительских прав?

— Это я улажу.

Валландер взял бумажный стакан с кофе и сел в холодке возле ресторана. Интересно, Изабель уже проснулась? Наверно, удивилась, куда он подевался. Он почти ничего не помнил про их неуклюже-бурный и бесчувственный акт. Было ли это вообще? Он помнил лишь смутные обрывки, которые только повергали его в смущение.

Он взял еще кофе, заодно купил запечатанный в пластик бутерброд. На вкус будто тряпка, подумал он. С усилием проглотив половину, швырнул остаток голубям, клевавшим крошки на земле.

Минул час. Пока что никто не появился, не искал шведского комиссара полиции. Лишь еще через пятнадцать минут у мотеля затормозил черный «мерседес». С дипломатическими номерами. Валландер понял, что приехал Джордж Толбот. Из «мерседеса» вышел мужчина в белом костюме и темных очках. Осмотрелся и сразу заметил Валландера. Подошел, снял очки.

— Курт Валландер?

— Он самый.

Джордж Толбот был почти двухметрового роста, крепкого сложения, а пожатием наверняка задушил бы Валландера, если б стиснул ему не руку, а горло.

— Машин на дорогах больше, чем я рассчитывал. Извини за опоздание.

— Я последовал твоему совету. Наслаждался прекрасной погодой. И не думал о времени.

Джордж Толбот поднял руку, махнул в сторону «мерседеса» и незримого шофера. Машина уехала.

— Если мне нужна помощь, я ее получаю, — сказал он. — Едем?

Они сели в валландеровский «пежо». Толбот оказался живым GPS и без колебаний направил Валландера в густеющий транспортный поток. Через час с небольшим они остановились перед красивым доходным домом в районе Шёнеберг. Валландер подумал, что, наверно, этот дом один из немногих уцелевших в конце Второй мировой, когда Гитлер застрелился в своем бункере, а Красная армия с боями занимала квартал за кварталом. Толбот жил в шестикомнатной квартире на самом верхнем этаже. Валландеру он отвел просторную спальню, окна которой выходили на небольшой сквер.

— На несколько часов я оставлю тебя одного, — сказал Толбот. — Нужно сделать кой-какие дела.

— Конечно-конечно. Не беспокойся.

— Когда вернусь, все время будет в нашем распоряжении. Поблизости есть итальянский ресторан с превосходной кухней. И поговорить сможем. Как долго ты рассчитываешь остаться?

— Не очень долго. Вообще-то собирался завтра уехать домой.