Пробуждение троянского мустанга. Хроники параллельной реальности. Белая версия - Андрей Иванович Угланов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Миша, тебе не показалось, что в зале пахло серой?
– Не исключаю, Раиса Максимовна. У меня такое чувство, будто меня надули или напичкали электроразрядами. Может, шампанского перепил?
Жена прижалась к его плечу. Больше они не проронили ни слова. Свадьба оставила у них двойственное впечатление. Как будто не они были на ней главными действующими лицами. А кто-то другой, хитрый, ехидный и жестокий.
Глава 16
Андрей стоял перед зеркалом в огромных апартаментах на одном из этажей своего сочинского отеля «Разин». Похудеть пока не удавалось, приходилось надевать рубахи и костюм «пять иксов». Сам себе он по-прежнему нравился, а здесь, в Сочи, где его знала каждая собака, было комфортно даже при его весе в сто шестьдесят килограммов. Сочинская зимняя Олимпиада – 2014 начиналась через три дня, и гостиница Андрея была заполнена под завязку. Чтобы заработать побольше, пришлось сдать один из трех личных этажей, куда он пускал только близких друзей. Но их давно след простыл – Андрей со всеми переругался, а жена уже пятнадцать лет как уехала на другой конец Земли и пока не думала возвращаться.
Билет на открытие и закрытие Олимпиады лежал в сейфе, обслуживающий персонал знал свое дело, никто по номерам не пил и не скандалил, оставалось ждать начала Олимпийских игр. От телевизора тошнило – сплошная Украина, киевский майдан, «коктейли Молотова». Выручил, как всегда за последние три года, альтист Юрий Башмет. Сегодня открывался его музыкальный фестиваль «Сочинская весна», и Юрий Абрамович пригласил его на открытие. Сказал, «будет прикольно, не пожалеешь». Прикольным был спектакль-комедия Бомарше «Севильский цирюльник».
До открытия фестиваля в Зимнем театре оставался час, и он решил пройтись пешком. Всего-то – спуститься под горку до Курортного проспекта и перейти по мосту широкий овраг, в котором за десятилетия понатыкали жилых домов. Еще раз налево, и ты в театре. Андрей часто приходил сюда, когда надолго «зависал» в Сочи. Мама, погибшая в автомобильной катастрофе, когда ему не исполнилось и года, когда-то работала здесь актрисой. Ему даже казалось, что она приносила его сюда. Он вспоминал и огромные колонны, и холл с внутренним балконом под самым потолком. Там, на балконе, по всему периметру стен висели огромные мрачные картины с видами Сочи. Возможно – потемнели от времени. А может, и стиль был раньше такой – рисовать небо и горы желто-коричневым цветом, внося разнообразие на унылых полотнах черными свечками кипарисов на склонах коричневых гор. Даже море на этих старых советских картинах, написанных в стиле социалистического реализма, было не голубым или лазоревым, а ядовито-желтым. Но имена художников впечатляли. Один Дмитрий Налбандян чего стоил! Впрочем, Андрей не поднимался на балкон уже несколько лет – вес не позволял, а сегодня там вполне могли висеть и современные полотна его друзей, сочинских художников Зураба Джангвеладзе и Арчила Пириева.
Он пришел в театр на третьем звонке. Администратор, поджидавший у входной двери, взял его куртку, передал подскочившей гардеробщице и повел в ложу по левую сторону от сцены, мимо центрального входа в зал. Обычно маэстро Башмет приглашал его в директорскую ложу, но в этот раз извинился, сказав, что она будет занята важной персоной. Андрей занял место. Кроме него, здесь, прямо над сценой, уже сидели еще шесть человек, но деваться было некуда – эти места покупались за деньги, и оставить его одного не было никакой возможности. Что хорошо – место оказалось в первом ряду ложи, смотреть в зал и на сцену было так же удобно, как из директорской, что зияла черной пустотой прямо напротив него.
Музыканты начали заполнять оркестровую яму. За закрытым занавесом тоже чувствовалась жизнь. Кто-то распевался, кто-то перетаскивал реквизит, и создаваемая воздушная волна отражалась на огромном, терракотового цвета полотнище, которое висело здесь с открытия театра в эпоху развитого сталинизма. Собственно, и сам театр можно было называть сталинским. Именно Иосиф Виссарионович задумал построить его в месте, вокруг которого стремительно разрасталась всесоюзная сочинская здравница. Изюминкой и даже загадкой театра по сей день оставалась директорская ложа. Изначально ее официальное название было «сталинская». Ходили слухи о подземном ходе, ведущем из нее в город. Специальная драпировка так отделяла ее от зала и сцены, что увидеть, кто в ней находится, было абсолютно невозможно ни зрителям, ни артистам.
Андрей, как всегда перед началом, «пролорнировал» зал, увидел много знакомых. Они махали ему руками, он отвечал тем же способом. Но краем глаза он заметил, как «сталинская» ложа на мгновение проснулась. Кто-то в нее вошел, осветив на мгновение лучиком электроламп из коридора, и ложа вновь погрузилась в абсолютную черноту. Его стало разбирать любопытство. Он уставился строго в ее черный проем, да и смотреть больше пока было некуда. И его терпение было вознаграждено. Вошедший в ложу человек включил на мгновение мобильный телефон. Как видно, читал эсэмэску. Лицо осветилось на несколько секунд, и Андрея пробил холодный пот. В «сталинской» ложе сидел человек, как две капли воды похожий на его друга Рому Абрамовича, с которым он клонировал детскую группу «Ласковый май», возил по стране сотню пацанов из детдомов, и они стали самыми богатыми гражданами СССР. Но так случилось, что Роман, второй продюсер «Ласкового мая», главный бухгалтер и билетер, бесследно исчез двадцать пять лет назад вместе с огромным автобусом «Икарус», набитым долларами, западными дойчмарками и британскими фунтами. Ровно двадцать миллионов долларов в иностранной валюте – столько Андрей загрузил в «котлету Абрамовича». Второй точно такой же «Икарус» – «котлету Разина» с деньгами – угнал он. Ему удалось вывернуться – спасли жена и мать президента СССР, а Роман исчез, и он давно мысленно его похоронил. Они сперли деньги, которые им дала «нарубить» их «крыша» – высшие должностные лица КГБ. По сути – украли «общак» Лубянки. Как после этого Роман оказался живым и невредимым?
