Юрий Долгорукий - Алексей Карпов

Но еще прежде, чем черниговские союзники соединились с Юрием, в его жизни случилось очередное несчастье. 6 апреля, в Великую пятницу — день воспоминаний о Страстях Господних и самого строгого поста, на рассвете, в Переяславле умер его старший сын Ростислав[78]. На похороны князя из Городца Остерского приехали его братья — Андрей, Глеб и Мстислав. Им и суждено было отдать князю последние почести и похоронить его в соборной церкви Святого Михаила, рядом с его дядьями Андреем и Святославом.

КИЕВСКИЕ ДУУМВИРЫ

Заняв Киев, Изяслав Мстиславич осуществил наконец ту политическую комбинацию, о которой договорился с дядей Вячеславом еще летом 1150 года. Провозглашение Вячеслава киевским князем должно было лишить Юрия законных прав на киевский стол.

«В лето 6659 (1151) уведе (въведе. — А.К.) Изяслав стрыя своего и отца своего Вячьслава у Киев, — сообщает Киевская летопись. — Вячьслав же уеха (въеха. — А.К.) в Киев и еха к Святее Софьи, и седе на столе деда своего и отца своего»{239}.[79]

Условия, на которых Вячеслав принял киевское княжение, были заранее оговорены князьями. Уже на следующий день Вячеслав воззвал к племяннику и сам, по доброй воле, предложил ему принять на себя всю полноту реальной власти, признавая, что ему эта власть не под силу. «Сыну! — приводит его слова летописец. — Бог ти помози, оже на мене еси честь возложил, акы на своем отци. А яз есмь уже стар, а всих рядов не могу уже рядити, но будеве оба [в] Киеве. Аче нам будет который ряд — или хрестьяных, или поганых — а идеве оба по месту. А дружина моя и полк мои, а то буди обою нама. Ты же ряди: аче кде нам будеть мочно обеима ехати, а оба едеве; пакы ли, а ты езди с моим полком и с своим». Изяслав отвечал в соответствии с этикетом — как и подобает младшему князю отвечать старшему: «с великою радостью и с великою честью поклонися отцю своему и рече: “Отце, кланяю ти ся, како есве рекла, тако же нам и дай Бог быти по месту доколе же и жива будеве”».

Оба князя обосновались в Киеве: один в самом центре города, на «Ярославле дворе» (Вячеслав), другой — в пригородной княжеской резиденции «на Угорском» (Изяслав).

Из приведенного в летописи послания князя Изяслава Мстиславича брату Ростиславу Смоленскому следует, что именно Ростислав был инициатром этой политической комбинации. «Ты ми еси, брате, много понуживал, якоже положи™ честь на стрыи своем и на отци своем, — писал Изяслав. — Се же ныне Бог привел мя в Рускую землю, и добыл есм стрыя своего и твоего Киеве тебе деля и всея деля Рускыя земля». Ростислав, как и брат, с готовностью признал Вячеслава в качестве «отца». Тот, в свою очередь, признал смоленского князя «сыном» — еще одним, наряду с Изяславом: «А яз, сыну, тобе… молвлю, како мне сын брат твои Изяслав, тако ми ты».

Так был найден способ противостоять притязаниям Юрия Долгорукого. Это был первый киевский «дуумвират» (так, по аналогии с Древним Римом, назвали эту форму правления исследователи{240}) — первый, но далеко не последний. Изяслав поступился своими «отчинными» правами на Киев, декларативно отказался от тех принципов, которые были положены в основу завещания его деда Владимира Мономаха и отца Мстислава Великого, то есть признал — пускай и формально, на словах — тот самый принцип «стареишинства», на котором основывал свои притязания на Киев Юрий Долгорукий. Исследователи справедливо говорят об очевидном компромиссе, совмещении в первом киевском «дуумвирате» обеих политических доктрин, выработанных общественной мыслью Руси к середине XII века{241}. Но это совмещение имело совершенно конкретную, сиюминутную политическую цель: взяв на вооружение тот принцип, который отстаивал Юрий, Изяслав сумел нанести своему дяде самое серьезное поражение, обезоружить его. «Старейшинство», которого так добивался Юрий, было по существу отделено от реальной власти, превратилось в ширму, завесу, прикрытие — то есть полностью обесценилось. И надо сказать, что найденная Изяславом формула разделения власти позднее будет воспринята и другими русскими князьями, которые в целях более прочного овладения великокняжеским престолом точно так же станут разделять реальную и декларативную власть над Киевом или же власть над Киевом и остальной территорией Киевского государства.

Это имело далеко идущие последствия для судеб всего Древнерусского государства. Удерживать стольный город Руси силой одного князя оказывалось теперь чаще всего невозможно. А значит, роль Киева как политического центра Руси и роль номинального киевского князя как главы всех русских князей неизбежно падали. Казавшиеся прежде незыблемыми законные права на киевский стол явно отделялись от реальной власти, становились фикцией. И точно такой же фикцией, своего рода декорацией постепенно будет становиться и сам стольный град Киев. Правда, для того чтобы понять это, потребуются время и опыт дальнейшей борьбы за киевский престол, в которой примут участие не только сам Юрий Долгорукий, но и его сыновья. Старший из них, князь Андрей Юрьевич Боголюбский, и окажется первым князем, демонстративно отказавшимся занять Киев после овладения им и посадившим сюда своего подручного, младшего князя, — брата Глеба…

Уже на следующий день после вступления в Киев Вячеслав и Изяслав — каждый от своего имени — щедро вознаградили за службу союзников венгров. Вячеслав пригласил к себе на «Ярославль двор» и самого Изяслава, и всех киевлян, «и Королевых мужей» венгров со всей их дружиной. «И пребыша у величи любви Вячьслав [и] Изяслав, — сообщает летописец, — велику честь створиста утром: Вячеслав же от себе, а Изяслав же от себе, и дарми многыми одариста и, и съсуды, и порты, и комонми, и паволоками, и всякими дарми».

Затем венгры с почестями были отпущены домой. Вместе с ними к королю Гезе отправился князь Мстислав Изяславич. Сын Изяслава должен был передать королю слова самой искренней благодарности от всех русских князей, а также обещание в случае надобности оказать королю такую же помощь со своей стороны. Но тут же, подтверждая прежний договор о дружбе, князья вновь просили короля о помощи против Юрия: «…Самого тебе не зовем, зане же царь ти ратен. Но пусти на помочь любо таку же, пакы [ли], а силнеишю того пусти на[м] с братом [своим] Мстиславом… зане же Гюргии есть силен, а Давыдовичи и Олговичи с ним суть, аче и половци дикеи с ним»,

Изяслав просил прислать помощь уже весной («ныне же, брате, сее весны помози на[м]»); если же войны с Юрием удастся избежать, то он обещал сам «с своими полкы» прийти королю на помощь и принять участие в его войне с императором Мануилом. «А все ти скажють твои мужи и брат твои Мьстислав, како ны Бог помогл», — писал князь в заключение.