Бомба в Эшворд-холле - Энн Перри

Телман стоял спиной к двери. Никто во всем доме не знал, чем они занимаются. Они сами принесли тело, удостоверившись, что никто из слуг не может их увидеть. По счастью, большинство из них уже легли спать. Если бы до горничных и лакеев дошел хоть крошечный слушок, что в прачечной вскрывают мертвое тело, среди них распространились бы всякие чудовищные байки и Эшворд-холл остался бы совсем без слуг.

Было уже половина двенадцатого.

– Вы не поддержите это? – спросил Пирс, указывая на грудину, которую он разрезал кухонным ножом миссис Уильямс.

Питт подчинился. Ему казалось кощунственным вот так грубо касаться человеческого тела, и он успокаивал себя только тем, что этот человек уже ничего не чувствует. Однако процесс вскрытия все равно казался ему непозволительным вторжением в нечто сугубо личное.

Прошло еще десять минут. Все молчали. Слышно было только шипенье газа в лампах. Во всем доме стояла непробудная тишина, словно в десятках комнат не было ни души.

– В легких воды нет, – сказал наконец студент-медик, взглянув вверх. – Он не утонул.

– Его убил удар по голове?

Пирс ничего не ответил. Он вновь закрыл грудину, насколько это было в его возможностях, вытер кровь с рук, а затем с помощью Питта перевернул тело и занялся раной на шее.

Прошло еще двадцать минут.

– Нет, – сказал Гревилл-младший удивленно. – Кровотечения не было. Не было даже большого синяка, но вот здесь… перелом позвонков, – показал он на место ушиба. – И вот здесь.

Вид у него был ничего не понимающий.

– Он был убит… дважды… если вы понимаете, что я хочу сказать… – пробормотал он. – Сначала ему сломали шею, и это был очень мастерский удар, очень точный. Для этого нужно известное умение, даже искусство, и сила тоже, чтобы с одного удара сломать шею мужчине. И удар был единственный. Больше нигде нет следов ушиба и кровоподтеков.

Телман, вошедший в прачечную несколькими минутами раньше и остававшийся у двери, молча приблизился к скамье с телом. Вытаращив глаза, он сначала поглядел на Пирса, а потом – на своего начальника.

– Значит, кто-то ударил его по голове и столкнул под воду, – закончил будущий врач. – И у меня нет ни малейшего понятия зачем. Ведь это… безумие какое-то…

Вид у него был потрясенный.

– Вы уверены? – спросил Питт, внезапно воодушевляясь, хотя обстоятельства к этому никак не располагали. – Вы в этом абсолютно уверены?

Пирс заморгал.

– Да. Вы можете вызвать сюда настоящего дипломированного хирурга, чтобы он проверил мои действия, но я уверен. Однако почему все так случилось? Что это означает? Вы знаете, кто его убил?

– Нет, – у суперинтенданта перехватило горло, – нет… но я наверняка знаю, кто его не убивал.

– Сдается мне, это сделали двое, – вмешался Телман, пристально смотревший на распростертое безжизненное тело, лежащее на скамье. – Или, во всяком случае, двое собирались…

Томас стоял неподвижно и размышлял, можно ли возбудить дело против кого-то, кто ударил труп по голове и спустил его под воду. Какой это вид преступления? Осквернение мертвого тела? Будет ли суд связываться с таким делом? И хочет ли он, чтобы суд этим делом занялся?

– Сэр? – нарушил его раздумья Телман.

Суперинтендант встрепенулся:

– Да… Да, уберите здесь, пожалуйста, инспектор. У меня есть еще одно дело наверху… Полагаю, что есть. Спасибо.

Затем он взглянул на Пирса:

– Благодарю вас, мистер Гревилл. Я ценю и ваше мужество, и ваше искусство… очень высоко ценю. Пожалуйста, помогите отнести тело опять на ледник; и, ради бога, заприте дверь и проследите, чтобы нигде не осталось следов нашей деятельности. Спокойной ночи.

Питт направился к двери, открыл ее и снова пошел к центральной части дома, а потом поднялся по лестнице.

Глава 12

Когда он вошел в спальню, Шарлотта уже спала, но точно так же, как и она, вернувшись из Лондона, не смогла ждать до утра, чтобы рассказать мужу новости, так ему теперь необходимо было поделиться с ней новыми сведениями.

Томас будил ее не так осторожно и постепенно – ему было не до дипломатических любезностей. Войдя, он сразу зажег большую лампу и направил свет прямо на супругу.

– Шарлотта, – позвал Питт, не повышая голос.

Она что-то пробормотала насчет яркости света и медленно повернулась на другой бок, закрыв лицо одеялом.

– Шарлотта, – повторил Питт, подойдя и садясь на постель. Он почувствовал, что, пожалуй, слишком нетерпелив, но времени для более мягкого подхода у него не было. – Проснись. Мне надо поговорить с тобой.

