Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 13 - Вальтер Скотт

— Мы не имеем права спрашивать, — сказал герцог Хилдеброд, — шотландец он, француз или англичанин; он честно заплатил свою дань и имеет право на нашу защиту.

— Я не согласен с этим, могущественнейший герцог, — возразил пастор. — Я не задаю ему вопросов. Его речь выдает его — он галилеянин, и пусть внесенная им дань будет платой за его дерзкое вторжение в наше королевство. Я призываю тебя, сэр герцог, применить против него наши законы!

Здесь студент встал и собрался прервать совещание суда, но герцог торжественно заверил его, что Совет предоставит ему возможность выступить в защиту своего друга, как только закончит свое заседание.

Затем поднялся адвокат и, объявив, что будет говорить с точки зрения закона, сказал:

— Нетрудно видеть, что этого джентльмена привело сюда не какое-нибудь гражданское дело, и я думаю, что это та самая история, которую мы уже слышали, а именно удар шпагой, нанесенный в пределах королевского парка, и наше убежище не может приютить человека, совершившего такое преступление; старый чудак, наш начальник, пришлет к нам такую метлу, которая выметет все улицы Эльзаса от Стрэнда до пристани; простое благоразумие заставляет нас подумать о том, какое несчастье мы можем навлечь на нашу республику, дав приют чужестранцу при таких обстоятельствах.

Капитан, с трудом сдерживавший нетерпение во время этих высказываний, вскочил с места со стремительностью пробки, вылетающей из бутылки игристого пива, крутя усы с воинственным видом, бросил презрительный взгляд на юриста и священника и выразил свое мнение следующим образом:

— Благороднейший герцог Хилдеброд! Когда я слышу такие низкие, мошеннические и трусливые предложения от советников вашей светлости и когда я вспоминаю забияк, буянов и головорезов, которые в подобных случаях давали советы предкам и предшественникам вашей светлости, мне начинает казаться, что боевой дух Эльзаса так же мертв, как моя старая бабушка; и тем не менее тот, кто так думает, заблуждается, ибо в Уайтфрайерсе найдется достаточно молодцов, чтобы защитить наши вольности от всех метельщиков Уэстминстера. И если даже мы потерпим поражение, черт побери, неужели мы не успеем отправить этого джентльмена по реке в Парижский сад или в Бэнксайд? И если он благородный кавалер, неужели он не вознаградит нас за все наши хлопоты? Пусть другие живут по закону; а я скажу, что мы, веселые ребята с Флита, живем вопреки закону и процветаем, когда не признаем никаких подписей и печатей, никаких приказов и предписаний, никаких адвокатов и шерифов, судебных исполнителей и приставов.

Его речь была встречена одобрительным гулом, и Лоустоф, вмешавшись в разговор, пока еще не замерли благожелательные возгласы, напомнил герцогу и его советникам, что безопасность их государства в немалой степени зависит от дружбы обитателей Темпла, которые, закрыв свои ворота, могли бы по желанию отрезать для эльзасцев сообщение между Уайтфрайерсом и Темплом, и что, смотря по тому, как они будут вести себя в этом деле, они могут сохранить или потерять те преимущества, которыми пользуются благодаря его влиянию в своей собственной корпорации, как им известно — весьма значительному.

— Что же касается того, что мой друг — шотландец и чужеземец, как заметили его преподобие и учены юрист, вы должны принять во внимание, — сказал Лоустоф, — из-за чего его ищут здесь: из-за того, что он нанес удар шпагой, но не англичанину, а одному из своих соотечественников. А по моему простому разумению, — продолжал он, одновременно коснувшись руки лорда Гленварлоха, чтобы дать ему понять, что он шутит, — если бы все шотландцы в Лондоне подрались между собой, как уэльские боевые петухи, и перебили бы друг друга, то оставшийся в живых, по моему скромному мнению, мог бы рассчитывать на нашу благодарность за неоценимую услугу, которую он оказал бы бедной старой Англии.

Взрыв хохота и одобрительные возгласы были ответом на эту искусную защиту чужеземца; и студент подкрепил свое ходатайство следующим существенным предложением:

— Мне хорошо известно, — сказал он, — что у отцов этой старой и почтенной республики существует обычай основательно и зрело обсуждать все свои действия, запивая эти рассуждения соответствующим количеством вина; и я далек от того, чтобы предлагать нарушение столь похвального обычая или утверждать, что такое важное дело можно справедливо решить за жалким галлоном рейнского вина. Но так как для этого почтенного Совета все равно, сначала выпить, а потом решить это дело или сначала решить это дело, а потом выпить, я предлагаю, чтобы ваша светлость, посоветовавшись со своими мудрыми и могущественными сенаторами, издали указ, предоставляющий моему благородному другу привилегии, присущие этому месту, и определяющий ему жилище в соответствии с вашими мудрыми порядками, в которое он мог бы сейчас же удалиться, ибо он утомлен всем пережитым за сегодняшний день; после чего я поставлю вам бочонок рейнского вина с соответствующим количеством бычьих языков и маринованных сельдей, чтобы вы веселились, как на празднике святого Георгия.

Эта речь была встречена громкими возгласами одобрения, в которых совершенно утонули бы голоса инакомыслящих, если бы среди членов эльзасского сената нашлись люди, способные устоять против столь заманчивого предложения. Возгласы «доброе сердце!», «благородный джентльмен!», «щедрый кавалер!» летали из уст в уста; церемония занесения имени просителя в большую книгу была поспешно завершена, и почтенный дож привел его к присяге. Подобно двенадцати заповедям на скрижалях древних кимвро-бриттов и других первобытных народов, она была составлена в стихах и звучала так:

Затычкой и бочкой,Ножом и ребромКлянись нам, что хочешьБыть с нами во всем.За все наше Братство,За девичьи глазки,Обязан ты драться,Как рыцарь Подвязки. [119]

Найджел не мог скрыть своего отвращения, участвуя в этом ритуале; но когда студент напомнил ему, что он зашел слишком далеко, чтобы отступать, он повторил, или, вернее, молча выслушал, слова присяги, произнесенные герцогом Хилдебродом, который закончил церемонию тем, что предоставил ему право убежища, прочитав следующие установленные обычаем вирши:

Не бойся гвардейскихПлюмажей и дажеШерифов, судейских,Констеблей и стражи.Пусть пристав грозится —Ты властью моейОгражден от полицииИ от судей.Пример бериС Задорных Парней:Врут тебе — сам ври,Бьют тебя — сам бей!Ты волен ругаться,Щеголять, напиваться,Под забором валятьсяИ как можно смелейС ножом обращатьсяРади бабы своей.Разрешаю зимойТеплый плащ вспоминать,Бренди пить и курить,Летом — голым гулять.Не давайся в обиду,С толком дни проводи,Нож носи не для виду,С полной флягой ходи!Божись и живиНа любые доходы —Вот сущностьДарованной мною свободы! [120]

После чтения присяги разгорелся спор из-за того, кто должен предоставить жилище новому собрату по убежищу, ибо, так как эльзасцы придерживались в своей республике изречения, согласно которому от ослиного молока жиреют, обитатели Уайтфрайерса наперебой старались заполучить нового члена их общества в качестве постояльца, чтобы, как было принято говорить, вести его хозяйство.