Сага о Форсайдах 2 - Джон Голсуори

- От китайского чая у меня бывает икота, дядя.

- Мы не гонимся за так называемой роскошью. Моя дуэнья готовит мне добрый старый дуврский чай крупной резки. Кроме того, будут домашние булочки с изюмом.

- Великолепно! Я пришла сообщить вам, что отдала свое юное сердце.

Эдриен вытаращил глаза.

- История действительно жуткая. Поэтому я, с вашего позволения, сниму шляпу.

- Снимай, что хочешь, дорогая, - разрешил Эдриен. - Но прежде всего выпьем чаю. Вот и он.

Пока она пила чай, Эдриен смотрел на нее со спокойной улыбкой, терявшейся где-то между усами и козлиной бородкой. После трагической истории с Ферзом Динни в еще большей степени, чем раньше, олицетворяла для него идеал племянницы. К тому же он заметил, что она в самом деле встревожена.

Затем Динни уселась в единственное кресло, откинула голову назад, вытянула ноги, сложила вместе кончики пальцев и показалась Эдриену такой воздушной, что он не удивился бы, если бы она улетела. Он с удовольствием остановил свой взгляд на шапке ее каштановых волос. Но по мере того, как девушка излагала ему свою историю, длинное лицо ее дяди вытягивалось все больше. Наконец она умолкла, но тут же попросила:

- Пожалуйста, дядя, не смотрите на меня так.

- А я смотрел?

- Да.

- Это не удивительно, Динни.

- Я хочу знать, как вы "отреагируете" (сейчас любят так выражаться) на поступок Уилфрида.

- Я лично? Никак. Я с ним не знаком и от суждений воздержусь.

- Я познакомлю вас, если вы ничего не имеете против.

Эдриен кивнул, и Динни прибавила:

- Можете сказать мне самое худшее. Что подумают и предпримут все остальные, кто его не знает?

- А как ты сама отреагировала, Динни?

- Я его знала.

- Всего неделю.

- И десять лет.

- Только не уверяй меня, что беглый взгляд и несколько слов, сказанных на свадьбе...

- Горчичное зерно, милый дядя! Кроме того, я прочла его поэму и по ней угадала, что он пережил. Он - неверующий. То, что с ним произошло, показалось ему просто чудовищной шуткой.

- Да, да, я читал его стихи. Скептицизм и культ красоты. Такой тип людей расцветает в результате долгих усилий нации, когда индивидуальность окончательно обесценена и государство отняло у нее все, что могло. Вот тут "я" и вылезает на первый план, посылая к черту И государство и моральные нормы. Я понимаю это, но... Ты ведь не бывала за границей, Динни?

- Нет, бывала. Правда, только в Италии, Париже и Пиренеях.

- Они в счет не идут. Ты никогда не бывала там, где Англии необходимо сохранять определенный престиж. В таких странах все англичане отвечают за одного и один за всех.

- Вряд ли он думал об этом в тот момент, дядя.

Эдриен взглянул на племянницу и покачал головой.

- Да, да, не думал, - настаивала Динни. - И слава богу, что не думал, иначе я никогда не увидела бы его. Разве человек обязан жертвовать собой во имя ложных ценностей?

- Не в том суть, дорогая. На Востоке, где религия до сих пор - все, переход в другую веру приобретает огромное значение. Ничто не роняет англичанина в глазах жителей Востока больше, чем отречение под пистолетом. Вот как стоял перед ним вопрос: "Настолько ли мне важно, какое мнение сложится о моей стране и моем народе, чтобы я предпочел скорее умереть, чем унизить их?"

Динни помолчала, затем возразила:

- Я совершенно уверена, что Уилфрид предпочел бы смерть унижению своей страны, если бы речь шла о чем-нибудь другом. Но он просто не мог допустить, чтобы восточное представление об англичанах зависело от того, христианин он или нет.

- Это особая статья. Он ведь не только отрекся от христианства. Он принял ислам, сменив один набор суеверий на другой.

- Неужели вы не понимаете, дядя, что вся эта история казалась ему чудовищной шуткой?

- Нет, дорогая, не понимаю.

Динни откинулась в кресле, и Эдриен нашел, что вид у нее совершенно измученный.

- Ну, если уж вы не понимаете, никто не поймет. Я хочу сказать - никто из нашего круга.

У Эдриена защемило под ложечкой.

- Динни, у тебя за плечами двухнедельное увлечение, а впереди - вся жизнь. Ты сказала, что он готов отказаться от тебя. Уважаю его за это. Не лучше ли порвать - если уж не ради себя самой, так хоть ради него?

Динни улыбнулась:

- Дядя, вы ведь прославились тем, что бросаете друзей в беде. И вы так мало знаете о любви! Ждали каких-нибудь восемнадцать лет? Вам не смешно себя слушать?

