Как убивали Сталина - Николай Добрюха

С того дня прошло около 20 лет. Времена изменились. Не стало КГБ, как, впрочем, думаю и тех, о ком говорил Иван Фотиевич. Теперь, кажется, уже можно обнародовать это «страшное письмо» и поставить вопрос о расследовании плана «Гамлет». Все-таки, если действительно такой «план» спецслужб существовал, то согласно ему был убит не просто Сталин, а главный руководитель страны. И как бы общество не относилось к его личности, прежде всего следует осознавать, что имело место преступление, организованное не какими-то отщепенцами, а теми, кому доверена власть и государственная безопасность. Значит, из случившегося должны быть сделаны выводы, которые бы максимально ограничили бесконтрольность спецслужб и не допускали никаких повторений подобного…

Личные знакомства с Председателями КГБ В. Е. Семичастным и В. А. Крючковым, а также с бывшим директором ФСБ Н. Д. Ковалевым в какой-то мере научили меня, как вести себя с «компетентными органами». Поэтому сегодня, в очередную годовщину кончины Сталина, считаю наконец-то возможным опубликовать это «страшное письмо», сопроводив его необходимыми пояснениями. Автор письма (если ему верить) — сын маршала Советского Союза А. Ил. Егорова (1883–1939 гг.), который в 1931–35 гг. был начальником Штаба РККА, в 1935–37 гг. — начальником Генштаба, с 10 мая 1937 г. сменил (вскоре репрессированного) маршала М. Н. Тухачевского на посту первого заместителя наркома обороны СССР, а в 1939 г. сам был расстрелян как «враг народа»… Итак — письмо.

«Не скрою: для меня И. В. Сталин не был хищником, я его лично и довольно близко знал, искренне любил, ничего не искал взамен и тем более не ищу теперь — он дать ничего не может по известной причине. Отправил его ТУДА Берия, а повышенного кровяного давления у Сталина не было ДО ТОГО. (Это подтверждают кремлевские документы в 18 главе. — НАД.) Он отлично слышал даже шепот и без очков отлично видел самый мелкий шрифт, чего не бывает у людей гипертоников. И. В. Сталин ни от кого не требовал любви и терпеть не мог подхалимажа…

Что касается А. А. Кузнецова, то он должен был немедленно из своего кабинета позвонить Сталину, как только увидел там бумагу об освобождении его от должности секретаря ЦК по кадрам, но не позвонил, не позвонил и позже, хотя Сталин ждал его звонка. (Очевидно, у них была такая договоренность. — НАД.) Кузнецов был нужен Сталину в качестве союзника в борьбе с Берией, а Кузнецов по сути дела отказался и, тем обрек на съедение Берии и себя, и других товарищей, и самого Сталина…»

Здесь необходимо отметить, что в конце 40-х личная сеть слежки, шантажа и террора Берии стала такова, что даже Сталин оказался под ее колпаком и все чаще получал информацию о происходящем в стране только после того, как информатор о том, что хотел сказать, ставил в известность Берию. Попасть к Сталину, минуя Берию, становилось невозможным, потому что люди, осуществлявшие охрану и допуск к вождю, нередко подбирались самим Берией. Вождь знал это, пытался что-то изменить, но… вместо одного ему подсовывался такой же другой. Поэтому Сталин действительно, особенно перед смертью, искал способы разоблачить Берию. Об этом, вскоре после ареста «шефа НКВД», свидетельствовал А. И. Микоян на секретном июльском Пленуме ЦК в 1953 г.: «Сталин в последнее время не доверял Берии. Берия вынужден был признать на последнем для него заседании Президиума ЦК, что Сталин ему не доверял, что мингрельское дело создано было для того, чтобы на этом основании арестовать Берию, что Сталин не успел довести до конца то, что хотел…»

В связи с этим роль Кузнецова в деле разоблачения Берии могла действительно стать решающей. Однако осведомленный через своих людей Берия сумел сделать его самого жертвой разоблачения. Для этого Берия и Маленков сфабриковали так называемое «ленинградское дело», по которому одним из основных обвиняемых оказался именно бывший ленинградский руководитель Алексей Александрович Кузнецов (1905–1950). «Ленинградцев» обвиняли прежде всего в стремлении создать собственную коммунистическую партию — компартию Российской Федерации, подобно тому, как это было в других союзных республиках, например, КП Украины или КП Армении. Это было расценено центром как попытка обособления Ленинграда в качестве столицы РФ и подрыв власти Москвы.

