Щёлоков - Сергей Кредов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для начала выявлялась квартира, в которой мог быть дорогой антиквариат. Затем особо доверенные опера через свою агентуру наводили на квартиру какого-нибудь несовершеннолетнего воришку. Он взламывал квартиру, забирал телевизор, видеомагнитофон и уходил, а следом за ним приходили люди, которые всё это затеяли. Они снимали со стен картины, забирали антиквариат и „растворялись в ночи“. Затем несовершеннолетнего злоумышленника задерживали, отбирали украденные вещи, но вот только об исчезнувших ценностях и раритетах воришка ничего сказать не мог. Потом чудесным образом эти картины всплывали у Николая Анисимовича Щёлокова. Так, в мае 1979 года по указанию Щёлокова в его распоряжение были переданы антикварные ценности на сумму 248,8 тысячи рублей (не успели передать, чекисты помешали, помните?), являющиеся вещдоками по делу одного валютчика, а также картина „Полевые цветы“ Мартироса Сарьяна, купленная за 10 тысяч рублей на средства МВД Армянской ССР.
Впрочем, аппетиты министра не ограничивались одним только антиквариатом. Документально доказано, что глава МВД похитил у государства девять квартир (что похитил — не было и речи, говорили: не всегда использовал служебные квартиры по назначению)… и три дачи…» И так далее.
Достаточно. Пусть эта глава будет самой короткой в книге. Надо открывать главу более объективных материалов о Н. А. Щёлокове и его деятельности.
Глава двадцать третья
«МОЙ ДОЛГ РАССКАЗАТЬ ОБ ЭТОМ ЧЕЛОВЕКЕ»
В наши дни писать биографию Николая Анисимовича Щёлокова — значит, заново исследовать практически каждый значимый эпизод его жизни. Мало что можно сказать просто и утвердительно. Всегда — полемика, честно говоря, надоедающая. Некоторые очевидные факты хочется просто упомянуть и пойти дальше, но не тут-то было. Они уже успели получить другое освещение. И если не задержаться, не исправить даже очевидную ошибку, читатель может подумать, что автору нечего возразить, он решил облегчить себе жизнь.
Казалось бы — Великая Отечественная война. Время массового героизма, когда достойное поведение человека в минуту опасности считалось нормой. Николай Анисимович Щёлоков ни по своему тогдашнему заметному положению, ни по складу характера не мог отличаться от этой нормы. Он постоянно на виду. Он руководит подготовкой Днепропетровска к обороне, а затем эвакуацией его жителей и заводов. Он участвует в организации обороны Сталинграда, потом — в снабжении частей, затем — на передовой, поднимает бойцов в атаку, получает ранение, контузию… Если его достойное поведение на войне не отмечали специально очевидцы, то только потому, что тогда так поступали очень и очень многие. Сам же он не распространялся о своих военных заслугах. В чем тут сомневаться? Нет, придет время, и на свет божий извлекут характеристику некоего инструктора Главпура, который доложил, что Щёлоков «много о себе мнит». Недалекого партаппаратчика представят чуть ли не мудрецом, сумевшим разглядеть червоточину в будущем министре Щёлокове. И пошло-поехало… Из книжки в книжку…
После войны и недолгой работы в Киеве Щёлоков на целых 16 лет задерживается в Молдавии. На шестом десятке лет он всё еще — заместитель председателя Совмина небольшой аграрной республики. Это ли быстрая карьера? Он ведь в 29 лет уже был «мэром» Днепропетровска, одного из металлургических центров страны. Получается, что больше четверти века после своего быстрого взлета Николай Анисимович практически не рос по службе. Война, репрессии создавали «миллионы вакансий», но почему-то для других, Щёлоков продолжает энергично трудиться в провинции, не проявляя особых признаков беспокойства, не лезет на глаза. И, несмотря на это, Щёлоков — «карьерист», «приспособленец» и т. д., хотя уместнее удивиться тому, что энергичный человек с эталонным рабочим происхождением, капитальным образованием, управленческим опытом, фронтовой биографией так долго остается в тени. Самый естественный ответ: как раз потому, что не «карьерист» и не «приспособленец».
Далее — Москва. Провинциал Щёлоков, к удивлению многих, оказывается хорошим руководителем сложнейшего ведомства — Министерства внутренних дел. С этим согласны практически все, даже его аппаратные противники: у Щёлокова получилось. А поднимается ли Николай Анисимович по карьерной лестнице? Нет: и через 16 лет после назначения он остается примерно в том же статусе, далеко-далеко от Политбюро, где заседают другие силовики — министр обороны и председатель КГБ. И вновь слышны слова: «карьерист», «приспособленец». А может быть, совсем наоборот? Может быть, потому и не двигает Брежнев своего друга, успешного министра Щёлокова, что тот постоянно осложняет им всем жизнь, решая задачи, которых никто перед ним и не ставил? Ведь все полезные начинания министру приходится пробивать: штаб со «странным» Крыловым во главе, службу профилактики преступлений, академию, университет культуры, меры по гуманизации наказания… Всё — через подозрение в том, что Щёлоков делает это для себя, ради каких-то своих личных тщеславных целей.
Мальчик любит рисовать. Чтобы приобрести краски, он собирает лекарственные травы и несет их на базар. Он мечтает познакомиться с «настоящими» художниками, мечтает научиться играть на музыкальном инструменте и всю жизнь сожалеет, что не имел такой возможности. Он тянется к прекрасному — такой он по природе. Став министром, он, Николай Анисимович Щёлоков, распахивает двери МВД перед деятелями культуры. Для ведомства, по коридорам которого еще гуляют тени Ежова и Берии, только польза. О МВД той поры говорят, что в нем культурных людей больше, чем в Министерстве культуры, а педагогов — больше, чем в Академии педагогических наук. Сейчас бы так сказали о милиции! Нет, и на этом благородном направлении усилия Николая Анисимовича под большим подозрением. Русский язык богат оттенками, сказанное выше можно сформулировать иначе: Щёлоков «заигрывает с интеллигенцией», «любит окружать себя деятелями культуры».
Почему-то всё время искали двойное дно в Николае Анисимовиче Щёлокове. Как будто не могли поверить, что глава МВД может искренне стремиться улучшить свое ведомство, может стремиться к пользе не для себя лично, а для общества. А ведь человек он был совсем не «двуслойный». Такой или сякой — кто как увидит. Но где в нем второе дно?
Всё проще. Историю пишут победители. Первые портреты Николая Анисимовича Щёлокова писались в условиях полугласности, когда разоблачать «друзей Брежнева» (отдельных) стало можно, а оправдаться им — ну никак нельзя. Это и называется по сей день: избирательное правосудие. Из плотной шеренги вчерашних неприкасаемых выдергивают немногих. Приговор им уже вынесен, за обоснованием дело не станет. У заранее приговоренных остается два выхода. Один изберет карьерист Чурбанов, другой — фронтовик Щёлоков…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});