- Смешно, - согласился Эдриен. - Не стану отрицать, слово "дядя" переубедило меня. И если бы я твердо знал, что Дезерт будет так же верен тебе, как ты ему, я сказал бы: "Идите своей дорогой, и да поможет вам бог не упасть под крестной ношей".

- Тогда вы просто обязаны познакомиться с ним.

- Да. Но помни: я видел людей, которые были влюблены так безоглядно, что разводились через год после брака. Я знал человека, настолько упоенного своим медовым месяцем, что еще через два дня он завел любовницу.

- Наше поколение не отличается такой пылкостью, - возразила Динни. Я столько раз видела в кино такие поцелуи, что во мне давно возобладало духовное начало.

- Кто в курсе дела?

- Майкл и дядя Лоренс, может быть, тетя Эм. Не знаю, стоит ли рассказывать в Кондафорде.

- Разреши мне посоветоваться с Хилери. Он взглянет на вещи свежим глазом и уж, конечно, не с ортодоксальной точки зрения.

- Разумеется, я не возражаю против дяди Хилери.

Динни встала:

- Значит, я могу привести к вам Уилфрида? Эдриен кивнул; затем проводил племянницу, снова подошел к карте Монголии, и безлюдная Гоби показалась ему цветущим розовым садом в сравнении с той пустыней, по которой брела его любимая племянница.

XII

Динни осталась обедать на Маунт-стрит, чтобы повидаться с дядей Лоренсом.

Она ждала его а кабинете и, когда он вошел, сразу же спросила:

- Дядя Лоренс, тетя Эм знает то, что известно вам и Майклу?

- Да, Динни. Как ты догадалась?

- Она была что-то уж очень сдержанна. Я все рассказала дяде Эдриену. Он, кажется, тоже находит, что Уилфрид уронил престиж Англии на Востоке. Что это вообще за престиж? Я думала, что нас всюду считают просто нацией удачливых лицемеров. А в Индии, кроме того, - высокомерными хвастунами.

Бровь сэра Лоренса задергалась.

- Ты смешиваешь репутацию народа с репутацией отдельных его представителей, а это совершенно разные вещи. На Востоке каждый англичанин рассматривается как человек, которого не возьмешь на испуг, который держит слово и умеет постоять за своих.

Динни вспыхнула: она поняла, на что намекал ее дядя.

- На Востоке, - продолжал сэр Лоренс, - англичанин, точнее британец, потому что он может быть и шотландцем, и валлийцем, и северным ирландцем, выступает обыкновенно как обособленная личность - путешественник, инженер, солдат, чиновник, частный человек, плантатор, врач, археолог, миссионер. Он почти всегда возглавляет небольшую самостоятельную группу и, сталкиваясь с трудностями, опирается на престиж англичанина вообще. Если один англичанин роняет свое достоинство, страдает репутация всех англичан, действующих обособленно. Наши это знают и считаются с этим. Вот к чему сводится проблема, и недооценивать ее не следует. Нельзя требовать, чтобы люди Востока, для которых религия значит многое, понимали то, что для многих из нас она ничего не значит. Англичанин для них убежденный христианин, и если он отрекается от своей веры, это истолковывается как отречение от самых дорогих для него убеждений.

- Тогда Уилфриду действительно нет оправдания в глазах людей, - сухо согласилась Динни.

- Боюсь, что да, Динни, - по крайней мере, в глазах людей, правящих империей. Да и может ли быть иначе? Если бы этих обособленных англичан не объединяла полная взаимная уверенность в том, что ни один из них не поддастся нажиму, не побоится принять вызов и не подведет остальных, отказала бы вся машина. Ну, посуди сама!

- Я об этом не думала.

- Тогда поверь на слово. Майкл объяснил мне ход мыслей Дезерта, и с точки зрения человека неверующего, как, например, я сам, их нетрудно развить. Мне бы тоже безумно не хотелось погибнуть из-за такой вздорной причины. Но суть была не в ней, и если ты скажешь мне: "В тот момент он не понимал, что делает", - я, к сожалению, должен буду уточнить: "Не понимал из-за непомерной гордыни". А это не послужит ему оправданием, потому что гордыня - бич каждого, кто чему-то служит, да и вообще всего человечества. Это порок, навлекший, если помнишь, неприятности на Люцифера.

Динни, которая слушала, не сводя глаз с подергивающегося лица дяди, сказала:

- Просто поразительно, сколько может сделать человек, когда он один.

Сэр Лоренс недоуменно вставил в глаз монокль:

- Ты позаимствовала у тетки привычку перескакивать с одного на другое?

- Кто не встретил одобрения у мира, тот может обойтись и без него.

- "Отдать весь мир за любовь" - очень рыцарственный девиз, Динни, но его уже пробовали претворить в жизнь и сочли неосуществимым. Одностороннее самопожертвование - ненадежная основа совместной жизни, потому что оскорбляет другую сторону.