Ты – дура! или Приключения дракоши - Елена Белова

А мама на следующий день врача позвала.

Павлик-павлин еще чего-то бормотал и даже за руку снова взял. Я не слушала – думала. Как же все изменилось! Вроде я дома… дома, а радости от этого?

На яхте покататься? В Монте-Карло деньги побросать? Склеить красавца с мускулами? Или считать свои цацки с бриллиантами? Папы дома нет, у папы банковский кризис. А мама… с мамой не поделишься. Да и с моими «подружками» тоже.

С ума сойти. Мне что, теперь все время жить так?

Днем шмотки-процедуры-диеты, а вечером приемы-тусовки-жиголо-болтовня-ни-о-чем? А если что не так, то по мою душу опять заявится дядечка-психолог?

Я так не могу…

– Вам плохо? – Голос моей охранницы (надо ж было назвать этот ходячий шкаф Любовью, а?) был негромким – хотя при желании она запросто перекрыла бы вопль раненого дракона – и деловым, как у всех секьюрити.

– Что?

– Вам плохо? – повторила Люба. – Может быть, вы хотите покинуть это место?

Павлин тоже забеспокоился:

– Дорогая, вы устали?

Ох какой заботливый… интересно, сколько ему папа отвалил? И сколько б еще обломилось, если б он таки заморочил мне голову? Спросить, что ли? Так ведь не скажет.

– Устала. Люба, Иванна, домой. Пока, Павел.

Я так устала…

– Люба, Иванна… поезжайте во второй машине, а? Я хочу побыть одна.

Охранницы переглянулись:

– Мы…

– Простите, Александра Игоревна, мы не имеем права.

– Папа не узнает!

– Мы не имеем права.

Как с роботом говоришь. Папа нарочно мне в охрану не мужиков понабрал, с ними-то я общий язык находила, а женщин. И таких… надрессированных, причем все явно за тридцать и внешностью – не то коммандос, не то завуч в школе. В смысле спорить без толку.

– Да не похитит меня никто. Выдумки все это.

Молчат. Но не согласны, видно.

– Ну хотите, я папе скажу вам зарплату повысить?

– Что случилось-то? – вдруг вполне по-человечески спросила та, которая Люба.

– Ничего. Просто я хочу побыть одна. Без камер и всего такого. Хоть поплакать спокойно!

Мои секьюрити опять переглянулись.

– Езжай-ка ты, Люба, с парнями, – вдруг сказала та, что повыше – Иванна. – А я на переднее сиденье сяду, Александра Игоревна. Перегородку поднимете, затемнитесь и… отдыхайте спокойно.

Розы пахли замечательно. Темно-вишневые, бархатные. Смотрела б и смотрела. Только записка портила дело: «Прекраснейшей от сраженного вашей несравненной красотой Павла». Вот настырный. Я скомкала записку и отфутболила в угол беседки – к целой груде глянцевых журналов. Мура к муре, все справедливо.

Тихо прошуршал песок. Охранница.

– Александра Игоревна, какая форма одежды сегодня?

– Что?

– Куда вы едете вечером? В клуб, на прием к Ваниным или на презентацию «Данс-вамп»? Что надевать?

Какая разница? Как ни рядись моя охрана в модные тряпочки, лиц не спрячешь – у всех физиономии Терминатора.

– Так что надевать?

А, была не была! Имею я право руки размять?

– Вечернее. И идите сюда. Будем глаза рисовать.

Через полчаса моя охранница удивленно смотрела в зеркало, в упор себя не узнавая. То-то вот! Макияж – это сила!

– Это я?

– А то! Теперь подбери себе что-нить из вон той кучки блестяшек, а я Иванной займусь.

Когда в охране женщины, это, оказывается, очень удобно!

И непорядок в одежде-косметике подметят, и новостями поделятся, и вообще. И очередному жиголо намекнут, что пора лыжи смазывать, пока не прилетело чего не надо. И вообще – классные оказались девочки. Ольга, та, что с косой, каскадерша бывшая. Про съемки кино интересно рассказывает. Анна когда-то в Афгане воевала. У нее, кстати, ребенок есть, как и у Татьяны-первой, девочка. А у Татьяны-второй, бывшей учительницы, мальчик. Иванна и Люба тоже из военных. Причем вроде как в спецназе были. Я и не знала, что туда женщин берут.

Словом, мы вроде неплохо начали ладить. И даже по вечеринкам таскаться стали раза в три меньше. Иванна и Ольга потихоньку начали мне показывать приемы самообороны – так, совсем немножко, чтоб развеяться. И про Рика я им рассказала. Не все, конечно. Они только знали, что это парень, за которого мне папа выйти не разрешает. Но хоть посочувствовали.

И они ж мне подсказали, чем заняться, чтоб не маяться с тоски.

Благотворительностью.

Этот детдом был небольшой.

