Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис - Коллектив авторов

Самарский предприниматель К.Н. Неклютин, хозяйство которого представляло собой целый комплекс (обширное зерновое хозяйство, паровая мукомольная мельница, пекарня, откуда печеный хлеб поступал в розничную торговлю), в своих воспоминаниях так описывал ситуацию с ценами на хлеб. В Самаре нижний уровень цен был достигнут в декабре 1914 г. «Затем закупки для армии восстановили баланс между спросом и предложением. Цены поднялись очень быстро, быстрее, чем они до этого падали: за две-три недели они вернулись на уровень, который мы, покупатели зерна, считали нормальным. Но этот хороший рост цен стал обсуждаться в газетах, и несколько демагогов в Думе (Самарская городская Дума. — Н. Т.) начали кричать о необходимости поддерживать бедное население путем сохранения для него низких цен. Они даже не обращали внимания на тот факт, что возврат цен к нормальному уровню выгоднее крестьянам, стандарты жизни которых были всегда ниже, чем у городского населения. Демагоги знали, что крестьянское население почти не читает газет, которые распространены среди горожан»{719}.

В хлебную кампанию 1915–1916 гг. на зерно, закупаемое для армии в производящих районах, Особое совещание по продовольствию установило твердые цены. Остальные хлеба продавались на вольном рынке. Вопреки хорошему урожаю 1915 г., обычно снижавшему цены на местных рынках, они резко выросли. При этом в земледельческих районах прирост составил 25–50%, а в неземледельческих — от 50 до 400%. За один год цена на хлеб подскочила в четыре раза! Ценовые скачки воспринимались обществом очень болезненно, подталкивая к стихийному накоплению запасов. Центральные (потребляющие) районы стали зоной «ценового бедствия» уже осенью 1915 г. А.В. Чаянов впоследствии назвал это явление «диктующим центром потребления»{720}, угрожавшим социальной нестабильностью.

Добавим к этому утрату прежних ценовых пропорций между районами, на товары промышленные и сельскохозяйственные, на разные группы сельскохозяйственных товаров. В следующий заготовительный год скачки цен стали беспорядочны и непредсказуемы. При этом наибольший скачок был заметен уже не в центрах потребления, а в районах производства зерна. В условиях войны обозначился также конфликт интересов разных регионов — производящих и потребляющих хлеб. На макроуровне его условно можно назвать противоречием между «городом» (потребитель) и «деревней» (производитель). Ценовой фактор, прежде скрепляющий и объединяющий самые разнообразные интересы, в условиях «вакханалии цен» становился яблоком раздора. Все это свидетельствовало о разрушении аграрного рынка и рыночных отношений.

Следствием этого стала фрагментация интересов его участников. Н.Д. Кондратьев условно выделил три основных группы — землевладельцев, торговцев и потребителей. На местах соотношение этих групп определяло очень многое. Помимо личностных факторов преобладание той или иной группы находило выражение в решении местных совещаний уполномоченных, куда входили представители земства, городского самоуправления, торговцы, биржевики, промышленники и т. д. Коллегиальное решение, простое большинство голосов в зависимости от преобладавшего интереса часто определяло уровень местных цен{721}. При этом проходил еще довольно долгий срок (от 3 до 53 дней) до утверждения этих цен губернатором. Внутренние, региональные конфликты атомизировали и дробили общероссийский социум.

Рынок животноводческой продукции до войны целиком находился в частных руках. Его функционирование было невозможно без специальных приспособлений (кормов, загонов, скотобоен, хранилищ и холодильных камер). Поэтому уже в первый год войны при отсутствии опыта государственных заготовок мяса разразился мясной кризис. Министр земледелия с ноября 1915 по июнь 1916 г. А.Н. Наумов вспоминал: «Сибирский мясной ценнейший продукт при перевозке продолжал гнить, а стране грозил мясной кризис»{722}. Ситуацию исправили довольно быстро с помощью хозяев Московско-Казанской железной дороги, где возвели в кратчайшие сроки 20 холодильных установок, а также необходимое пристанционное оборудование. Благодаря главе правления дороги, типичному дельцу «американской» складки, решительному и расчетливому Н.К. фон Мекку, как его характеризовал А.Н. Наумов, «мясное продовольственное дело, поскольку оно было связано с перевозкой, быстро было коренным образом упорядочено». Московские морозильники отличали «благоустройство, чистота, дисциплина, образцовый порядок»{723}. Однако пресса обвинила министра в сговоре с представителем вражеского племени (фон Мекк был этническим немцем). На деле не столько национальная принадлежность, сколько «выдающаяся кипучая энергия, с которой Николай Карлович доводил до конца начатые им дела, и несколько резкая властность в распоряжениях — вот что вызывало неприязнь среди лиц, которые, не состоя у него на службе, вынуждены были подчиняться ему как моему доверенному агенту»{724}.

