Проклятая реликвия - Средневековые убийцы

— Его застрелили, — произнес Абель, глядя на темную дыру в груди торговца и кровавый флаг вокруг нее.

В молодые годы, до того, как заняться мошенничеством, Абель служил в армии во время Нидерландской кампании и знал о войне и ранах больше, чем я узнаю за всю жизнь.

— Надо полагать, из его собственного пистолета, — добавил я. — Он показывал мне его, когда показывал, кое-что еще.

Джек и Абель посмотрели на меня. Возможно, недоумевали, что это за «кое-что еще». Я показал на орудие убийства, лежавшее в углу палатки, словно преступник в панике швырнул его туда перед тем, как убежал. Или убежала. Потому что пистолетом могли воспользоваться как мужчина, так и женщина.

— Это снапхонц, — сказал Абель. — Их широко использовали в Голландии.

Ни один из нас не откликнулся на эти профессиональные сведения.

— Можно просто уйти, — помолчав, произнес Абель. — Мы не обязаны никому ничего сообщать. И ни одна душа не узнает, что мы сюда заходили.

— Вы можете уйти, — отозвался я. — А меня здесь уже видели.

Я думал о Вопинг Долл. А также вспоминал того типа с соломинками на шляпе, который выскользнул из палатки, когда мы подошли к ней в первый раз.

— Значит, нужно идти в Пирожно-пудренный суд, — подвел итог Джек. — Это вам не карманник с певцом баллад.

— Да, ты прав, нужно идти в суд, — согласился я, озираясь. — А где птица?

— Птица?

— Держи-крепче, ворон, о котором я вам рассказывал.

— Да провались он, твой ворон, — хмыкнул Джек. — У нас труп на руках.

— Погоди минуту. — Я наклонился, чтобы посмотреть на стопку бумаг, прижатую тушей Хетча. Листы были старые, мятые, перепачканные кровью, но одного взгляда хватило, чтобы понять — это и есть непоставленная пьеса Шекспира, «Домициан». Название было от руки написано на титульном листе. Хетч все-таки нашел ее. Вероятно, это последнее, что он успел сделать в этой жизни. Что ж, подумал я, засовывая измятые листы под камзол, я сберег хозяину целых четыре фунта. Странно, до чего банальные мысли приходят в голову в такие страшные минуты.

Увидев, что я забрал то, за чем пришел, мои спутники направились к выходу, но я задержался еще на миг — любопытство пересилило страх и отвращение.

Я заглянул в открытый сундук и порылся в одежде и столовом серебре. Точно, шкатулка, лежавшая среди вещей, пропала. Нет стеклянной склянки, нет и священного кусочка дерева.

— Он говорил, что она проклята, — произнес я.

— Кто сказал, что она проклята? Что проклято?

— О чем ты, Ник?

В голосах моих друзей слышались раздражение и тревога.

— Слишком долго объяснять, — сказал я.

— Значит, объяснишь судье, — отозвался Джек. — Давайте выбираться отсюда, ради Христа.

Но мы опоздали. Нужно было уходить из палатки в тот же момент, как мы увидели, что в ней находится. Внезапно в и так битком набитую палатку — трое живых актеров и один мертвый издатель и книготорговец — втиснулись еще две фигуры. Оба крупные парни, один — с нависающими бровями. Констебли судьи Фарнаби. Мы уже видели, с какой легкостью они справились с дородной Урсулой, торговкой свининой, и такой же дородной Долл. Трое худощавых актеров не могли с ними сравниться.

Они весьма бесцеремонно дали нам понять, что их встревожило сообщение о выстреле из пистолета, и теперь мы должны вместе с ними пройти к судье Фарнаби. Понятно, что мы, запинаясь, заявили о наших невиновности и неведении. Но не менее понятно, что нам придется отвечать на вопросы. Джеку, Абелю и мне не оставили выбора — мы должны были спокойно идти в Пирожно-пудренный суд. Мы вышли из палатки, оставив тело лежать на земле. Констебли не то, чтобы арестовали нас — и все же, попытайся мы убежать, это не только подтвердило бы нашу вину, но в придачу нас бы доставили к судье при помощи длинных дубинок.

Единственным утешением во всем этом могло считаться то, что временный суд располагался в части ярмарки, бывшей когда-то монастырем святого Варфоломея — разумеется, палатка или киоск были бы недостойны суда — в старых монастырских строениях. Как я уже упоминал, это место было сравнительно спокойным, поэтому мы привлекли внимание не очень большого числа зевак. Мы пытались принять невинный вид, словно просто вышли прогуляться с этими гигантами. Но невинный вид старается принять любой виновный человек, правда?

