Три цвета знамени. Генералы и комиссары. 1914–1921 - Анджей Иконников-Галицкий

Гонят пленных, их раздевают, странная картина – они раздеваются страшно быстро, мотают головой, все это на солнце, маленькая неловкость, тут же – командный состав, неловкость, но пустяки, сквозь пальцы. Не забуду я этого „вроде“ прапорщика, предательски убитого.

Впереди – вещи ужасные. Мы перешли железную дорогу у Задвурдзе. Поляки пробиваются по линии железной дороги к Львову. Атака вечером у фермы. Побоище. Ездим с военкомом по линии, умоляем не рубить пленных, Апанасенко умывает руки. Шеко обмолвился – рубить, это сыграло ужасную роль. Я не смотрел на лица, прикалывали, пристреливали, трупы покрыты телами, одного раздевают, другого пристреливают, стоны, крики, хрипы, атаку произвел наш эскадрон, Апанасенко в стороне, эскадрон оделся, как следует, у Матусевича убили лошадь, он со страшным, грязным лицом бежит, ищет лошадь. Ад. Как мы несем свободу, ужасно. Ищут в ферме, вытаскивают, Апанасенко – не трать патронов, зарежь»[298].

Кто хороший, кто плохой – красные или белые, Буденный или Шкуро? Нет ответа. Парень с очень хорошим лицом заряжает винтовку и стреляет в спину пленному поляку. Злоба и ненависть равнодушно собирают человеческую жатву до тех пор, пока не выбьются из сил. Потом наступает мир.

Последняя победа Буденного – это победа над Русской армией Врангеля. После взятия Севастополя в ноябре 1920 года Буденный больше никаких славных воинских деяний не совершил. Он постепенно превращался в легенду.

Легенда основательно потускнела в 1941 году, после катастрофических поражений руководимых им войск на Украине и под Москвой. С начала 1943 года он был назначен на малозначащую должность командующего кавалерией Красной армии.

В 1947 году легендарный «пышноусый широкоскулый человек в серой бекеше» поучил новое назначение – замминистра сельского хозяйства по коневодству.

В этом самом году, 15–16 января, в Москве состоялся «процесс над агентами германской разведки, главарями вооруженных белогвардейских частей в период Гражданской войны». Перед Военной коллегией Верховного суда СССР предстали военные деятели, активно и добровольно сотрудничавшие с гитлеровскими властями в 1941–1945 годах и участвовавшие в создании казачьих формирований СС: Тимофей Доманов, Султан-Гией Клыч, Петр Краснов, Семен Краснов, Гельмут Паннвиц и Андрей Шкуро. Все они в 1945 году были взяты в плен англичанами и выданы советским властям. Все они были признаны виновными и повешены сразу же после вынесения приговора.

Буденный надолго пережил своего соперника по конным битвам и рейдам Гражданской войны. Он пережил и всех остальных героев этой книги. Трижды Герой Советского Союза, маршал Советского Союза, член Президиума Верховного Совета СССР, георгиевский кавалер Семен Михайлович Буденный скончался 26 октября 1973 года на девяносто первом году жизни. Похоронен на Красной площади у Кремлевской стены.

Грудь в крестах – голова в кустах, или Без права на смерть

Унгерн

Этот человек сам по себе явление необычайное. Кавалер ордена Святого Георгия со знаком свастики на перстне. Потомок крестоносцев, считавший себя преемником Чингисхана. Остзейский дворянин, мечтавший создать великую панмонгольскую империю от Тихого океана до Атлантического. Родился в австрийском Граце, жил в Ревеле, учился в Петербурге, прославился кровавыми подвигами в Даурии и Монголии, смерть от большевистской пули принял в Новосибирске. В сумасшедшем российском побоище, именуемом «Гражданская война», воевали не только белые, красные, чернознаменные, зеленые. В ней действовала и иная сила: знамя ее – желтое небо Майтрейи; вождь – Роман Федорович Унгерн, воплощение Махагалы, тибето-буддийского трехглазого огненного демона, с черепами вокруг головы.

Впрочем, буддистом он не был. Так же как не был истинным приверженцем шаманизма, тенгрианства, зороастризма, древней тибетской «синей веры» бон. У него была своя религия, имя которой он сам не знал; имя это стало известно миру уже после его смерти: фашизм. Зеркальное отражение немецкого фашизма; хотя по праву первородства вернее было бы считать немецкий фашизм отражением унгерновского. Очистительный поход с Востока на Запад; уничтожение сумеречного Запада в желтом восточном огне.

Унгерн был гением фашизма, его воплощением – куда более высоким и дерзновенным, чем Гитлер. На лбу фюрера немцев, даже когда лоб был спрятан под козырьком фуражки, лежала несмываемая печать обывательства, бюргерской ограниченности. Унгерн – настоящий рыцарь, воин до мозга костей, до последней капли крови. В войне, и именно в войне истребительной, он видел единственный смысл бытия и путь очищения мира.

