Словарь Ламприера - Лоуренс Норфолк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Значит, вдова не ошибалась, а Ламприер чуть не поверил, что она сумасшедшая! Пеппард должен был рассказать ему о скрытом смысле договора, даже если этот смысл и показался ему несущественным. А Скьюер! Скьюер лгал ему и, нарушая тайну завещания клиента, его отца, он тут же побежал к Алисе де Вир и продал доверенную ему информацию за гроши.
Ламприер поглядывал из окна на улицу, сражаясь со своим пальто. Когда оно высохло, он счистил с него поддавшуюся ему часть грязи. Нельзя сказать, что оно имело теперь приличный вид, — оно стало пятнистым: розово-серым. Ламприер натянул сапоги и проверил содержимое карманов: ключ, монеты, миниатюрный портрет матери, напомнивший ему о Розали и о том, как Лидия спрашивала его о ней. Тут же всплыли и кошмарные воспоминания о глухих ударах по крыше кареты, которые он слышал, даже находясь в полусне. С тех пор миновало немало дней. Но он не мог забыть, как голова стучала о крышу кареты… Впрочем, когда Ламприер вышел на улицу, его мысли опять вернулись к Скьюеру, к Пеппарду тоже, но прежде всего — к Скьюеру. Мистер Скьюер пригласил его заходить к нему в любое время, когда понадобится, «по любому делу, пусть даже самому мелкому». Именно так он и сказал.
Приближаясь к Саутгемптон-стрит, Ламприер размышлял об этом приглашении. Теперь у него действительно возникло небольшое дельце. Оно имело отношение к нарушению тайны между поверенным и доверившимся ему клиентом, и теперь Ламприер лишь желал поблагодарить Юэна Скьюера за то, что тот так щедро предложил ему свои услуги.
Ламприер шел в контору стряпчего той же дорогой, что и в первый раз. Вот здесь он чуть не влез в кучу лошадиного дерьма, но Септимус вовремя увлек его в сторону; на Стренде был этот верзила с цыплятами, потом им встретился пьяный Уорбуртон-Бурлей, потом они расстались с ним и двинулись дальше по Флит-стрит, потом вверх по Ченсери-лейн и наконец добрались до дворика, в который Ламприер вступил теперь в одиночестве, пересек его и поднялся по ступеням. Как в тот раз Септимус, он шагал через две ступени, но затем сходство нарушилось: в прошлый раз Ламприеру пришлось несколько минут потоптаться в прихожей, но теперь он даже не успел добраться до верхней ступеньки, как из-за двери донесся знакомый разгневанный голос. Дверь открылась, и вышла вдова Нигль. Для полного сходства с прошлым визитом ей следовало бы еще находиться в кабинете Скьюера. Ее туфля уже зависала над головой Ламприера, но затем вдова передумала, хотя на лице ее была написана ярость.
— Зачем вы пришли сюда? Разве я вас не предупреждала? — Она двинулась на Ламприера. По ту сторону двери Пеппард сейчас, должно быть, устало откидывался на спинку стула, все еще взволнованный. А Скьюер, наверное, еще рдеет румянцем. Ламприер улыбнулся.
— Здесь нет ничего смешного, молодой человек, — продолжала вдова. — Я сознаю, как может выглядеть пожилая женщина в гневе. Но вы пребываете в полном неведении относительно причин моего гнева, мистер Ламприер. И если вы не понимаете, что к чему, лучше думайте о себе. Вам хватает своих проблем.
Ламприер перестал улыбаться. Вдова оттолкнула его и спустилась по лестнице. Ламприер не стал стучать в дверь, а повернулся и побежал за нею. Вдова уже шла через двор.
— Каких проблем? — закричал он ей вслед, когда до него дошел смысл ее слов. — Я смеялся не над вашим горем. Видите ли, Скьюер…
— Не делайте ошибки, мистер Ламприер, и не старайтесь быть снисходительным.
Вдова хотела уйти, но Ламприер удержал ее, схватив за руку:
— Я не хочу быть снисходительным. Я не смеюсь над вами. Я просто пытаюсь объяснить.
Его охватило то же чувство, как тогда, в карете, когда ему не верили, что он знаком с Джульеттой. Вдова пристально посмотрела на него. Ламприер отпустил ее руку.
— Вы пренебрегли моим советом. Я сказала вам, чтобы вы не доверяли Скьюеру, а теперь, если вы убедились в этом, объясняйтесь с ним.
«Какие проблемы она имела в виду?» — вертелось в голове у Ламприера.
— Вы были правы, — быстро проговорил он.
— Что касается ваших проблем, то мне известно лишь одно, — сказала вдова. — Скьюер служит одному-единственному хозяину, и этот хозяин — не вы. Ничто из того, что он делает, не пойдет вам на пользу. А теперь, если вы позволите…
— Одному хозяину?
— Это длинная история, мистер Ламприер. Учтите это, если хотите услышать ее.
— Вы позволите мне зайти к вам? — спросил Ламприер. — Может быть, сегодня вечером?
— После того как вы встретитесь с мистером Скьюером? Боюсь, что вы не будете желанным гостем.
— Тогда в другой день. Завтра.
— Выбирайте, мистер Ламприер: или вы идете со мной сейчас, или больше меня не беспокоите, —
, сказала вдова и пошла прочь. Ее тон не оставлял места для сомнений. Предательство Скьюера. Один-единственный хозяин. Вдова выходила в ворота, когда Ламприер решительно направился за ней, разрываясь между любопытством и обидой. Вдова уже пропала из виду, слышны были только ее шаги.
— Постойте! — закричал Ламприер и побежал за ней следом.
* * *— Когда они будут писать свои исторические книги, мое имя прожжет дыру в странице. Мое имя — Фарина!