Земля и строения ярмарки Варфоломея принадлежали семейству Ричей, и однажды один из них решил отремонтировать часть монастыря — не из благочестивых побуждений, а чтобы пополнить свои денежные сундуки, сдавая здания в аренду. Итак, нас втолкнули в комнату, бывшую когда-то монашеской кельей, а теперь превратившуюся в камеру для содержания преступников, пойманных на ярмарке.

Нас бегло обыскали и ничего интересного не нашли. Стопку бумаги, которую я вытащил из-под трупа Хетча и засунул под рубашку — грязные страницы шекспировского «Домициана» — пролистали. Сомневаюсь, чтобы эти констебли умели читать, а если б и умели — что они могли обнаружить? Кучу бумаги, которую даже создатель рукописи считал никудышной и намеревался уничтожить.

В голове мелькнула мысль, не попытаться ли подкупить наших тюремщиков деньгами, которые дал мне Шекспир. Они и в самом деле с большой неохотой отдали мне монеты, выуженные из моего кошелька, но сам факт, что они их вернули, доказывал, что это люди принципиальные. Либо так, либо они больше боялись судью Фарнаби, чем стремились получить взятку и отпустить нас. Закончив обыск, они заперли нас на ключ. Больше в камере никого не было. Зарешеченное окно пропускало лишь жалкие полоски пыльного света да отдаленный шум ярмарки.

Джек Уилсон и Абель Глэйз смотрели на меня. Они не сказали ни слова. Во всем виноват я, верно? Во что я их втянул? И тем не менее, мы были невиновны. Вот за это и нужно держаться, полагаясь на английское правосудие и справедливость. Нескольких слов с судьей Фарнаби должно хватить, чтобы прояснить путаницу. Во всяком случае, так мне казалось.

— Ник, — нарушил молчание Абель. — Ты нам все рассказал?

— Да. Нет. Не совсем, — ответил я.

— Может быть, лучше рассказать нам все? — предложил Джек. — До того, как мы отправимся на небеса на веревке?

Замечание Джека о виселице прозвучало довольно небрежно, но у меня по спине пробежал холод, несмотря на духоту камеры.

Я сказал:

— Да рассказывать почти не о чем. Просто Хетч владел не только грязными страницами Шекспира.

И объяснил им, как книготорговец по ошибке принял меня за человека, пришедшего за реликвией, как он показал ее мне и как — когда стало понятно, что я ничего об этом не знаю — поспешно спрятал ее назад в сундук, наказав мне молчать. Откровение о реликвии ошеломило их, но я сразу увидел, что они мне поверили. Подобную историю я бы не сочинил.

— Так вот почему ты заглядывал в сундук? — понял Абель. — Частица Истинного Креста! Да разве это возможно?

— Настоящая она или подделка, но реликвия исчезла.

— Ее забрал тот, кто убил Хетча? — спросил Джек.

— Похоже на то.

— Тогда все просто, — заявил Абель. — Находим типа, у которого эта так называемая частица, и его арестовывают.

— И как мы собираемся его найти, если нас заперли здесь? — поинтересовался Джек. — Кроме того, если у него есть хоть крупица здравого смысла, он уже за много миль отсюда.

— Не исключено, что мы ищем мертвеца, — произнес я. — Улисс Хетч говорил, что прикосновение к реликвии означает смерть. Похоже, в его случае это сработало.

Как и замечание о виселице, это добавило нашей камере волнения.

— Том Гейли замешан в это дело, — сказал Джек. — Из твоих слов, Ник, ясно — он что-то задумал.

— Это могут быть и грязные страницы, и частица креста — но вполне возможно, что он не искал ничего определенного. Гейли такой тип, что просто рыщет вокруг, полагаясь на чутье. Как собака. Хотя может быть, что он…

— Что?

— Он заметил, как я выхожу из палатки Хетча. Может быть, он уже договорился о покупке реликвии — или грязных страниц — и встревожился, когда увидел меня. Решил, что я собираюсь завладеть этим, и вмешался, чтобы помешать мне.

— Но зачем ему убивать Хетча? — спросил Джек. — Мог просто предложить ему больше денег, чем ты. У Хенслоу глубокие карманы.

Это было вполне справедливо, и я не нашелся, что ответить. Помолчав немного, Абель сказал:

— А эти две женщины, которые собирались подраться из-за Хетча? Торговка свининой и… как там ее?

— Долл Вопинг.

— Они обе выглядят так, словно могут уложить мужчину голыми руками. Куда пошла Долл после того, как судья помешал драке? Обратно в палатку, чтобы столкнуться с мистером Хетчем?

Абель так взволновался подобной вероятности, что сразу же подкинул нам еще одного подозреваемого.

— И не забывайте, что мы видели сообщника Соловья — этого типчика по имени Питер Перкин — он выходил из палатки Хетча как раз тогда, когда мы к ней подошли.