Инфекция - Андрей Лысиков

Солнце поднималось все выше, и становилось все жарче. Однако девушка чувствовала себя слишком уставшей, чтобы идти куда-то. Тень от тополя накрывала скамейку, создавая хоть какую-то защиту от зноя. Катя улеглась в тени, и сон смежил ее веки. Уже через минуту она мирно спала. Пробегавшая мимо собака остановилась неподалеку, принюхалась, а затем потрусила дальше. Впервые за последние пару дней она увидела живого человека и решила не тревожить его сон.

Антон очнулся и поднял голову, вглядываясь в темноту комнаты. Вокруг стояла пугающая тишина. Он вспомнил, что по-прежнему находится в своем кабинете. Вспомнил, как бессовестно напился, опрокинув в себя один за другим несколько стаканов чистого медицинского спирта. Вспомнил, что в кабинете на кушетке лежала мертвая медсестра. Вспомнил, что другую медсестру отправил на обход по палатам, но ее не было так долго, что он заснул, так ее и не дождавшись. У Ковалева было странное ощущение. Он бы с большим удовольствием чувствовал бы, как раскалывается на части его голова, чем ощущал едва ли не звенящую внутри нее пустоту. А может это звенела абсолютная тишина кабинета.

Он поднялся из-за стола и прошел к двери комнаты, нащупал на стене выключатель и включил свет. Как Антон правильно запомнил, медсестра действительно лежала на кушетке. Ковалев тихо, чтоб не потревожить покойную, вышел из кабинета и прикрыл за собой дверь. Звук его шагов гулко отдавался в пустынном коридоре больницы. Неподалеку, привалившись к стене, сидел один из санитаров. Он, как и медсестра в ординаторской, был мертв. Откуда-то из одной из палат доносился едва различимый в тишине клиники стон. Значит живые в больнице все-таки еще были. Однако Антон побоялся заходить в палату. Его внезапно захлестнула волна безотчетного ужаса. Эхо его шагов отражалось от стен и потолка, а врачу казалось, что это мертвый санитар встал с пола и идет за ним, протягивая к нему руки с хищным оскалом на лице. Потом ему казалось, что он и вправду различает звук шагов позади себя. Но он боялся оглянуться, боялся того, что может там увидеть. Ему уже казалось, что не один мертвый санитар, а все умершие в своих палатах пациенты следуют за ним по пятам, и глаза у всех светятся потусторонним зеленым светом. И бесполезно было внушать себе, что все это лишь выдумки, что за спиной у него никого нет и быть не может, что он один во всей клинике. Антон буквально спиной чувствовал на себе взгляд мертвых, жуткое ощущение рождалось где-то в районе затылка и по позвоночнику спускалось вниз к пояснице, постоянно его подталкивая, принуждая забыть обо всем, предаться панике и бежать без оглядки.

И вдруг врачу на плечо легла чья-то рука, и чей-то голос захрипел у него прямо над ухом:

— Помогите мне…

Последние остатки самообладания покинули Ковалева. Резко дернув плечом, сбросив руку, он, не оглядываясь, понесся вперед по коридору, а эхо преследовало его, многократно усиливая стук шагов. И ему казалось, что целая толпа преследует его, что мертвые уже близко, что сейчас они его схватят и утащат за собой в иной мир. Поэтому он побежал изо всех сил, пронесся через приемный покой, даже не отметив, что за стойкой администратора никого нет, и вылетел в прохладу летней ночи. Свежий воздух привел его в чувство, и Антон оглянулся. Приемный покой за стеклянной дверью был пуст, не считая нескольких тел, лежавших прямо на полу, где они, видимо, упали. Никто за ним не гнался, потому что гнаться было некому. Живых в клинике больше не осталось, а мертвые лежали там, где смерть их застала.

Перед входом стояла машина «скорой помощи». Подойдя чуть ближе, Антон увидел на месте водителя Михалыча, так и не выпустившего изо рта давно потухшую уже папиросу. Судя по едкой вони в машине, умер водитель уже не менее десяти часов назад, и все это время машина стояла на солнцепеке. Неудивительно, что разложение на жаре продвигалось быстрее.

— Сколько же я был в отключке? — чуть слышно проговорил себе под нос Антон.

По всему выходило, что он провел в беспамятстве не менее суток. Ведь когда он отключился, то по идее Михалыч и Ракитин были еще живы. А теперь труп водителя таращился куда-то в пустоту над плечом Антона. А Ракитин… Ковалев помнил, что главный врач отправился к себе в кабинет, находясь в плохом состоянии. Необходимо было проверить больницу, пройтись по палатам. Ведь где-то еще могли остаться живые люди…

Переведя взгляд на вход в клинику, Антон выбросил мысль о возвращении из головы. Ни за что он не вошел бы больше туда. Чтобы заново почувствовать весь этот липкий ужас, лишающий воли и забирающий остатки здравого смысла? Ну уж нет! Он спустился по ступенькам и в последний раз посмотрел на вход и различимый за стеклянными дверями приемный покой — там еще горел свет. Ковалев обернулся и посмотрел на уходящую прочь от клиники аллею парка — там было темно. Окинув еще раз напоследок здание больницы взглядом, в котором застыла тоска, Антон отвернулся и ушел в темноту больничного парка, чтобы больше никогда сюда не возвращаться.

Он шел по темной, неосвещенной аллее, а перед глазами возникали лица его знакомых и близких людей. Лица его отца, главного врача Ракитина, водителя Михалыча, дежурной медсестры Марины, врача Игоря, его сменщика, плыли перед ним в призрачном свете, появляясь то все вместе, то попеременно. Потом перед ним возникло лицо его давно погибшей девушки, а сразу после него перед глазами появился зыбкий образ Ольги, женщины, которая умерла практически у него на руках, как и ее маленькая дочка за несколько часов до нее. В лунном свете глаза его заблестели от слез. Он оплакивал всех, кто за последние дни умер у него перед глазами. Антон упал на колени и в бессильной ярости закричал, обратив лицо к небу. Каким же жестоким должен был быть бог, чтоб допустить смерти практически всех близких, а его при этом оставить в живых. Ему показалось, что крик долго еще висел в воздухе, хотя он уже перестал кричать.

Антон поднялся на ноги и медленно пошел в сторону дома. Сейчас у него осталось одно-единственное желание: собрать вещи и уйти куда глаза глядят, и никогда сюда не возвращаться.

Силуэт врача удалялся все дальше и дальше и вскоре растаял в предрассветной темноте. Над клиникой повисла тишина.

Егор проснулся и подскочил на кровати, словно подброшенный вверх неизвестной силой. Он как последний болван забыл, что теперь был не один, что рядом теперь был ребенок, за которым он должен был приглядывать. Он зашнуровал кроссовки и стремглав кинулся вверх по лестнице. Кровать, в которой он накануне оставил Дашу, была пуста. Чуть ли не скатываясь кубарем по лестнице и ругая себя последними словами, Егор вылетел во двор и остановился как вкопанный. Девочка спокойно стояла перед цветочной клумбой его бабушки и, заложив ручки за спину, с вниманием искусствоведа в музее и с похожим выражением лица, смотрела на цветы. Это выглядело столь комично, что Егор едва не расхохотался в полный голос, несмотря на то, что еще несколько секунд назад он едва не сошел с ума, обнаружив, что девочка пропала. Чтобы сдержать смех ему пришлось напомнить себе, что Дарья потеряла маму и дедушку, а он сам лишился родной бабушки, да и вообще весь мир, похоже, катился в преисподнюю.