Он был одним из тех смертоносных, самоубийственных демонов, которые томились в подземелье мирной жизни и были выпущены на свободу мировой войной и революцией.

Черно-желтый барон

Семьдесят лет его имя в cоветской стране предавали проклятию; белые эмигранты поминали его с удивлением и неприязнью, а иные – с ненавистью. Он был ни за красных, ни за белых и успел нагнать страху и на тех и на других. Главный источник информации о нем – воспоминания современников, написанные уже тогда, когда барон был мертв. Образ его слеплен уцелевшими врагами (друзей не осталось, да, пожалуй, и не было) или потрясенными обывателями. Мемуаристы вольно или невольно подверстывают былые впечатления под сложившееся клише; ужасаются жестокости, изумляются экстравагантности барона. В этих источниках трудно отделить правду от вымысла, объективную основу от политической предвзятости; в них все искажено. Вновь вместо реального человека и его судьбы – миф.

Он и внешне неприятен; в его облике проглядывает что-то страшное.

«Среднего роста, блондин, с длинными, опущенными по углам рта рыжеватыми усами, худой и изможденный с виду, но железного здоровья и энергии»[299], – вспоминает со сдержанной неприязнью его бывший полковой командир барон Петр Николаевич Врангель.

«На лбу рубец, полученный на востоке, на дуэли», – сообщает протокольное описание внешности пленного Унгерна, составленное во время следствия в 1921 году.

«След от этой раны остался у Унгерна на всю жизнь, постоянно вызывая сильнейшие головные боли и, несомненно, периодами отражаясь на его психике», – утверждает Врангель, поясняя, что шрам был получен в схватке с офицером, которого Унгерн ударил то ли в припадке бешенства, то ли в пьяном угаре.

«Он был поджарый, обтрепанный, неряшливый, обросший, с желтоватой растительностью на лице, с выцветшими, застывшими глазами маньяка… Военный костюм его был необычайно грязен, брюки протерты, голенища в дырах. Сбоку висела сабля, у пояса револьвер», – дополняет сибирский предприниматель Алексей Бурдуков, совершивший совместно с Унгерном поездку по Монголии в 1913 году.

Мотив маниакальности, полубезумия, переплетаясь с мифическим образом человека-зверя, постоянно звучит в воспоминаниях об Унгерне. От людей, от культуры барон-оборотень отделен стеной мизантропии и презрения к приличиям.

«Оборванный и грязный, он спит всегда на полу… Будучи воспитан в условиях культурного достатка, производит впечатление человека, совершенно от них отрешившегося» (Врангель).

«Барон вел себя так отчужденно и с такими странностями, что офицерское общество хотело даже исключить его из своего состава… Унгерн жил совершенно наособицу, ни с кем не водился, всегда пребывал в одиночестве. А вдруг, ни с того ни с сего, в иную пору и ночью, соберет казаков и через город с гиканьем мчится с ними куда-то в степь – волков гонять, что ли. Толком не поймешь. Потом вернется, запрется у себя и сидит один, как сыч» (Иван Кряжев, знакомый Унгерна по жизни в Кобдо[300]).

Люди культуры, глядя на него, начинают подозревать, что он не настоящий человек, тем более не человек их круга, а кто? Персонаж из книги, из приключенческого романа?

«Это не офицер в общепринятом значении этого слова, ибо он не только совершенно не знает самых элементарных уставов и основных правил службы, но сплошь и рядом грешит и против внешней дисциплины, и против воинского воспитания, – это тип партизана-любителя, охотника-следопыта из романов Майн Рида». Любопытно, что автор этого пассажа, барон Врангель, по своей породе близок к Унгерну: тоже остзейский барон, тоже потомок рыцарей, пришедших в землю эстов с мечом под знаком креста в XIII веке. История Унгернов многократно пересекалась с историей Врангелей на протяжении столетий. В биографиях их ближайших предков – отцов, дедов, людей вполне мирных, – много общего. Несомненно, воспитание, полученное ими в детстве и юности, схоже, если не одинаково. Но Врангель – человек общества, Унгерн – вне общества; Врангель понятен европеизированному уму, Унгерн ему недоступен; Врангель вменяем, Унгерн – нет.

Врангель далее развивает эту тему: «В нем были какие-то странные противоречия: несомненный, оригинальный и острый ум и, рядом с этим, поразительное отсутствие культуры и узкий до чрезвычайности кругозор, поразительная застенчивость и даже дикость и, рядом с этим, безумный порыв и необузданная вспыльчивость, не знающая пределов расточительность и удивительное отсутствие самых элементарных требований комфорта».