Отражение в стекле (СИ) - Черненко Никита

Начало переменам было положено.

Эпилог

– А ты точно уверена, что хочешь туда ехать? – я продолжал изгаляться над галстуком. Никогда не любил их завязывать, уж слишком тяжело мне запомнить этот чёртов узел.

– Артём, это даже не обсуждается! Заметив в списках приглашенных писателей тебя и ещё несколько популярных современников, я твёрдо решила, что не дам тебе отлынивать, а заодно сама схожу и познакомлюсь воочию. Может, у тебя, наконец, появятся коллеги по цеху!

– Мы же обсуждали моё пристрастие писать в одиночестве, – это не вызывает конфликтов, – после очередного неудачного узла, хотелось добавить какое-нибудь ругательство, однако меня удерживало желание поскорее избавиться от этой удавки на шее.

– Так, я уже готова… Артём, ты до сих пор копаешься с галстуком?! – к моему большому сожалению, Марго никогда не отходила от традиции проверить, как идут мои сборы на какое-то мероприятие. Зато сама она никогда не впускала меня в нашу спальню, пока наводила красоту перед зеркалом, какая тонкая ирония в этом всё-таки проскакивает: сколько живём вместе, а фигушки тебе, Артём, твой титул писателя и её непосредственного парня даёт тебе право смотреть на неё когда угодно, но не пока она не накрашена!

– А я говорил, меня бесят галстуки! И вообще, на кой чёрт он мне сдался?

– На тот, что я не позволю тебе прийти в пиджаке, зато без галстука – это не так смотрится.

– Меня устраивает и то, как я смотрюсь без галстука.

– Ты вообще в костюме смотришься как старомодный аристократ! Тебе такой стиль не идёт. Но это деловая встреча, тебя увидят сотни человек!

– У тебя отлично получается отвадить меня туда ехать, дорогая.

– Всегда пожалуйста, дай уже свой галстук! – сколько её помню, она ни разу не могла держаться смирно больше двух минут. Такое ощущение, будто из неё не может выветрится эта детская активность.

– Что тебе ответили в галерее?

– Сказали, что позвонят завтра. Я всё ещё думаю, что это плохая идея.

– По крайней мере, мы квиты. Я тоже не хочу ехать на съезд писателей, а уж тем более отвечать на вопросы журналистов.

– Эти журналисты тебя готовы уже разорвать! Ты знаешь, что одна особо наглая личность весь день караулила меня около входа в университет, и только когда вышел охранник, он отвязался.

– Он испугался дяди Вани? Этот вопрос таинственнее, чем вопрос о том, в чём они копаются, чтобы найти хоть какую-то информацию о моей личной жизни.

– Они копаются в твоих книгах.

– Тогда я им сочувствую.

– Артём!

– Что? Если это раннее творчество, то я им серьезно не завидую. Да даже сейчас я пишу посредственно, по сравнению со Стружкиным.

– Стружкин пишет статьи. Это его работа – стрелять колкими словечками так, чтобы каждый читатель чувствовал его настрой.

– Когда он уже уйдет на пенсию… – я подрегулировал галстук так, чтобы он меня не душил, поправил карман и отвернулся от зеркала в прихожей. – Как я выгляжу?

– Как будто мы снова отмечаем первый год совместной жизни.

– Так ты ещё помнишь? Тот парень был забавный, между нами.

– Он был забавный, но если я увижу его в следующий раз, у него будет на пару зубов меньше.

– С такими темпами я буду сверкать в статьях газет. Уже вижу в первой колонке «Девушка популярного писателя избивает его читателей»,– по моему лицу медленно поползла издевательская усмешка.

– Когда я уже перестану удивляться тому факту, что ты не повзрослел ни на йоту?

– Тогда же, когда я перестану удивляться тому, как писательство отлично сохраняет во мне умение ребячиться.

      Марго не злилась. Она, кажется, разучилась злиться в какой-то момент. Зато её умиляла вся эта ситуация с выставкой и моей нерасторопностью. Пожалуй, самое сложное – смириться с тем, что ты для неё – очень большой ребенок. Очень большой и чрезвычайно странный ребенок с личным приглашением на самое масштабное литературное мероприятие в стране, куда кого попало не приглашают.

      Вообще, я давно заметил за собой эту ноту самолюбия в голове. Это всегда пугает меня: становиться самовлюблённым не входит в мои планы, я могу завоевать доверие редакции одной лишь наглостью, которую не скроет никакая другая черта характера. И Марго это знала; знала и всё же осталась со мной, когда эта наглость стала проявляться почти во всех вопросах, касающихся совместного времяпрепровождения. Если мне что-то не нравилось, я говорил и всё приходило к компромиссу, светлым мыслям и какой-то уж слишком идеальной жизни. Правда эту идеальную жизнь омрачала тень столицы, где и люди другие, и пробки длиннее, и люди в конторах сидят злые, требовательные и жадные. Пожалуй, ещё более жадные, чем Игнат… Сергеевич? Чертова память подводит уже в который раз.

– Не забывай, что тебе ещё этой ночью ехать, – в голосе Марго отражалось волнение по этому поводу. Ей казалось не так важно, как часто я езжу домой, в то время как я видел в этом почти жизненно важную потребность.

– Ты точно не заскучаешь тут? Я могу отменить поездку в случае чего.

– Артём, у меня конец сессии и бесконечный спор с директором галереи. Мне будет некогда отдыхать.

– Обещай, что позвонишь в случае проблем с учёбой.

– Шутишь? Когда в последний раз у меня были проблемы с учёбой?

– Около месяца назад, если память не подводит. Ты отказывалась идти на пары потому, что на улице жарко.

– Дело не в учёбе, а в жаре!

– Думаешь, я так же не говорил, пока учился на психолога? Тоже на втором курсе, к слову.

– Знаешь, мне иногда кажется, что лучше бы ты в итоге доучился на него. Мы бы могли остаться там, а не переезжать.

– Я тоже скучаю по старым денькам, но мы же оба понимаем, что порой приходится идти на жертвы ради чего-то.

– Да… это и грустно.

      Марго повернула голову на нашу библиотеку, куда ставилась любая интересная книга. Мои книги я специально не оставлял дома, а отдавал друзьям, которые их не покупали, так как принимали участие в оценке черновиков и уже тогда знали, что сюжет получится захватывающий. И хотя я никогда не верил в то, что это действительно так, они мне не врали – почти все книги расходились, подобно горячим пирожкам.

– Я вспомнила тот день, когда ты пришел после пропажи… я думала, что никогда тебя не увижу.

      Неудивительно, что она помнит этот день: даже я помню всё до последней детали, спустя два года, переезд в столицу, беготню туда-сюда и прочие хлопоты. Кажется, это имеет огромное пятно на моей жизни – эти три дня были слишком не такими, чтобы так просто забыть об этом.