Суд времени. Выпуски № 01-11 - Сергей Кургинян

Кургинян: То есть весь высший генералитет.

Репников: …и по сути этому не препятствовали.

Сванидзе: Завершайте, если можно.

Репников: Что касается отдельных представителей, много можно цитат приводить. Колчак.

Кургинян: Хан Нахичеванский…

Репников: Да, да, да. Колчак на допросе показывает: до момента отречения я был монархистом. После этого я им быть перестал. Я полагал, что монархия в том виде, в котором существует при этом самодержце, не может привести страну к победе.

Сванидзе: Спасибо.

Репников: То есть для военных…

Кургинян: Царь отвечает за свое окружение, за тех, на кого он может опереться! Он не сформировал базы опоры даже рядом с собой.

Сванидзе: Я понял Ваш тезис. Спасибо. Пожалуйста, сторона защиты. Вопрос свидетелю обвинения.

Млечин: Александр Витальевич, вот эти документы я тоже читал. Это производит фантастическое впечатление. Вообще говоря, власть в России ведь сменилась в середине православного Великого поста и накануне Крестопоклонной недели. В Пасху 1917 года причастились всего 10 % православных солдат. А за год до этого причастились практически все. Через неделю Синод велел вообще убрать упоминание о монархе. Это что ж такое произошло? За один день рухнуло то, чему молилась вся страна. Причем здесь Николай II? Это же что-то такое, это же некое умопомрачение всего общества?

Репников: Я бы обобщать не стал в отношении всей России. Я бы это все-таки свел к политическим элитам. Во-первых, чиновники очень быстро отказываются. Единственный человек, бывший революционер Зубатов, узнал об отречении — пошел застрелился. Потому что он видел: гибнет его Россия. Все. Другие чиновники снимают портреты и заявляют, что они всегда были революционерами. Пуришкевич выпускает восхитительную брошюру со словами… Кто такой Пуришкевич, я думаю, объяснять не надо, один из крайних черносотенцев. Брошюра заканчивается:…

Сванидзе: И участник убийства Распутина.

Репников: Да, в том числе один из участников убийства Распутина. Брошюра заканчивается словами: «Да здравствует Временное правительство — законная власть России!»

Млечин: А замечательный великий князь Кирилл, который с красным бантом во главе гвардейского экипажа идет к Смольному! Это что такое? При чем здесь Николай? Как он может отвечать за все это огромное сообщество, если в этом сообществе что-то произошло? Что он мог удержать в руках? Приказать стрелять?

Репников: По сути, можно сказать, что вот эта ситуация — она напоминает эффект домино.

Сванидзе: Двадцать секунд.

Репников: И что касается Пасхи, просто парочку слов еще скажу. Это очень интересно, мало кто знает. Стали выпускаться открытки пасхальные, есть, в том числе, изображения этих открыток, где изображено красное пасхальное яичко и написано: «Христос воскресе! Да здравствует республика!»

Млечин: Совершенно верно! Республика причем еще не была провозглашена! Она должна была быть провозглашена Учредительным собранием, а замечательная наша церковь признала республику раньше. И причем здесь Николай II?

Сванидзе: Прошу Вас. Сторона защиты может произнести свой тезис и задать вопрос своему свидетелю.

Млечин: Благодарю Вас, Ваша Честь! Могу ли я допросить своих свидетелей? Я попрошу их обоих по очереди ответить на вопрос.

Сванидзе: Пожалуйста.

Млечин: Станислав Юрьевич Думин, автор книги об императорском доме, и Александр Николаевич Закатов, историк и директор Канцелярии Главы Российского Императорского дома.

Скажите, пожалуйста, что произошло тогда на сломе 16-го и 17-го годов? Все дело в том, что Николай как руководитель страны, говоря сегодняшним языком, утратил доверие своих подчиненных? Или что-то другое произошло?

Александр Закатов, директор Канцелярии Главы Российского Императорского дома: Ваша Честь, здесь необходимо сказать, что мы обсуждаем доказательства недостоверные, необоснованные и зачастую немотивированные, иногда, и воспринимаем их как данность. Я, например, могу совершенно ответственно заявить как человек, изучавший этот период времени, что Кирилл Владимирович с красным бантом не ходил, а цитированное его интервью является фальсификацией.

