Некрасов в русской критике 1838-1848 гг. Творчество и репутация - Мария Юрьевна Данилевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Освещая творческие соприкосновения Некрасова и Булгарина, Н. Л. Вершинина апеллирует к оценкам Некрасова-критика, который противопоставил роман Булгарина «Иван Выжигин» роману А. Измайлова «Евгений» в рецензии на «Учебную книгу русской словесности, или Избранные места из русских писателей в прозе и стихах» И. И. Греча (1844) (XII-2: 62). По утверждению Вершининой, Булгарин «не готов свободно и смело заявить о своей позиции, а фиксирует “пороки” путем начетнической систематизации, “подбирая словечко к словечку” и используя, в целях контакта с “публикой”, “натянутое” остроумие (XI-1: 82).
Вне иронии и многообразных оттенков комического контекст эпохи представляется Н. А. Некрасову ущербным, отвлеченным от задач современности»[731]; «Ф. В. Булгарин не приемлет сатирических, юмористических и иных интерпретаций действительности, вытекающих из самого явления, не вмененных ему риторикой как посредствующей призмой, где действительность уже представлена в нужном свете. Для литературного сознания Ф. В. Булгарина существенна лишь прямая, откровенно морализаторская классификация явлений, данных либо вне своей “натуральной” составляющей, либо при наличии ее, но без возможности выйти к художественным обобщениям»[732].
Рассуждение о риторичности стиля Булгарина, чуткого к литературному процессу, представляется весомо аргументированным еще и в силу того, что Н. Л. Вершинина – автор специальной работы, посвященной риторике[733] как актуальной области филологической науки и речевой практики.
Для анализа критических высказываний Булгарина о Некрасове плодотворно сопоставить указанные выводы Вершининой с рядом соображений А. Г. Алтуняна, высказанных в его монографии «“Политические мнения” Фаддея Булгарина: Идейно-стилистический анализ записок Ф. В. Булгарина к Николаю I»[734]. На первый взгляд, монография полемична по отношению к указанным литературоведческим исследованиям, посвященным особенностям индивидуальной поэтики Булгарина и его места в литературном процессе. Однако для нас важно, что Алтунян фокусирует внимание современного историка литературы на существенных и не освещенных никем, кроме него, аспектах.
Без излишней комплиментарности оценивая общую литературную деятельность Булгарина[735], Алтунян заявляет об актуальности изучения его наследия как политического писателя[736]. И, обращаясь к анализу политического текста, Алтунян выделяет три его уровня: «уровень очевидных смыслов, прямое слово (то, что сказано)», «уровень риторических, стилистических, логических средств (то, как сказано)» и «уровень априорных посылок (то, из чего исходит автор в своих суждениях, и что при этом специально не оговаривается)»[737]. Риторичность Булгарина также рассматривается как характерная черта его стиля.
Внимание к роли риторики в стиле Булгарина у двух исследователей – Н. Л. Вершининой и А. Г. Алтуняна, – обратившихся к булгаринским текстам разной природы, представляется значимым совпадением для дальнейшего изучения места Булгарина в историко-литературном ряду и наводит на мысль о продуктивности этого метода в дальнейшем изучении фельетонной критики Булгарина.
По утверждению Алтуняна, политический текст всегда и обязательно адресован конкретной аудитории, в отличие от художественного текста. Исследователь замечает, что «политический текст по своим задачам, по своим функциональным характеристикам очень схож еще с одним типом текстов, который сравнительно недавно ворвался в нашу жизнь. Это, конечно, рекламные тексты. <…> Отличия политического текста (как функционального жанра) от рекламного не столь явны, как их сходство, но тем не менее очевидны. Политический текст – всегда убеждающий и лишь иногда соблазняющий, рекламный текст – всегда соблазняющий и лишь иногда убеждающий»[738].
Состояние рекламы в XIX в. отличалось от сегодняшнего, однако именно «Северная пчела» может быть названа богатым источником рекламных текстов, преследовавших и узко личные коммерческие цели[739], и дискредитацию литературных конкурентов.
При обращении к фельетонной критике Булгарина представляется целесообразным учитывать соображения А. Г. Алтуняна о нем как о политическом писателе, что косвенно подтверждается сопоставительным анализом прозы Булгарина и Некрасова, проделанным Н. Л. Вершининой, а именно выводами о присущем Булгарину заданном морализаторстве. Алтунян указывает на следующие «мнения»
Булгарина, актуальные для освещения его критической деятельности:
1. «Силою невозможно остановить распространение идей»;
2. «общее мнение не только существует, но им можно управлять»;
3. «идея управления общим мнением, как неким устройством, предполагает знание “пружин” (термин Булгарина)»;
4. «для молодежи высшего состояния это театральная сфера; для среднего состояния (основной массы публики) это “справедливость и некоторая гласность”»[740].
5. «Некоторая гласность» нужна для «доверия к печатному слову»[741].
6. Доверие к печатному слову нужно, потому что «“большая часть людей, по умственной лени, недостатку сведений… гораздо способнее принимать и присвоивать себе чужое суждение, нежели судить самим”, “лучше, чтобы правительство взяло на себя обязанность напутствовать его и управлять оным” с помощью книгопечатания, которое и сообщит этой “большей части людей” те сведения и суждения, которые правительство сочтет нужным им сообщить»[742].
7. Булгарин дает характеристику «истинного литератора»: «Речь идет исключительно о профессиональных навыках, но навыки эти не столько литератора, l’homme de letters, сколько пишущего в журналах памфлетиста, которому можно “задать тему”»[743].
Приведенная выше цитата из статьи Н. Л. Вершининой – характеристика стиля Булгарина-прозаика, как он был понят его современником и литературным оппонентом Некрасовым[744], – вполне отражает «мнения» Булгарина относительно идей, распространение которых невозможно остановить, но возможно направить, придать им нужную форму, привить некие стереотипы видения предмета и его оценок. Метод Булгарина – автора нравоописательных очерков, на наш взгляд, убедительно раскрытый Вершининой, представляется очень последовательным по отношению к его «мнениям». Этому методу противостоят художественные поиски и решения и критические суждения литераторов «натуральной школы», завоевывавших читательский интерес. Полемика с «натуральной школой» в критике «Северной пчелы» была постоянной и острой.
Проанализируем несколько точечных, «фоновых» упоминаний о перешедшем к Некрасову и Панаеву журнале «Современник», регулярно появлявшихся на страницах «Северной пчелы».
§ 3. Отзывы Булгарина о журнале «Современник»
1 января 1847 г. вышел в свет № 1 обновленного «Современника».
2 января 1847 г. в № 1 «Северной пчелы» выходят два фельетона Булгарина. В одном из них – «Заметки, выписки и корреспонденция Ф. Б.», – посвященном обзору журналистики на начало 1847 г., Булгарин ставит в заслугу журналу «Москвитянин» то, что он «с благородным усердием противодействует ложному направлению так называемой новой или натуральной школы, старающейся унизить все заслуги прежних литераторов, действовавших за восемь лет пред сим»[745].
Во втором фельетоне – «Беседа накануне Нового Года», – рассуждая о современной европейской и русской литературе, Булгарин утверждает художественную и критическую несостоятельность «натуральной школы»:
«Нынешний лепет так называемых новых школ — это бред спящего человека. Подождем
