Три цвета знамени. Генералы и комиссары. 1914–1921 - Анджей Иконников-Галицкий

Врангель далее развивает эту тему: «В нем были какие-то странные противоречия: несомненный, оригинальный и острый ум и, рядом с этим, поразительное отсутствие культуры и узкий до чрезвычайности кругозор, поразительная застенчивость и даже дикость и, рядом с этим, безумный порыв и необузданная вспыльчивость, не знающая пределов расточительность и удивительное отсутствие самых элементарных требований комфорта».

Людские радости и слабости чужды этому необыкновенному человеку (не-человеку).

«Он живет войной» (Врангель).

«Оборони Бог, не пил, всегда был трезвый. Не любил разговаривать, все больше молчал» (Кряжев).

Его не привлекают женщины: мемуаристы подчеркивают, что светски воспитанный барон мог при желании быть с дамами вежлив, но относился к слабому полу с глубоким презрением. Гомосексуальные наклонности? Ни малейшего намека! Он не знает любви. Женат, правда, был, но… Женитьба Унгерна – отдельная история, о которой мы еще расскажем.

Мрачная жестокость, беспощадность – главная черта его натуры. Неугодных и ослушников в его войсках насмерть забивают бамбуковыми палками, оставляют на съедение волкам; пленных врагов и предателей по его приказу казнят массами, без пощады. Трупы не хоронят – выбрасывают в горах, в степи, чуть ли не пирамиды складывают из обезглавленных тел и отрезанных голов. Про барона ходят страшные сказки: мол, с наступлением темноты окрестности его ставки оглашаются воем волков и одичавших собак, сбегающихся глодать трупы казненных. Все люди прячутся по домам, один Унгерн не боится своих диких братьев по крови; в одиночестве скачет он верхом в горы, гарцует среди полуобглоданных скелетов и гниющих черепов своих жертв. Волки да филины – его ночные товарищи.

Он наделен сверхъестественными способностями. Монголы и казаки верят, что его тело заговорено от пуль: после боя с китайцами близ Урги из его мундира, сшитого наподобие монгольского халата-дээла, извлекли 70 пуль, и ни одна не задела его самого. Он видит во тьме, находит дорогу в ровной монгольской степи непроглядною ночью; он, как зверь, нюхом чует других зверей, людей, жилье.

Бурдуков рассказывает: «По настоянию Унгерна мы выехали ночью. Сумасшедший барон в потемках пытался скакать карьером. Когда мы были в долине недалеко от озера, стало очень темно, и мы вскоре потеряли тропу. К тому же дорога проходила по болоту вблизи прибрежных камышей… Унгерн, спешившись, пошел вперед, скомандовав нам ехать за ним. С удивительной ловкостью отыскивая в кочках наиболее удобные места, он вел нас, кажется, около часу, часто попадая в воду выше колена, и в конце концов вывел из болота. Но тропку нам найти не удалось. Унгерн долго стоял и жадно втягивал в себя воздух, желая по запаху дыма определить близость жилья. Наконец сказал, что станция близко. Мы поехали за ним, и действительно – через некоторое время послышался вдали лай собак».

Как и положено воплощенному демону, он безумно храбр, но смертельно суеверен. Он и сам пишет о своем племени: «Мои предки принадлежали к воинственному роду рыцарей, склонных к мистике и аскетизму». Он мечтает о создании духовно-рыцарского «ордена военных буддистов». Он одержим безумной, демонической идеей – создать великую евразийскую империю на крови, стать вторым Чингисханом, новым Аттилой, силой обратить Россию и Европу в буддизм. Во время решающего боя за Ургу[301] по его приказу на горе над полем сражения местные ламы совершают моления и жертвоприношения духам войны. Он верит пророчествам и гаданиям. Журналист-авантюрист Антон Фердинанд Оссендовский, побывавший в ставке Унгерна в 1921 году, не без ходульно-мрачного колорита живописует посещение ламаистской часовни вместе с бароном: «„Бросьте кости о числе дней моих!“ – сказал он. Монахи принесли две чаши с множеством мелких костей. Барон наблюдал, как они покатились по столу, и вместе с монахами стал подсчитывать…» Не удовлетворившись предсказанием, он далее (согласно тому же источнику) зовет к себе гадалку-шаманку: она, «бросая время от времени траву в огонь, принялась шептать отрывистые малопонятные слова. Юрта понемногу наполнилась благовонием. После того как трава сгорела, она положила на жаровню кости и долго переворачивала их бронзовыми щипцами. Когда кости почернели, она принялась их внимательно рассматривать. Вдруг лицо ее выразило страх и страдание. Она забилась в судорогах, выкрикивая отрывистые фразы: „Я вижу… Я вижу бога войны… Его жизнь идет к концу… Какая-то тень, черная, как ночь… Сто тридцать шагов остается еще…“»

Конечно же, гадания сбылись: через 130 дней Унгерн был расстрелян.