Сванидзе: Во всяком случае, это общеизвестный факт. Значит, Вы считаете, что он сфальсифицирован?

Закатов: Это не общеизвестный факт, это общеизвестная сплетня, Ваша Честь!

Кургинян: Это мнение стороны защиты.

Сванидзе: Это мнение свидетеля, естественно.

Закатов: Если Ваша Честь позволит, я могу представить доказательства, могу представить хранящуюся в Государственном архиве Российской Федерации, директор которого здесь присутствовал — Сергей Владимирович Мироненко, переписку великого князя Кирилла Владимировича с великим князем Павлом Александровичем, которая свидетельствует, что они до конца старались сохранить на престоле императора Николая II. А относительно фальсифицированности этого интервью — воспоминания княгини Палей, морганатической супруги великого князя Павла Александровича, которая рассказывает, какие были механизмы создания подобных интервью, как приходили люди, им не давали интервью, потом они писали в газетах то, что считали нужным.

Сванидзе: Прошу Вас, продолжайте.

Закатов: Да. Что касается авторитета императора Николая II, то мы здесь и на прошлых заседаниях, в прошлые дни, говорили все время, что имел место «черный» пиар. И, конечно, часть общества была настроена против. Но если бы император Николай II не обладал авторитетом, если бы он действительно был таким бездарным, ничтожным правителем, который полностью себя дискредитировал и который ни к чему не был способен, то его не стали бы арестовывать без предъявления обвинения вместе со всей его семьей. Его не стали бы расстреливать. Его уничтожали как символ православной Руси. Он был помазанником божьим. В сознании большинства народа он таковым оставался, поэтому его дискредитировали, когда он был на престоле, всеми силами и потом, когда верхушки… Потому что февральский переворот был не революцией, а верхушечным заговором, когда верхушке этой части прогнившего слоя действительно удалось свергнуть императора с престола, и в этом есть доля его вины…

Сванидзе: Десять секунд.

Закатов: …никто не отрицает этого. Но когда это удалось, его постарались как можно быстрее изолировать, потому что народ мог одуматься и понять, кого он потерял в лице Николая II.

Сванидзе: Спасибо.

Млечин: Благодарю Вас.

Сванидзе: Я хотел бы задать уточняющий вопрос. То, что касается расстрела императора и царской семьи, само по себе это не свидетельство влияния его личности, потому что его расстреляли, как Вы правильно сказали, как символ. А дети? Его несчастные девочки, которых расстреляли и закалывали штыками. Они что, тоже были влиятельны? Это была зверская акция, которая имела своей целью уничтожение именно символа угрозы той системе, которая пришла к власти. Но вопрос к Вам следующий. Вот слова Сергея Юльевича Витте, который вчера во время наших слушаний неоднократно упоминался как один из талантливейших государственных деятелей своей эпохи. И вот Витте принадлежит такая фраза: «Царь, не имеющий царского характера, не может дать счастья стране». Это в его воспоминаниях. Как бы Вы прокомментировали эту фразу?

Закатов: Это мнение Сергея Юльевича Витте, который относился к императору Николаю II с некоторым раздражением. Он всячески прославлял императора Александра III, которого он считал идеалом монархии.

Сванидзе: То есть Вы считаете, что здесь был личный элемент?

Закатов: Это был, конечно, личный элемент. Во всех доказательствах, которые в прошлые дни звучали, тоже очень часто присутствует личный элемент. Когда отец говорит ребенку нашалившему: «Я тебя убью!» — это не значит, что он хочет его убить. И когда великий князь Николай Михайлович в раздражении писал что-то в своем дневнике — а отнюдь не в письме к императрице Марии Федоровне, как об этом уже говорилось — он выражал именно свое чувство, он был обижен, раздражен. Вот, хоть бы тебя убить!

Сванидзе: Спасибо, спасибо.

Закатов: Но это совсем не говорит о том, что это действительно так.

Сванидзе: Благодарю Вас. Сторона обвинения может задать вопрос свидетелю защиты.

Кургинян: Скажите, пожалуйста. Почему Вы считаете доказательством того, что он был сильным человеком — я только могу повторить то, что тут было раньше сказано — то, что его убили. Ну, вот Людовик XVI, Мария-Антуанетта — их убивали, потому что они были сильными людьми или потому что уничтожался символ?