Старенький – штукатурка прямо на глазах осыпалась. И коврики (где они были) – старенькие, вытертые до проплешин.

И пахло… никогда раньше мне такой запах не попадался. Краска, лук и молочный суп – если все вместе смешать и прокипятить. Гааадость.

И детки здесь были совсем не похожи ни на малышей в Южном племени, ни на бойкую малявку из чумного поселка с ее неуемным любопытством! Тихие были детки. Слишком тихие – глазками блеснут застенчиво, как мои панды когда-то, посопят, и молчок. Хоть конфеты им приноси, хоть ананасы.

А вот директор детдома, наоборот, был слишком даже шустрый и бойкий. Кажется, что у него не один язык, а три – столько болтовни из него вылетало.

– Госпожа Морозова, как я… рад, очень рад. Звезда столицы – и в наш скромный дом! Наслышаны о вашем похищении и о вашем счастливом возвращении, да-да… Я счастлив… Показать дом? Да, конечно, хоть мы… хихик, простите, не совсем готовы к такому визиту… прошу сначала в мой кабинет…

А суетится-то как, суетится – ручками толстенькими машет, ножками перебирает – ну прям не человек, а модель «мое– рыльце– в– пушку– по– самые– брови».

Хомяк прыгучий.

А дела в детдоме не очень. Есть еда, но из фруктов, к примеру, дети ели только яблоки и бананы, ананас видали только на картинках, а страшно полезный киви приняли за картошку.

Одежда тоже есть, но что про нее можно было сказать хорошего – это что чистая.

Есть мебель… скрипучая, как бормашина. Только у директора в кабинете новенький стол и кресла.

Есть игрушки… но их все равно что нет. Куклу с одним глазом и железный трактор без колес я б продала в Голливуд, на съемки детского ужастика. А что, купили бы.

Телевизор – один-единственный, причем даже без пульта!

Словом, мне было чем заняться.

За месяц мы перевернули этот детдом сверху донизу.

Новые кровати, новая столовая, договор с местным супермаркетом, чтоб оттуда все продукты поступали первой свежести и со скидкой.

А главное, одна из охранниц, Татьяна-первая, подсказала адресок мастерской по пошиву одежды, и мы два дня проторчали на текстильной фабрике, отбирая нужные ткани, а потом еще столько же дней, подбирая-рассматривая-одобряя-критикуя фасончики детской одежды.

Воспитательниц стало больше – мы уменьшили группы, и смотреть, как щебечут с малышней симпатичные девушки (Татьяна-учительница сама их подбирала по всем педучилищам), было приятно.

Словом, налаживалась там жизнь, налаживалась…

– Александра Игоревна…

– О, Люба, ты вовремя. Нам надо разобраться с этой новой кредиткой. Можно потратить на ремонт, а можно – на поездку детей на месяц к морю. Как думаешь?

Охранница выглядела непривычно смущенной.

– Александра Игоревна…

– Что такое? Садись. Смотри, вот здесь реклама пансионата «Бриз», здесь нормальные цены. И ваши детишки заодно съездят еще раз. Им и тут понравится.

– Да… конечно…

– Только хомяк этот, директор, мне не нравится. А что случилось?

– Мы с девочками вчера говорили… – опустила глаза Люба. – И решили, что вам надо кое-что знать. Вы только не сердитесь.

– Вы же не уволиться решили, нет?

– Нет. Просто… Вот.

Она кладет на стол небольшую трубочку. Стеклянную… в такую обычно таблетки кладут. Там и есть таблетки.

– Что это?

– Такая есть у каждой из нас. Легкий транквилизатор… выдали при поступлении на эту работу.

Ничего не понимаю.

– Папа хотел спокойных охранников?

– Нет. Это для вас. Нам говорили… словом, если вы ничего не принимали дома, то дежурная пара должна была добавить дозу в ваш стакан или тарелку.

Что? Что?!

– Зачем?!

– Нам сказали, вы нездоровы, что вам нужны лекарства, а вы не хотите… не хотите их принимать. Мы не сразу поняли. Простите, Александра Игоревна.

– Кто… – Голос был не мой, вообще не мой, хриплый какой-то. – Кто вам это дал?

– Ваш отец.

Секретарь не хотел меня пускать – папа, мол, занят. Я его послала. За миксом из грейпфрута и апельсина. Ушел, оглядывается… ну да, вид у меня не очень. Хочется кого-нибудь убить. Или послать не за соком, а подальше.

Что ж ты делаешь, папа? Папа, папа…

Вот закаленный секретарь и убрался от греха подальше. Обратно не зайдет – Люба и Ольга попридержат.

А я шагнула к двери… и услышала голоса. И разом раздумала отношения выяснять. Прислонилась к стенке, прижалась к щелке, подумала, метнулась к входной двери – запереть. Запереть, чтоб послушать спокойно. Потому что голоса были непростые. Первый папин, а второй Виталия, того самого «колдуна из Москвы».