Эверест. Смертельное восхождение - Анатолий Букреев

Статья Вайнберга «Почему в книгах столько ошибок» появилась в июльском номере «Columbia Journalism Review». Обращаясь к читателям книги «В разреженном воздухе», автор призывал их задуматься над вопросом: «Если оценка действий Букреева, данная Кракауэром, верна, то вполне возможно, что кто-то из клиентов „Горного безумия“ пострадал бы меньше, будь их гид более внимательным и менее самоуверенным. Но если обвинения в адрес Букреева содержат преувеличения или же попросту являются вымышленными, то это гораздо большая оплошность, чем рядовая неаккуратность в обращении с фактами. Ведь под сомнение была поставлена репутация человека».

Затронутая тема показалась важной Двайту Гарнеру, старшему редактору интернет-журнала «Салон», и на первых страницах этого издания появилась его статья «На спуске»[100]. Несмотря на излишне самоуверенный подзаголовок («правдивый взгляд на трагические гималайские события двухлетней давности»), статья, тем не менее, вполне объективна и содержит в себе интересный взгляд на истинные причины противостояния Кракауэр – Букреев[101].

После публикации статьи Гарнера мы с Кракауэром обменялись письмами на интернет-странице журнала «Салон», и я было решил, что на этом вопрос исчерпан. Мне казалось, что спор окончен, и пора предоставить слово другим. Однако я ошибался.

В ноябре 1998-го года вышло новое иллюстрированное издание книги «В разреженном воздухе» с пространным послесловием. Оставаясь столь же критичным в оценке действий Букреева на Эвересте, как и ранее, Кракауэр все же отдавал должное его альпинистским способностям, вкратце упомянув и о спасении им клиентов «Горного безумия». Кракауэр писал: «Вне всякого сомнения, именно Букреев спас Сэнди Питтман и Шарлотту Фокс. Он рисковал своей жизнью ради них – кстати, об этом я неоднократно упоминал ранее». О присвоении Букрееву награды Американского альпинистского клуба, о том, что награжден он был именно за героические действия на Эвересте в 1996 году, в послесловии не говорилось ни слова[102].

Как мне кажется, Кракауэр приписал это послесловие, желая выкрутиться из ситуации, в которую сам себя загнал. Честно признаться в своей неправоте он не хотел, но в то же время боялся быть обвиненным в откровенной клевете. К тому же попытки Джона Кракауэра с помощью все тех же старых и уже когда-то опровергнутых обвинений дискредитировать книгу «Восхождение» слишком явно выдают его основную цель: защитить от нападок себя и свою книгу.

Моим первым желанием было не обращать внимания на это «Послесловие». Однако, перечитав его несколько раз, я ощутил, с какой настойчивостью стремился Кракауэр утвердить в сознании читателя созданный им в книге образ Букреева, образ, по моему глубокому убеждению, абсолютно не соответствующий действительности. Мое молчание в подобной ситуации означало бы предательство. Я обещал Анатолию сделать все, что потребуется, если однажды он уйдет в горы и не вернется. Итак, ответить Кракауэру было моим долгом.

Ответ

Уверен, что есть по крайней мере надличностный критерий для определения того, хороша ли данная трактовка в том смысле, в каком мы уверены, что Марко Поло не видел носорогов на самом деле.

Начало противостоянию Букреева и Кракауэра было положено в сентябре 1996-го года, когда в журнале «Аутсайд» была опубликована статья «В разреженном воздухе»[103]. В ней Джон Кракауэр критически отзывался о решении Букреева спуститься раньше своих клиентов: «Букреев вернулся в четвертый лагерь в половине пятого вечера, прежде чем на маршрут обрушился ураган, – писал Кракауэр. – Сломя голову, он помчался вниз с горы, не дожидаясь своих клиентов. Поведение для гида, мягко говоря, странное». Далее Кракауэр упоминает о том, что ранний спуск Букреева «скорее всего, объяснялся тем, что у него не было с собой кислорода, да и одежда на нем была не такая теплая, как у остальных».

31-го июля Анатолий Букреев послал свои комментарии по поводу статьи в редакцию журнала «Аутсайд». Он повторил объяснения, данные им Кракауэру еще на момент написания материала:

1. Скотт Фишер лично одобрил решение Букреева спуститься в четвертый высотный лагерь, не дожидаясь клиентов.

2. Букреев и Фишер считали, что такой спуск необходим для того, чтобы Букреев подготовился к возможному выходу наверх для оказания помощи альпинистам.

Несмотря на то, что Букреев видел существенные упущения в статье Кракауэра, он не стремился нагнетать страсти, призывая окружающих к спокойствию и объективности. Он писал: «Уверен, что господин Кракауэр, как и я, скорбит о погибших и тяжело переживает эту утрату. Нам обоим хотелось бы, чтобы в тот день все произошло по-другому. Необходимо как следует разобраться в произошедшей трагедии. Надеюсь, что наш горький опыт послужит уроком для тех, кто вслед за нами примет вызов гор. Я всецело приветствую стремление господина Кракауэра докопаться до правды и готов всячески помогать ему в этом».

В открытом ответном письме[104] Кракауэр оставался столь же резок в оценке самого Букреева и предпринятых им действий. Он обвинил Букреева в самонадеянности и нежелании признавать свои ошибки. О том факте, что решение Букреева о раннем спуске было одобрено Фишером, Кракауэр умалчивал, причем уже во второй раз.

Прочитав это письмо, Букреев сказал: «Что происходит? Я ничего не понимаю». Запальчивый тон Кракауэра, нежелание выслушать объяснения – все это казалось странным. «Чего он добивается?» – думал Букреев.

В течение полутора лет статьи и книга Джона Кракауэра являлись, по сути, главным источником информации о трагедии на Эвересте, и большинстве публикуемых в то время материалов – в той или иной мере – основывалось на его видении событий. Словом, произошло то, что французский социолог Пьер Бурдье назвал «круговоротом информации»[105]. История, рассказанная Кракауэром, была растиражирована средствами массовой информации и превратилась в реальность для обывателя. Созданный Джоном Кракауэром образ Букреева постепенно утверждался в общественном сознании. Гид сомнительной репутации – вывод напрашивался сам собой.

Невзирая на все сложности, Букреев сохранял спокойствие, он был уверен, что рано или поздно его тоже услышат. Анатолий много работал над книгой «Восхождение». Ему было трудно писать на чужом языке, трудно работать со мной, своим соавтором, трудно совмещать работу над книгой с тренировками. Понимая, сколь сложны и запутаны были обстоятельства той трагедии, Анатолий настаивал на том, чтобы в книге не было поисков виновных. Его целью было честно рассказать об увиденном и пережитом весной 1996-го года[106].