Том 15. Книга 2. Пошехонские рассказы - Михаил Салтыков-Щедрин

И для царя было бы многим приятнее, если бы его подданные только мычали» (С. М. Степняк-Кравчинский. Царь-чурбан. Царь-Цапля. Пг., 1921, стр. 166).

Наевшись <…> стали уже настоящим образом разговаривать. — Боязнь быть услышанным посторонними ушами определяла «невинное» содержание застольных бесед не только в 80-е годы. На вечерах у А. Я. Пятковского в 1870 г., по воспоминаниям Кропоткина, как только возникал серьезный разговор на политические темы, «кто-нибудь из старших уже, наверное, прерывал разговор громким вопросом: «А кто был, господа, на последнем представлении «Прекрасной Елены»?» — или: «А какого вы, сударь, мнения об этом балыке?» Разговор так и обрывался» (П. А. Кропоткин. Записки революционера. М., 1966, стр. 233).

Вержболово — станция на русско-германской границе до первой мировой войны.

…отчего прежде был Стыд… — Тема стыда — возможности нравственного возрождения человека и пробуждения в обществе гражданского самосознания — развита в сказке «Пропала совесть», в рассказах «Дворянские мелодии» и «Чужой толк», в финале «Современной идиллии» (кн. 1, т. 16, т. 12 и кн. 1 наст. тома).

…в надежде славы и добра… — из «Стансов» Пушкина.

Фасонировать — формировать, оформлять (от франц. façonner).

Я не говорю уже о тех архиябедниках, которые, при посредстве печатного станка, всю Россию опутали своею подкупною кляузою… — Речь опять идет о «Моск. ведомостях» Каткова, которые один из современников в начале 80-х годов охарактеризовал следующим образом: «Есть даже газета, пользующаяся особым благоволением в некоторых высших кругах, которая, из корыстных целей или по полной непрактичности, или по безумию <…>, не перестает настоятельно рекомендовать возвращение к прежним порядкам, к усилению единоличных властей и к принятию каких-то энергических мер. Она безусловно и постоянно осуждает всякие выборы и виды представительства, называет говорильнями все совещательные учреждения, всячески их ругает и, с особенным наслаждением, выставляет промахи и упущения земских собраний, городских дум, земских и городских управ и новых судов; она приравнивает либеральные журналы и газеты к подпольным крамольным изданиям, не упускает случая доносить и клеветать на первых и охотно, с разными «инсинуациями», жалует либеральных администраторов в покровители крамолы и чуть-чуть не ставит их во главу ее» (А. Кошелев. Что же теперь? Август 1822. Berlin, 1882, стр. 37–38).

Вечер четвертый. Пошехонские реформаторы*

Впервые — ОЗ, 1883, № 11 (вып. в свет после 12 ноября), стр. 231–256, под заглавием: «Пошехонские рассказы. Вечер четвертый. Пошехонские реформаторы».

При подготовке рассказа для Изд. 1885 Салтыков внес в текст одно дополнение. Приводим его:

К стр. 85. В конце абзаца: «Да иначе…», после слов «…и в тех не частых <…> собеседованиях, когда…», добавлено: «…даже в среду, со всех сторон наглухо запертую…»

«Вечер четвертый» состоит из двух рассказов о «пошехонских реформаторах».

Первый реформатор, Андрей Курзанов — один из многих салтыковских правдоискателей из народа (или «опростившихся», ушедших в народ), галерею которых начинают Пахомовна и Аринушка в «Губернских очерках» и заканчивает «братец Федос» в «Пошехонской старине». Салтыков сочувственно излагает «нравственный кодекс» Курзанова — его призывы «жить по-божески», по правилу «тебе кусок, и мне кусок, и всем прочим по куску!». Наивные «справедливые слова» Курзанова заключают в себе моральное осуждение существующего «порядка вещей» и потому обрекают проповедника этих «слов» на вполне реальные преследования, завершающиеся административной репрессией. Вместе с тем Салтыков показывает, что Курзанов, признающий неизбежность сосуществования на практике противостоящих друг другу норм поведения — думать «по-божески», но поступать «по закону», — всего лишь утопист своих идеальных представлений о справедливости. Он не борец с осуждаемой им социальной действительностью и не в силах что-либо изменить в ней. Поэтому он отнесен к «пошехонским реформаторам», то есть псевдореформаторам.