Продовольственные рынки попали в систему государственного регулирования фактически с начального периода войны, тогда как рынки промышленной продукции гражданского назначения — лишь с 1917 г., при Временном правительстве. «Схлопывание» разнообразных рынков, их фрагментация нарушали прежние рыночные контакты и линии связей. Сбои в обеспечении городского населения сельскохозяйственной продукцией и продовольствием нарастали, деревня же не получала в должной мере промышленных товаров. Ужесточение репрессивных мер не могло уничтожить спекулятивный рынок, «ушедший в тень» и тем более восстановить равномерное движение сельскохозяйственного продукта от производителя к конечному потребителю (армии и городу).

В условиях распада общероссийского рынка активность проявляли местные, региональные, профессиональные институты. Кооперативы, биржевые комитеты, предпринимательские союзы, земские организации, отделения различных обществ, инициативные объединения развернули работу по заготовкам, сбыту и другим видам деятельности, связанным с реализацией продовольствия. Потребительская кооперация получила большой размах{725}, проявляя стремление к укрупнению и объединению в союзы (подробнее о росте кооперации см. гл. 4. — Я. Г.). Наиболее крупные из них — Союз сибирских маслодельных артелей, Центральное товарищество льноводов (объединило 150 тыс. крестьянских хозяйств), в Сибири — Закупсбыт, Синдикат сибирских кредитных союзов и др. Центросоюз (создан на базе Московского союза потребительских обществ) в сентябре 1917 г. объединял 3317 ассоциаций, в том числе 285 кредитных союзов. В 1917 г. действовало 500 различных кооперативных объединений, в основном районных, межрайонных, в целом маломощных. Деятельность подобных союзов можно рассматривать как способ решения местных локальных проблем, а также и как показатель самоорганизации общества. Ценовой фактор и здесь играл определенную роль: существовавшие законодательные ценовые ограничения на кооперативную продукцию (наценка не должна была превышать 6%) кооперативы могли преодолеть, только объединяясь в союзы.

На фоне всеобщего дробления заметна и противоположная тенденция монополизации со стороны финансово-промышленных групп, профессиональных сообществ (съезды мукомолов, например). Эти практики еще недостаточно изучены{726}. Хотя отмечено, что тенденцию концентрации и монополизации отдельных сегментов разрушавшегося агарного рынка, создания аграрно-промышленных комплексов на всероссийском уровне подтолкнула именно военная ситуация. Главными или наиболее очевидными виновниками ухудшения продовольственной ситуации общественное мнение считало либо помещиков, не сумевших поддержать хозяйство и использовать землю, либо крестьян, которые прятали и утаивали хлеб, либо торговцев, обвинявшихся в спекуляции («шакалы рынка»), либо традиционно императора и правительство, не умевших вести дело.

Сложные и не всегда видимые на поверхности процессы и определили общую картину сельскохозяйственного производства к 1917 г. Оценивая общую ситуацию в аграрном секторе, можно констатировать, что изменения здесь, пожалуй, не являлись главной причиной революции и продовольственного кризиса в стране. Но именно война запустила спусковой механизм, разрушивший целостность аграрного сектора. Разновекторные процессы на микро-, мезо- и макроуровне вели сельское хозяйство страны к региональной дезинтеграции и будущей деградации отрасли. Нарастание этих негативных процессов было постепенным, но их совокупное действие усиливало разобщенность, хозяйственный хаос и атомизацию всех участников прежде целостного аграрного рынка. Лишь в самом ядре разрушавшейся системы аграрных отношений, в отдельном крестьянском хозяйстве к концу войны еще теплилась жизнь, что давало надежды на возрождение российской деревни.