100 великих узников - Надежда Ионина

Однако политический режим в Швеции в сравнении с «эрой свобод» стал более жестоким: широкие гражданские свободы во многом были урезаны, создана тайная полиция, и в дальнейшем противоречия между политикой короля и оппозицией стали углубляться. Под влиянием идей революционной Франции дворяне вновь потребовали для себя большего влияния. На риксдаге 1786 года оппозиция оказалась в большинстве, ограничила предназначенные для короля субсидии и отвергла многие его предложения. По разным причинам шведское дворянство в значительной своей части так и не примирилось с королем. Старые аристократы не могли простить Густаву III попрания дворянских привилегий, молодое поколение дворян ненавидело самодержавие как таковое. Более решительные даже начали готовить покушение на Густава III.

Душой заговора стал отставной генерал-майор Карл Фридрик Пеклен – один из бывших вождей «младших колпаков». Это был человек умный, бесстрашный и энергичный, принесший, несмотря на свои 72 года, в кружок молодых офицеров-антироялистов дух «эры свобод». Убить короля взялся бывший капитан лейб-гвардии Якоб Юхан Анкарстрем, считавший себя лично оскорбленным Густавом III. Смерть короля должна была стать сигналом к выступлению вооруженных отрядов дворян и бюргеров. Несколько раз заговорщики приходили в Королевскую оперу вооруженными, но подходящего случая долго не предоставлялось…

В пятницу 11 марта 1792 года в шведской столице царило особое оживление, так как вечером в Королевской опере намечался бал-маскарад. К зданию беспрестанно подъезжали кареты с «пьеро» и «коломбинами», «халифами» и «одалисками», «пиратами» и «рабынями»… Вся молодежь Стокгольма стремилась попасть на этот вечер, где, в отличие от официальных балов, не было сословных различий.

К 11 часам вечера в Оперу приехал Густав III: здесь под апартаменты короля был отведен целый этаж. Когда король заканчивал ужинать, паж подал ему письмо, переданное каким-то таинственным незнакомцем. Анонимное послание было написано по-французски, и в нем сообщалось, что на короля готовится покушение[41]. Гофшталмейстер фон Эссен принялся уговаривать Густава III не спускаться в зал к танцующим. Или, по крайней мере, надеть панцирь под карнавальный костюм и выйти в сопровождении стражи, однако Густав III ни на одно из этих предложений не согласился…

В самый разгар бала к королю и его свите приблизился человек в маске и черном домино. Выхватив пистолет, он прицелился в спину Густава III, но тот неожиданно резко обернулся, рука неизвестного дрогнула, и весь заряд попал королю чуть выше бедра. В толпе кто-то закричал о пожаре, люди ринулись к выходам, и в образовавшейся неразберихе стрелявшему удалось скрыться. Однако большой паники не возникло, потому что музыка играла так громко, что не все услышали выстрел, а некоторые просто приняли его за карнавальную хлопушку.

Густаву III помогли добраться до кабинета и уложили на диван: король не терял присутствия духа и громким голосом отдавал приказания. Его осмотрели лейб-медики, и оказалось, что заряд состоял не только из пули, но также из дроби и ржавых обойных гвоздиков. Поначалу рана короля не внушала врачам серьезных опасений, и даже казалось, что он начал выздоравливать. Но через неделю состояние Густава III резко ухудшилось, а еще через неделю он скончался…

Расследование началось сразу же после рокового выстрела в Опере: был составлен список всех участников бала – аскарада, которые не смогли покинуть здание в первые минуты. Прибывшему в Оперу полицмейстеру передали два найденных пистолета (один из них был разряжен, другой – заряжен) и остро отточенный большой кухонный нож, на котором была специально сделана зазубрина. Полицмейстер приказал опросить всех оружейных дел мастеров, и один из них опознал пистолет, который недавно ремонтировал. Мастер назвал и имя заказчика – так в руках следствия оказался отставной гвардейский капитан Якоб Юхан Анкарстрем, который на допросе сознался, что стрелял в короля и настаивал, что покушение – дело его рук.

Однако в полиции сразу поняли, что Анкарстрем – только исполнитель, а нити тянутся к оппозиции королю в аристократических кругах. Следователи действовали четко и слаженно, и вскоре было арестовано несколько членов широко разветвленного заговора. Но после кончины Густава III расследование стало давать сбои, так как реальная власть в Швеции оказалась в руках герцога Карла. А он заявил, что «…клубок столь длинный и запутанный, что неизвестно можно ли найти в нем конец». Полицмейстеру приказали ограничиться репрессиями только против непосредственных исполнителей, и более того, многих заговорщиков, против которых было мало улик, вообще отпустили.