Андрею Курзанову противостоит другой «реформатор», его идейный антипод, Никанор Беркутов — доносчик и человеконенавистник. Образ Беркутова в большей мере, чем образ Курзанова, принадлежит политическому быту начала 80-х годов — времени усиления политического контроля, административных репрессий, сыска и доносительства. Один из «идеологов» и практиков возрождения пошехонского «прошлого», Беркутов предстает как реформатор в отрицательном смысле, как реставратор реакции с ее девизом приведения жизни «к одному знаменателю», то есть тоже как разновидность «пошехонских реформаторов».

Тальк — моток пряжи или нити.

Камилавка — головной убор православных монахов, а также награждаемых ею священников, расширенный кверху цилиндр без полей.

Апокрифические сказания — христианские сказания, не совпадающие с православно-каноническими текстами и запрещенные официальной церковью.

…плоть немощна. — Из Евангелия (Матфей, XXVI, 41).

…в низменных слоях общества… — здесь: в социальных низах.

«Непросвещенная чернь» — парафраз выражения из оды Державина «О удовольствии» («Прочь буйна чернь, непросвещенна…»).

Простец — образ человека массы, толпы, пассивно сносящего гнет насилия и обуздания вследствие своей бессознательности. Восходит к «Благонамеренным речам» (см. т. 11).

Адамов грех — переносно: «ослушание, непослушание; слабость к соблазну» (В. Даль. Толковый словарь…).

…душу-то <…> За друга своя полагать ее надо… — Из Евангелия (Иоанн, XV, 13).

Вы за всех, все за вас. — Парафраз одного из заветов христианского человеколюбия (Нов. завет, Второе посл. к коринф. ап. Павла, V, 15 и др.)

…он уже в сороковых годах провидел и новые суды, и земство, и даже свободу книгопечатания. — Гласные суды и земство возникли в 1864 г., указ «О даровании некоторых облегчений и удобств отечественной печати», заменивший для столичных изданий предупредительную цензуру карательной, появился в 1865 г.

…в «Уединенном пошехонце», получавшем внушения чуть ли не из самого городнического правления… — «Уединенным пошехонцем» назывался первый в России провинциальный журнал, издававшийся в 1786–1787 гг. в Ярославле. Здесь это — собирательное наименование всей официальной и официозной печати, проводника и пропагандиста очередного курса правительственной политики.

…«справедливые слова» <…> всегда находились и находятся в ведении подлежащих ведомств… — Одно из множества указаний в салтыковской сатире и публицистике на авторитаризм политики самодержавия в области идеологии.

…ударил <…> между крылец… — между лопаток, «по хребту».

…исправник <…> Язвилло <…> за упразднением городнической должности, соединил в своем лице высшую полицейскую власть.» — Должность городничего была ликвидирована в 1862 г. Тогда же исправники, ранее выбиравшиеся дворянами, стали назначаться губернаторами. Язвилло в дальнейшем превращается у Салтыкова в Гвоздилова, поборника контрреформ («Пестрые письма»).

…призвал всех благонадежных обывателей (на этот раз он даже не усомнился употребить слово «граждане») к содействию. — Слово «граждане», связанное с фразеологией Великой французской революции, было изъято в России из официального употребления Павлом I в 1797 г. («Рус. старина», 1871, № 4, стр. 531–532). О политике «содействия общества» см. в «Письмах к тетеньке» (т. 14 наст. изд.).

…настаивал на собственности и советовал защищать ее всеми средствами. И не только от воров <…>, а больше всего от распространителей развратных мыслей… — Положение, общее для французской и русской демократической сатиры. — См. стр. 589–590 в т. 8 и 570 в т. 11 наст. изд.

Народная Немезида — выражение Пушкина в стихотворениях «Наполеон» и «Бородинская годовщина».

Тигосить — «давить, жать, гнести» (В. Даль. Толковый словарь…).