Власть без славы - Иван Лаптев

Председатель Верховного Совета СССР.

Замысел все больше выявляется. После вчерашней пресс-конференции Янаева нельзя выпускать на трибуну Верховного Совета, он не добьется поддержки даже самых управляемых депутатов, все его объяснения будут просто разбиты и осмеяны. Кроме того, на сессию обязательно придут депутаты — не члены Верховного Совета, по регламенту они хотя и не голосуют, но выступать имеют право. В Президиуме же, считает, видимо, Лукьянов, он царит полностью и проведет любое решение. Кроме того, этим решением Президиум будет «повязан» и на сессии объясняться будет не один председатель, а весь Президиум. Да может быть, и сессию в этом случае не надо собирать…

Звоню Н. Ф. Рубцову, добросовестнейшему работяге, буквально сутками сидевшему в своем кабинете, но полностью подмятому Лукьяновым, устраиваю скандал. Вскоре прибывает новый проект.

Президиум Верховного Совета постановляет:

1. Внести на рассмотрение Верховного Совета СССР предложение о включении в повестку дня внеочередной сессии следующего вопроса:

Об обстановке в стране и решениях, связанных с введением чрезвычайного положения в отдельных местностях СССР (доклад тов. Янаева Г. И.).

2. Открыть сессию 26 августа с. г. в 10 часов утра. Рассмотрение вопроса, включенного в повестку дня сессии, провести на совместных заседаниях палат.

Тем временем депутаты, два дня толкавшиеся в кабинетах и коридорах Верховного Совета, добились встречи с Лукьяновым.

Участник этой встречи, бывший корреспондент «Известий» в Якутии, народный депутат СССР от Якутского городского национально-территориального округа № 690 О. П. Бородин, рассказывал потом: «Мы ставили перед Лукьяновым два вопроса:

Во-первых, признать действия ГКЧП незаконными, во-вторых, немедленно созвать сессию Верховного Совета СССР. Лукьянов уходил от прямых ответов и даже пытался в какой-то мере обосновать действия ГКЧП, ссылаясь на сложную ситуацию в стране и письма трудящихся. Сказал, что якобы 13 августа разговаривал с Горбачевым и тот жаловался на давление и сердце. Лукьянов заявил, что читал медицинское заключение об ухудшении здоровья Горбачева и что такое заключение у него есть.

Депутаты стали говорить, что народ требует, чтобы это заключение было опубликовано, народ хочет знать, что с Президентом страны. Лукьянов отрезал, что он не позволит говорить от имени народа…»

Трясина лжи, созданная самими членами ГКЧП, засасывала их все глубже. Приходилось лавировать, увиливать от общения с депутатами и придумывать все новую ложь.

Во второй половине дня к Лукьянову приехала российская делегация — вице-президент России А. В. Руцкой, председатель российского парламента Р. И. Хасбулатов, председатель Совета Министров И. С. Силаев. Они потребовали, собственно, того же, что требовали все: немедленно собрать Президиум Верховного Совета СССР, принять решение о противоправности действий ГКЧП и срочно созывать сессию Верховного Совета. Лукьянов то убеждал их в том, что они неправильно оценивают ГКЧП, то упрекал в неправильном поведении, повторяя, что Горбачев заболел, тяжело заболел, возможно, безнадежно1

Да, лихая участь готовилась президенту СССР.

Я и сейчас не могу убедительно объяснить ни себе, ни другим, почему А. И. Лукьянов избрал такую линию поведения. Ну, во-первых, со мной. Мы же были близкими приятелями, дружили семьями, вместе отмечали праздники, дни рождения. Наши дачи располагались рядом, нередкими были совместные прогулки после работы или в выходные. Оба мы были заядлыми трудоголиками, любителями литературы и вроде бы оба уж не очень и стремились в политику-то. Не раз мы вместе выполняли какие-то совместные задания того или иного секретаря ЦК КПСС. Собственно, это нас и познакомило в 1974 году, когда мы в Серебряном бору, на даче № 16 писали секретарю ЦК по сельскому хозяйству, члену Политбюро Ф. Д. Кулакову доклад на торжественном заседании в честь очередной годовщины Октябрьской революции.

Лукьянова тогда только что взяли консультантом в отдел организационно-партийной работы ЦК КПСС, на политических текстах он еще руку не набил, но юридическая подготовка его была конечно же вне конкуренции среди консультантов. Он все время пытался вписать в доклад фразу: «Политическая система государства диктатуры пролетариата, выполнив свою историческую миссию, закономерно переросла в политическую систему общенародного государства». Я работал над всем текстом и безжалостно раз за разом вычеркивал эту фразу, так как наш докладчик, хорошо разбиравшийся в траво- и севооборотах, вряд ли понял бы и сумел нормально ее произнести. Лукьянов сердился, вписывал ее вновь, я снова вычеркивал, пока, наконец, Н. А. Петровичев, первый заместитель заведующего отделом оргпартработы и непосредственный начальник Лукьянова, не накричал на него.

Следующие наши посиделки были в 1977 году, когда на той же даче готовилась Конституция СССР, названная позже «брежневской». Здесь уже роли переменились, Лукьянов оказался настолько в своем амплуа, что даже А. Е. Бовин, редко кому выдававший комплименты, говорил, что, если бы «Лукьяныча» не было, его следовало бы придумать.

После триумфального принятия Конституции Лукьянов был назначен начальником Секретариата Верховного Совета СССР, а я ушел на журналистскую работу в редакцию «Правды». Но наши добрые отношения сохранились, а после того как я был утвержден главным редактором газеты «Известия», стали совсем дружескими.

Конечно, я не мог не замечать определенного лукьяновского эгоцентризма, некой маски государственной озабоченности, которую он любил надевать на себя при каждом визите к руководству, объявляя в приемной так, что слышно было на весь коридор:

— Я у Василь Васильича! Я у Тенгиза Николаевича![31]

После избрания меня Председателем Совета Союза Верховного Совета мы вообще работали рука об руку, стараясь поддерживать и страховать друг друга. И хотя здесь я обнаружил еще одну сторону таланта Анатолия Ивановича — его выдающееся владение аппаратной интригой, умение разобщить и столкнуть людей, взаимодействие которых ему не нравилось, мне все равно казалось, что уж в наших-то отношениях царит полная доверительность. Этого убеждения не поколебала даже «черная кошка» конфликта из-за кадровых перемен в редакции «Известий», курировать которую было поручено мне, но о переменах в которой, произведенных Лукьяновым, я узнал только от самих газетчиков. Но этот случай, конечно же, был сущей ерундой на фоне трагедии, затрагивающей судьбы всей страны. До сих пор считаю, что он никак не мог побудить Лукьянова к скрытности и ко лжи в глаза.