Танец для двоих - Виктория Клейтон

Тиффани отложила в сторону конусообразный абажур. Абажур получился очень ярким. Раньше я сказала бы, что он лилово-оранжевый, но я недавно закончила читать книгу о пигментах в масляных красках и теперь знала, что это фиолетовый кобальт и неаполитанский желтый. Я искренне восхищалась оригинальностью дизайна — мне никогда не приходилось видеть ничего подобного.

— Это моя первая работа на заказ. Я счастлива, что наконец-то мои поделки оценили. Недавно я познакомилась с парнем, который открыл галерею искусств в Чизике. Ему понравилась юбка, та самая, с блестящими полосками, украшенная медными побрякушками. Он предложил сделать что-то для новой коллекции современной домашней обстановки.

Тиффани довольно улыбнулась. Я с симпатией смотрела на ее широкое, покрытое веснушками лицо. Все, что касалось Тиффани, включая ее способность радоваться, поражало своим размахом.

— Я хотела бы прийти и посмотреть коллекцию, если ты пригласишь меня, — сказала я. — Возможно, я попрошу Пирса подвезти меня в Чизик. Пирс умолял пообедать с ним. В конце концов, я обещала подумать. Наверное, это нечестно — обнадеживать его. А что подумает Джереми?

— Должна признать, Виола, — промолвила Тиффани с мечтательным выражением лица, — ты проводишь время исключительно интересно.

— Это тебе! — произнес Джайлс торжественно, положив на стол передо мной небольшой прямоугольный предмет.

— Что это?

— Эта штука называется калькулятор, последняя модель. Калькулятор поможет в твоих расчетах. — Джайлс стал нажимать на кнопки с головокружительной скоростью.

— Боже, как здорово!

Мы играли с кнопками некоторое время, пока в офисе не появился Пирс. Он взглянул на нас с отвращением, словно пресвитерианский священник, который обнаружил, что его прихожане плетут венки из цветов, обвивают тела виноградной лозой и устраивают тайные оргии в честь Пана.

— Я хочу поработать! — заявил он многозначительно и швырнул портфель на стол.

Джайлс приподнял брови и посмотрел на меня. Я ответила взглядом, полным сожаления.

В течение часа мы работали в напряженном молчании. Наконец Пирс поднялся и собрал свои бумаги.

— Не думаю, что смогу оставаться в этой угрюмой атмосфере и дальше. Я ухожу на обед. Мне предстоит встретиться с людьми, общаться с которыми не так тягостно, как с вами.

Пирс вышел из офиса, громко хлопнув напоследок дверью.

Джайлс вздохнул:

— Ну как, получается?

— Я не моту до конца разобраться, — нахмурилась я. — Не может быть такая огромная сумма.

— Нажимай плюс после каждой следующей цифры! — Джайлс очередной раз объяснил мне, как следует пользоваться хитроумным прибором. Сегодня он представлял собой образец терпения и выдержки. — Кстати, как движется работа над эссе о Боттичелли?

— Неплохо, хоть и немного медленно. Я застряла на картине «Портрет молодого человека с медалью». Мне она не очень понравилась.

— Вероятно, тебе следует увидеть оригинал. Жаль только, что он находится в галерее Уффици во Флоренции. Но ты можешь взглянуть на «Портрет молодого человека» в Национальной галерее и написать о портретах Боттичелли в общих чертах. Ты сможешь написать о том, что Ренессанс вызвал интерес к отдельному человеку, к человеческой личности вообще. Обязательно полюбуйся эксклюзивной «Венерой и Марсом», если уж ты зайдешь в галерею. Кстати, какие у тебя планы на ленч?

— Думаю купить где-нибудь сандвич.

— Хочешь пообедать со мной? Посмотрим, что мне удастся вспомнить о Боттичелли. Я не вспоминал о нем со студенческих времен.

— Хочу ли я?! — Я наспех поправила прическу, провела пальцами по бровям и схватила сумку. — Я готова! — воскликнула я.

Мы прошлись пешком через Трафальгарскую площадь в направлении Стренда. Стоявшие вокруг площади дома раскалились от жары. Истекающие потом толпы туристов послушно вытягивали головы, чтобы разглядеть статую Нельсона, или толпились у прилавков, где продавался голубиный корм.

Ресторан, в который привел меня Джайлс, назывался «La Petite Sonnerie». В небольшом прохладном зале царил полумрак. Стоял замечательный, запах — лимона, свежеиспеченного хлеба и кофе. Молодая француженка официантка приветствовала нас со стыдливой почтительностью и указала столик возле окна. Она поставила на стол кувшин домашнего вина и плетеную корзинку с хлебом. Мы отламывали хлеб и запивали вином.

— Странно, почему нам не принесли меню? — спросила я, когда официантка подала первое блюдо. На первое была молодая хрустящая редиска, розовая снаружи и жемчужно-белая внутри. С редиской подали золотистое сливочное масло. — Обедать без меню гораздо интересней. Кроме того, это избавляет от тягостных раздумий — правильный ли ты сделала выбор!

— Думаю, что повара приготовят тебе все, что пожелаешь. Я просто хочу попробовать то, что ест эта семья. Это семейный ресторан: бабушка — шеф-повар, дочь ведет бухгалтерию, а внучки работают официантками и помогают на кухне. Я прихожу сюда всегда, когда у меня обед с клиентами.

— Замечательно! — Я оглянулась вокруг. В зале стояло восемь столов. Все столы были покрыты белыми скатертями с синей каймой. Зал был почти полон. Мы оказались единственными англичанами в ресторане. Стены были выкрашены в темно-зеленый цвет и украшены картинами с деревенскими пейзажами. Между картинами теснились керамические тарелки, расписанные цветами. — Я никогда не была во французской глубинке. Мы ездили только в Ниццу и Монте-Карло. Там все было по-другому. Я никогда не видела таких превосходных пейзажей.

Джайлс попросил меня рассказать ему о Монако. Пока мы беседовали, девочка-официантка принесла следующее блюдо. В тарелках лежала нежно-розовая сочная рыба, с гарниром из молодого картофеля, политая ароматным соусом. Джайлс сказал, что рыба называется таймень, а соус — beurre blanc[50].

— Как вкусно! Сколько мне еще предстоит выучить. Удивительно, как тебе удается столько всего знать? Откуда ты знаешь, что это не форель и не лосось, а таймень, и где ты выучил название соуса?

— Все это написано мелом на доске у тебя за спиной.

— Хм… Хорошо. Но ты знаешь столько всего о еде. В Инскип-парке я дала себе клятву, что обязательно научусь готовить. К сожалению, я так увлеклась курсом живописи, что забыла об этом.

Джайлс выглядел довольным — ему льстил мой энтузиазм. Хозяйка ресторана вышла из кухни и направилась прямо к нашему столику. Она спросила Джайлса, как ему понравилась еда. Мадам была маленького роста, со сморщенным, как сушеная фига, лицом, но в ее осанке чувствовалась царственная величавость. Джайлс обратился к ней, как мне показалось, на превосходном французском. Мой же французский ограничивался школьной программой. Когда Джайлс указал на меня и сказал, как мне понравилась еда, я едва смогла пробормотать: «Tray, tray bonne, Madame!» [51] Мое лицо стало красного, как мантия епископа, цвета. Хозяйка очень быстро прокудахтала что-то в ответ, сказала несколько слов Джайлсу и удалилась на кухню.