Ламприер узнал этого воинственного оратора, когда они с вдовой Нигль огибали толпу, собравшуюся на улице перед трактиром. Они сели за столик у окна.
— Это они подожгли фитиль, друзья мои, а не я и не вы, — долетел до них голос с улицы. — Они думают о своих разжиревших дочках и своей заплывшей жиром удаче, когда вороны Сен-Жиля выхватывают кусок хлеба из наших ртов и матери из Спитлфилдз подбрасывают своих младенцев на церковную паперть… — Толпа вокруг оратора гудела. Ламприер видел Фарину у «Робких ручонок» в ночь, когда они с Септимусом были в Поросячьем клубе, тогда он размахивал шелковой тряпкой как флагом и выступал перед небольшой группой прохожих. Теперь толпа была больше. И слушатели были настроены более решительно. Вдова отвела взгляд от окна.
— Если вы так ненавидите Скьюера, то зачем же вы ходите к нему в контору? — спросил Ламприер.
— Разве я ненавижу его? — ответила вдова. — Я его презираю. Скьюер — просто жалкий человечек, он не стоит ненависти. Дело в том, что в конторе Скьюера находится не только Скьюер.
— У него какая-то ваша вещь; наверное, документ? — осмелился спросить Ламприер. Вдова улыбнулась и опустила глаза. ¦
— Да, в некотором роде, — ответила она. Ламприер ждал, что она скажет дальше, но она больше ничего не добавила.
— Скьюер говорил, что вы потеряли мужа, — сделал он еще одну попытку.
— И что я сошла с ума от горя, — подхватила вдова. Она произнесла еще что-то, но шум толпы за окном помешал Ламприеру расслышать начало фразы. — … об этом любят рассказывать в тавернах. До сих пор существует выражение «Кит Нигля». Даже балладу об этом сложили. С тех пор прошло больше двадцати лет. — Вдова улыбнулась каким-то собственным мыслям. — Моему мужу это понравилось бы: Кит Нигля.
— Так он действительно утонул?
— О да, насчет этого Скьюер не солгал. Вопрос только: как и почему? Может быть, Скьюер знает ответ на этот вопрос, а может быть, нет. Как бы то ни было, он знает больше, чем говорит; и страховщики — тоже, и адвокаты страховщиков, и те, кто работал вместе с моим покойным мужем, и в первую очередь Компания купцов. Может быть, вы тоже знаете больше, чем говорите, мистер Ламприер?
— Я знаю только то, что вы мне сказали… — начал оправдываться Ламприер, но вдова уже улыбалась тому, как поддразнила его.
— Я вышла замуж в восемнадцать, а в двадцать четыре года овдовела, — сказала она. — Алан был почти на десять лет меня старше. Но это не имело значения. Он был одним из самых молодых капитанов на кораблях Ост-Индской компании. Мы были красивой парой. Он победил всех своих соперников, он обожал меня и завоевал мое сердце.
Вдова неожиданно кокетливым движением поправила выбившийся из прически локон.
— Итак, мы поженились. Потом мы купили домик на набережной Темзы. Он и сейчас принадлежит мне. Следующую часть истории я знаю от Алана, точнее, от капитана Нигля. Я передам ее с его слов. В 1763 году его судно ушло в Мадрас; оно долго ремонтировалось, и сезон отплытия уже прошел, но Алан твердо верил, что наверстает упущенное время, и сумел убедить в этом Компанию. Он был опытный моряк, но плавание оказалось нелегким. В Лиссабоне им пришлось задержаться для нового ремонта — это вполне понятно, ведь плотники Блэкуолла очень спешили, — а несколько дней спустя после отплытия из Лиссабона их настигла буря. Все, что им оставалось, — это плыть по воле ветра и волн. Их отнесло на восток к Геркулесовым столбам, потом они прошли по Гибралтарскому проливу и попали в Средиземное море. Однако фортуна от них не отвернулась. Когда шторм утих, они обнаружили, что благополучно миновали Геркулесовы столбы и дрейфуют в открытом море в районе острова Альборан. Это было чудо. Алан собрал людей на палубе, произнес речь о том, как им посчастливилось, потом все вознесли благодарственную молитву и стали промерять лотом глубину. Особой необходимости в этом не было, скорее это был просто ритуал — ведь они находились в открытом море; но когда стали ясны результаты промеров, вся команда в ужасе притихла. Они в буквальном смысле слова стояли на суше. У Алана не было карт, но поверить в это было невозможно. Тогда стали измерять глубину по второму разу. На этот раз с правого борта лот не коснулся дна, но с левого борта глубина оказалась меньше осадки судна. Иными словами, они действительно стояли на суше — и в то же время свободно плыли. Команда забеспокоилась, матросы наклонялись через борт и заглядывали в воду, но ничего не видели. Алан не понимал, что происходит. Сделали еще промеры, но все результаты были разными. Кое-кто из матросов ударился в панику, и Алан расставил караулы по всему кораблю, но тут загадка внезапно объяснилась. Что-то ударилось о левый борт с глухим стуком, и в воде стали появляться большие воронки. Затем то же произошло с, правого борта. Ударила огромная струя воды, залившая всю палубу от кормы до грот-мачты, и почти в тот же момент на поверхность всплыла стая китов, окружившая корабль. Их было по меньшей мере десять или пятнадцать, и каждый в полкорабля длиной. Лот останавливался, когда касался китовых спин. На мгновение повисла тишина, потом все приободрились, потому что хотя опасность оставалась, но она была понятной. Киты покружили вокруг корабля еще несколько минут, а затем, не погружаясь в воду, поплыли на восток. Корабль остался цел и невредим.