Еще не проснувшись как следует, Шарлотта услышала, что его голос необычно настойчив. Она села, мигая и заслоняя от света глаза. Заплетенные в косы волосы расплелись и рассыпались у нее по плечам.

– Что такое? Что случилось? – Она уставилась на мужа, еще не ощущая тревоги, потому что его лицо не выражало ни малейшего страха. – Ты узнал, кто его убил?

– Нет, не узнал… но это не Джастина.

– Да нет же, это точно она. – Шарлотта хотя и мигала от яркого света, но уже проснулась и была полна любопытства. – Так по всему выходит. Почему она тогда была на лестничной площадке, переодетая в платье горничной? Ведь иначе во всем этом нет никакого смысла!

– Да, она вошла и ударила его по голове, а потом опустила тело под воду, – согласился Томас. – Но она его не убивала – к тому времени он был уже мертв.

Шарлотта непонимающе уставилась на него, решив, что ослышалась:

– Уже мертв? Ты уверен? Как ты об этом узнал?

– Да, я уверен, так сказал Пирс… – начал объяснять суперинтендант.

– Пирс? – Его жена села совершенно прямо. – Но если он об этом знал, то почему же не сказал раньше? – Лицо у нее омрачилось. – Томас, может быть, он знал, что это Джастина, и поэтому…

– Нет. – Питт был совершенно категоричен. – Нет, он не знал ничего заранее. Он просто предоставил мне доказательство…

– Какое доказательство? Что такое он узнал сейчас, чего не знал прежде?

Шарлотта задрожала от холода, потому что уже давно сбросила одеяло.

– Мы перенесли тело в прачечную и постарались провести кое-какое вскрытие… – сказал Томас. – Шарлотта, Джастина намеревалась убить Эйнсли Гревилла, но кто-то пробрался в ванную раньше ее и сломал ему шею – одним-единственным, очень искусным ударом… Это был кто-то знающий, как убивать, и, очевидно, занимавшийся этим и прежде.

Миссис Питт охватила еще более сильная дрожь, но она как будто забыла о том, что можно просто протянуть руку и накинуть на себя теплое одеяло.

– Ты говоришь об убийце, – прошептала она, – одном из здешних ирландцев?

– Да; другого мнения, по-моему, быть не может.

– Это Падрэг Дойл?

– Не знаю. Возможно.

– Юдора этого не переживет. – Шарлотта пристально посмотрела на супруга: – Томас…

– Что?

Суперинтендант думал, сейчас она скажет о жалости, о том, что он ни в чем не виноват и что не надо так сильно печалиться из-за миссис Гревилл. Но он ошибся.

– Ты должен быть готов к тому, что она уже знает об этом, – заявила миссис Питт.

Все в нем восставало против этой отвратительной – и страшной – мысли. Он не мог вообразить, что мягкость черт и грустный, словно раненый взгляд Юдоры – лишь маскировка для злобной, пусть и молчаливой, сообщницы по холодному, безнравственному политическому убийству.

Шарлотта глядела на него тоже с уязвленным и печальным видом. Только она страдала из-за мужа, а не из-за Юдоры.

– Миссис Гревилл очень близка с братом, – тихо продолжила она. – И она, как и все остальные гости, – ирландка, даже если и не похожа на них и уже двадцать лет живет в Англии. Тем не менее она может сохранять старую ненависть и иррациональное восприятие всей этой проблемы, которое заразило их всех.

Немного помолчав, Шарлотта ласково коснулась руки супруга:

– Томас, ты же их видел, ты слышал, как и о чем они спорят. Ты сам мог убедиться, что с ними происходит, едва они начинают говорить об Ирландии. Свобода одного воспринимается ими как угнетение и несчастье другого, как стремление украсть все, что его предки наработали в течение нескольких поколений и, что гораздо хуже, как утрата свободы вероисповедания. Националистическая независимая Ирландия будет римско-католическим государством. Законы будут установлены в пользу католиков, и верования отдельного человека в рассуждение приниматься не будут. Все книги будут цензурироваться согласно папскому индексу запрещенных книг. Очень многие действия будут преследоваться по закону. – Шарлотта потянула к себе одеяло и завернулась в него. – Мне это не нравится с тех самых пор, когда мой отец говорил, что мне можно читать, а что – нет. И я бы восстала против запретов папы римского: ко мне они не должны и не могут иметь отношения. Но в католической Ирландии некоторые книги будут вне закона. Если бы я росла там, то даже не знала бы об их существовании… Я знала бы только то, что считает необходимым знать церковь. Может быть, я даже не любила бы и не хотела бы читать… И я могла бы согласиться со всем этим… не по собственному выбору и желанию.