Но еще больше, по замыслу Берии, должен был повлиять на Сталина не факт крамольной идеи создания новой партии, а факт практического действия… Его рассекретил мне известный еще в кругах НКВД человек — Б. Сыромятников. Согласно агентурным данным, полученным от А. Романова, помощника начальника следственной части МГБ, он сообщил: «На первом этапе главная роль в компрометации «ленинградцев» принадлежала Берии. И он успешно ее осуществил. Берия установил, что в блокадный период был такой эпизод: Кузнецов, стреляя по бегущей по стене крысе, попал в обрез портрета Сталина, занимавшего полстены. В этот момент с Н. Вознесенским (второй основной обвиняемый по «ленинградскому делу», — НАД.) они были вдвоем. Обслуга лишь потом заметила дырку в портрете, но этому не придавалось никакого значения. В Ленинграде тогда все стены были изрешечены. Этот случай и явился основой. Берии оставалось «нарастить» эпизод словами, якобы сказанными Кузнецовым: «Хорошо бы так, но не в портрет, а в самого…»

Чтобы подтвердить эти слова нужны были свидетели. И Берия «нашел» их среди лиц обслуживающего персонала. Пытками их принудили переписать с заготовленного текста «собственные» заявления о словах Кузнецова и положительной реакции на них Вознесенского. После того, как «дело» завертелось, Берия ликвидировал и «свидетелей», и лиц, которые их готовили… Никто даже внимания не обратил на то, что в присутствии обслуги ни Кузнецов, ни Вознесенский не стали бы говорить ничего подобного».

Дальше в письме сына маршала начинается самое главное. Он пишет: «В нашей действительности опасно знать много. Именно за это «правоохранители», включая и ведомство Берии, пытались топтать меня при Сталине (да он не давал) и теперь еще топчут: сначала «разоблачали в качестве сына «врага народа бывшего маршала Егорова», а потом стали «разоблачать» в обратном направлении и при этом оставили следы в спецархиве МУРа с моими отпечатками пальцев. Тут уж никуда не денешься!»

То есть сменили автору письма фамилию Егоров на Бостриков, сделав тем самым так, чтобы тот перестал быть сыном маршала Егорова. Как известно, подобная практика смены фамилий в те годы не была редкостью, если требовалось скрыть истинное происхождение человека. Сын маршала указывает и на механизм смены фамилий: вместо паспорта с одной фамилией человеку выдавался паспорт с другой фамилией, при этом отпечатки пальцев и у той, и у другой фамилии, разумеется, принадлежали одному и тому же лицу и хранились, — на всякий случай, — в спецархиве МУРа, т. е. при необходимости можно было быстро узнать, кто ты на самом деле.

«Здесь же отмечу, — продолжает переименованный таким образом автор письма, — что далеко не все сотрудники «компетентных органов» были тогда подонками. Скажу и еще одно, не останавливаясь подробно, именно тогда их коллеги в присутствии отца, добиваясь «признаний», пинками выбивали мне зубы, расписывались на спине, а «плохой» Сталин, узнав об этом, сумел забрать, вылечить, дал личную рекомендацию в ВЛКСМ и устроил воспитанником в авиашколу…

В период Великой Отечественной и позже я фактически исполнял обязанности офицера для особых поручений у «плохого» Сталина, приходилось и контролировать ведомство Берии. Вот по этому случаю и не разрешили «компетентные органы» на страницах печати поднимать вопрос о плане «Гамлет», и уничтожили документы, включая даже учетную карточку в районном военкомате, да следы оставили…»

Имеются в виду уже упоминавшиеся отпечатки пальцев в спецархиве МУРа. Кстати, согласно приложенной автором письма фотокопии учетной карточки члена ВЛКСМ он числился радиотехником и значит, исходя из этого, действительно мог контролировать разговоры Берии через подслушивающие устройства, установленные (по указанию Сталина!) в местах пребывания «человека в пенсне». Вот откуда знание о готовящейся против Сталина операции «Гамлет».

Чтобы это сенсационное заявление о плане «Гамлет» стало понятным всем, напомню, как говорится «про это» у Шекспира. Вот наиболее показательные места из разговора Гамлета с королем-отцом, который после смерти является по ночам в виде Призрака.

Призрак.

Я дух родного твоего отца…Отмсти за подлое убийство.

Гамлет.

Убийство?

Призрак.