История великих путешествий. Том 3. Путешественники XIX века - Жюль Верн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один путешественник конца XVIII века, капитан Пажес, рассказывает по этому поводу, что однажды он случайно приблизился к дому, «перед которым сидела на ярком солнце туземка приблизительно десяти или одиннадцати лет. Она сидела на корточках, голая; ее рубашка лежала рядом. Увидев меня, — добавляет путешественник, — девочка быстро встала и накинула на себя рубаху. Она не надела ее как следует, но считала свой костюм вполне приличным, так как плечи ее были покрыты, и больше не чувствовала себя смущенной, стоя передо мной».
Население раньше было довольно многочисленным, как об этом свидетельствуют встречающиеся тут и там развалины жилищ, когда-то поддерживавшихся каменными столбами. Первым путешественником, упомянувшим о них, был лорд Ансон. В своем описании он даже придал им несколько фантастический вид, но исследователи с «Урании» все-таки узнали их, как об этом свидетельствует следующий отрывок:
«Описание, приведенное в отчете о путешествии Ансона, точно; но ветви деревьев, которые в настоящее время каким-то образом переплелись с каменной кладкой, придают развалинам совершенно не тот вид, какой они имели тогда; углы столбов стерлись, а венчающий купол утратил свою круглую форму».
Что касается современных жилищ, то лишь шестая часть их построена из камня; в Аганье есть здания, представляющие значительный интерес своими размерами, хотя они и не отличаются красотой, величественностью или изяществом пропорций. Это училище Сан-Хуан-де-Латран, церковь, дом священника, губернаторский дворец, казармы.
До того как жители Марианских островов стали подданными Испании, они делились на три группы: знатных, полузнатных и простолюдинов. Последние отличались, как говорит Фресине, не указывая источников, на которые он опирался, более низким ростом по сравнению с остальными островитянами. Может ли служить этот единственный факт достаточным указанием на племенные различия, или же меньший рост следует рассматривать лишь как результат приниженного положения, в котором находилась вся эта каста?
Простолюдины никогда не могли возвыситься до высшей касты, и мореплавание им было запрещено. В составе каждой из этих резко разграниченных групп имелись также колдуны, жрицы или «исцелительницы», занимавшиеся лечением лишь какой-нибудь одной болезни, — из чего вовсе не следует заключать, что они ее хорошо знали.
Профессия строителя пирог была привилегией знатных: только полузнатным разрешали они помогать им в этой работе, имевшей для них очень важное значение, как самое ценное из их прав. Что касается языка, то хотя он похож на малайский и тагальский, на котором говорят на Филиппинах, все же он имел свои особенности. В отчете Фресине имеется также множество замечаний о весьма странных обычаях древних марианцев, но воспроизведение этих отрывков, какой бы интерес они ни представляли для философа и историка, завело бы нас слишком далеко.
Прошло уже два месяца, как «Урания» стояла на якоре. Пора было приступить к дальнейшим работам и исследованиям. Фресине и его штаб посвятили последние дни прощальным визитам, принося благодарность за оказанный им сердечный прием.
Губернатор не только не хотел слышать о благодарности за внимание, которым он постоянно окружал французов в течение двух месяцев, но отказался даже принять плату за все поставки, произведенные им для пополнения запасов корвета. Больше того, в трогательном письме он приносил извинения за недостаток съестных припасов, обусловленный засухой, на протяжении шести месяцев опустошавшей Гуам и помешавшей ему снабдить гостей так, как ему хотелось бы.
Прощание происходило на берегу у Аганьи. Фресине рассказывает:
«С глубокой печалью расставались мы с этим любезным человеком, осыпавшим нас столь многочисленными знаками благоволения. Я был слишком взволнован, чтобы выразить ему течувства, которые переполняли мое сердце; но слезы, катившиеся из моих глаз, должны были лучше всяких слов дать ему понять о том, какое волнение и грусть я испытывал».
С 5 по 16 июня «Урания» проводила съемку берегов северной части Марианского архипелага, во время которой были сделаны различные приведенные выше наблюдения.
После этого, желая ускорить свое плавание к Сандвичевым островам, начальник экспедиции воспользовался ветром, давшим ему возможность достичь более северных широт и найти там попутные воздушные потоки. Продвигаясь в этой части Тихого океана, мореплаватели встречали густые холодные туманы, которые пропитывали весь корабль сыростью, столь же неприятной, как и вредной для здоровья. Впрочем, ничем, кроме насморка, моряки не болели. Напротив, такая погода действовала даже успокаивающе на организм, уже столько времени подвергавшийся истязанию изнурительной тропической жарой.
Шестого августа корвет обогнул южную оконечность острова Гавайи, чтобы добраться до западного берега, где Фресине рассчитывал найти удобную и безопасную якорную стоянку. Этот день, как и следующий, отмеченные полным штилем, были посвящены завязыванию сношений с туземцами, жены которых, явившись в большом числе, собирались взять корабль на абордаж и заняться обычной торговлей; но командир запретил им доступ на палубу.
Король Камехамеха умер, и наследником остался его сын, молодой Рио-Рио; такова была новость, которую один из «ареоев» поспешил сообщить капитану.
Как только снова поднялся ветер, «Урания» направилась к бухте Кеалакекуа. Фресине собрался было послать одного из офицеров для промера глубины якорной стоянки, когда от берега отделилась пирога и доставила на борт правителя острова. Принц Куакини, прозванный Джоном Адамсом, обещал командиру подыскать лодки, пригодные для доставки запасов на «Уранию».
Этот молодой человек — ему было лет двадцать девять, — пропорционально сложенный, гигантского роста, удивил командира обширностью своих познаний. Услышав, что «Урания» совершала плавание с научными целями, он спросил:
— Вы обогнули мыс Горн или пришли от мыса Доброй Надежды?
Затем он осведомился о Наполеоне и о том, верны ли слухи, что остров Святой Елены со всеми жителями провалился. Шутка какого-то весельчака-китобоя, которой наполовину поверили!
Куакини сообщил Фресине также о том, что после смерти Камехамехи мир не был нарушен, но все же многие вожди заявили претензии на самостоятельность, и государственному единству грозила опасность. Отсюда проистекали некоторые политические затруднения и нерешительность правительства, но можно было рассчитывать, что все это вскоре прекратится, в особенности если командир согласится сделать дружественное заявление в поддержку молодого короля.