Реальная биография

Демонизированным описаниям нашего героя противоречит та серьезность, с какой относилась к Унгерну и его военно-политическим планам советская власть. К исходу 1920 года в большевистском руководстве царило мнение, что Унгерн представляет главную угрозу Красной армии к востоку от Урала. Он более опасен, чем атаман Семенов, генерал Бакич, генерал Молчанов. Он непредсказуем. Где ждать его удара? В Даурии? В Иркутске? В Урянхайском крае?[302] Или он пойдет в Маньчжурию, на Харбин, а потом к Владивостоку? Или на Пекин, чтобы восстановить маньчжурскую династию?

Врагов у советской власти в этот момент очень-очень много. Еще держатся за краешки российской земли Врангель и Семенов; не завершена война с Польшей; борьба с большевизмом кипит в Закавказье и Средней Азии; Черноземье охвачено восстанием Антонова; на Украине орудует Махно. И в это самое время Ленин и Дзержинский видят в Унгерне самого опасного врага Советской республики. Большевики демонов, как известно, не боялись. Так кем же был Унгерн на самом деле?

О рыцарском роде Унгернов существует много легенд и домыслов; надо признаться, что наш герой сам был автором генеалогических мистификаций. Якобы Унгерны происходят от гуннских вождей (Хунну – Хунгер – Унгерн); якобы кто-то из предков сражался в войске Ричарда Львиное Сердце; кто-то свирепо пиратствовал в Индийском океане… Все это – сказки. Более или менее достоверно то, что рыцари Унгерны-Штернберги появились в Лифляндии в XIII веке. В 1534 году грамотой императора Священной Римской империи Фердинанда I Георгу фон Унгерн-Штернбергу был пожалован титул барона. В 1653 году указом шведской королевы Христины Унгерны были утверждены в баронском достоинстве и во владении своими поместьями (не очень большими) в Лифляндии и Эстляндии. Со времен Петра Великого Унгерны состояли на русской службе. Служили хорошо, но никакими особо выдающимися воинскими деяниями себя не проявили. Больших чинов достиг лишь Карл Карлович Унгерн, градоначальник Петербурга в 1770-е годы; при нем был основан Сиротский воспитательный дом; при нем же столицу постигло разрушительное наводнение 1777 года. Родители Романа Федоровича были люди далекие от войны и власти: отец, Теодор Леонгард Рудольф (Федор Робертович), доктор философии и чиновник Министерства государственных имуществ; мать, София Шарлотта, урожденная фон Вимпфен, происходила из добропорядочного вюртембергского военно-служилого рода.

В гербе баронов фон Унгерн-Штернбергов на полях геральдического щита изображены розы, лилии; в центре – шестиконечная звезда, золотая или желтая. И написан девиз: «Nescit occasum», означающий, что эта звезда никогда не закатится. Можно перевести и так: «Не знает Запада».

Николай Роберт Максимилиан (Роман Федорович) фон Унгерн-Штернберг родился 29 декабря 1885 года в Граце, в Австрии, где родители его остановились во время длительного путешествия по Европе. Когда вернулись они в Российскую империю – неизвестно, но в 1891 году они осуществили свой развод в Евангелической консистории города Ревеля (ныне Таллин). Николай Роберт остался с матерью. Отец через несколько лет попал в психиатрическую клинику, но впоследствии был признан излечившимся, душевно здоровым.

Не менее десяти лет – детство и отрочество – Николай Роберт провел в тихом, благочинном Ревеле. Его первоначальное домашнее образование было, видимо, достаточно серьезным, ибо в 1900 году юный барон был принят в четвертый класс Ревельской гимназии императора Николая I. Там, однако, учился плохо. По-видимому, виноваты неуправляемые проявления его странного характера. Через два года по прошению матери он был отчислен из гимназии и в августе 1902 года принят в петербургский Морской кадетский корпус. Корпус не окончил: в феврале 1905 года был исключен, и опять причиной тому – своевольное, невозможное поведение.

Тянувшаяся уже год Русско-японская война давала молодому барону шанс поймать жар-птицу судьбу за хвост. Он поступает вольноопределяющимся в 91-й пехотный Двинский полк, надеясь попасть на фронт. Полк, однако, на сопки Маньчжурии так и не был отправлен. Пока барон добивался перевода в действующую армию, пока добирался до театра военных действий, война закончилась. Год службы в нижних чинах давал ему возможность продолжить военное образование. В 1906 году он определяется в Павловское пехотное училище. Окончив его с невысокими оценками, по второму разряду, подает прошение о направлении (редкостный выбор для «павлона»!) в казачьи войска, в Забайкалье. Приказом его императорского величества от 15 июня 1908 года хорунжий барон Унгерн-Штернберг причислен к 1-му Аргунскому казачьему полку. Места службы диковатые: селение Цурухайтуй, станица Бырка, где-то там, на маньчжурской границе. Он служит, ест и спит вместе с казаками, участвует в походах – «экспедициях для содействия гражданским властям», то есть карательных; подробности их неизвестны. Видимо, с этого времени именуется Романом Федоровичем. Интересно, что не Николаем, а Романом. Это имя он выбрал себе сам. Почему? По причине римско-имперского значения и звучания? По связи с родовым прозванием царской династии?