Я.Ю. Анкарстрема сначала выставили к позорному столбу и подвергли бичеванию, а потом приговорили к четвертованию и колесованию. Некоторых молодых офицеров суд тоже приговорил к смертной казни – с лишением дворянского звания, а генерала К.Ф. Пеклена – к пожизненному заключению в крепость, где он вскоре и умер. Однако четверо других главных заговорщиков (Хурн, Риббинг, Лильехурн и Эренсверд) после казни Анкарстрема, отсидев несколько месяцев в тюрьме, вышли на свободу и отправились в вечное изгнание…

По приговору конвента…

Французский король Людовик XVI был образцовым католиком, нежным мужем и отцом, в обращении с окружающими – добросердечен, хотя порой бывал и резким. С одной стороны, король свято чтил традиции и основополагающие принципы французской монархии, с другой – признавал необходимость проводить реформы и считаться с общественным мнением. Он желал покончить с распущенностью, царившей при его дворе, но не хотел прибегать к наказаниям, всецело уповая на силу личного примера. Людовик XVI каждый день бывал на мессе, регулярно исповедовался и причащался, но воспитателям не удалось до конца преодолеть в нем природную вялость и робость характера: король был излишне уступчив, легко и как-то равнодушно менял собственное мнение, будто заранее был уверен, что ни одно из них не имеет существенного значения…

Прощание Людовика XVI с семьей. Гравюра XVIII в.

За время своего правления Людовик XVI не провел ни одной реформы, которая способствовала бы обновлению и процветанию Франции. Он чувствовал, что в стране следует утвердить более добродетельные и справедливые отношения, но был благодетелем государства только в мечтах, а в реальности ему не хватало личной решимости, государственной мудрости, политической хватки и таланта подчинять людей своей воле… Он легко соглашался на реформы, а потом так же легко смирялся с их отменой; приглашал в министры самых передовых людей своего времени, а затем бесцеремонно отстранял их от дел. О реформах охотно и яростно спорили, королевские декреты то провозглашали, то отменяли нововведения, но ничего не менялось, хотя Франция в то время изнемогала от внутренних противоречий, и дела шли все хуже и хуже[42].

В целом же правление Людовика XVI было довольно безликим, и к 1787 году стало ясно, что действующие институты не способны вывести страну из кризиса. Правда, было созвано собрание нотаблей (представителей от всех сословий) для введения новых налогов и возложения части их на привилегированные классы, но попытка эта не имела успеха. В том же году и с теми же целями Людовик XVI созвал Генеральные штаты, но не смог найти общий язык с депутатами и приобрести их поддержку, да и не пытался. Происходящее в стране оставляло короля безучастным, но его равнодушие к событиям, в ходе которых решалась судьба монархии, отчасти можно объяснить тем, что в начале июня умер его старший сын, которому было 7 лет. Людовик XVI надолго замкнулся в своей скорби, не мог заниматься государственными делами, а между тем третье сословие требовало признания своих политических прав.

Неурожай 1788 года породил недостаток и дороговизну продовольственных товаров; взятие в июле 1789 года Бастилии, «муниципальная революция» в провинциях, жестокие крестьянские волнения… А в первых числах октября многотысячные толпы народа, главным образом женщин, и отряды Национальной гвардии отправились в Версаль. После долгих уговоров и колебаний король согласился принять «бунтовщиков и обещал утвердить декреты Учредительного собрания», отменявшие дворянские привилегии. Казалось, что противостояние миновало, но вскоре обстановка резко изменилась. Распространился слух, что захвачены кареты, на которых королевская семья собиралась бежать в Нормандию. Во всем винили королеву, и разгневанная толпа начала оскорблять и унижать Марию-Антуанетту. Смяв дворцовую охрану и убив нескольких гвардейцев, люди водрузили их головы на пики и ворвались в апартаменты французского монарха.

Воспользовавшись тайным ходом, Мария-Антуанетта покинула собственные покои и расположилась в комнатах короля, но через некоторое время разъяренная толпа повелела венценосной чете отправляться в Париж. В столице королевская семья и придворные разместились во дворце Тюильри, который был уже давно запущен и неудобен, на всех не хватило даже кроватей. Министры и придворные ссорились между собой из-за мебели, но со временем все кое-как разместились, хотя король жил в постоянном страхе за себя и своих близких. Он много времени уделял воспитанию детей, особенно сына, но такое размеренное существование не могло продолжаться долго. В ночь с 20 на 21 июня Людовик XVI, подстрекаемый королевой, решил бежать вместе с семьей из Парижа, чтобы добраться до Меца, где стояла армия генерала Буйе: предполагалось, что король встанет во главе войска и двинется на Париж. Однако почтовый служащий А. Друэ узнал переодетого короля, неосторожно высунувшегося из кареты, и отряды Национальной гвардии, и возвратили беглецов в столицу.