Венерианка - Лиса Фарова

– Он исправится?

– Не думаю. Он всегда будет сеять смерть и горе.

– А что ждало Землю? Я не поняла, от чего спасала ее?

– Луна должна была начать вращаться быстрее и сместится со своей орбиты, что привело бы к колоссальным изменениям на Земле. Вода на планете внезапно начала бы выходить из берегов, смена погоды и сезонов колебалась бы ежедневно и даже по нескольку раз в день. В конце концов, Луна слетела бы с орбиты, что привело бы к катастрофе в космосе: приблизившись к орбите Земли, Луна распалась бы на мелкие кусочки, образовала бы жёлтые кольца, как кольца Сатурна. Жизнь на голубой планете была бы завершена. Тёмные души, зарядились бы этой энергией и переместились на следующую планету – Четвертую. Бес уже запустил её. На всякий случай он запустил ещё и другие. Он подготовился основательно, но, как всегда, был слишком самоуверен и предсказуем.

– А Максим? Он умер?

– Ты очень хочешь это знать?

– Нет, лучше не знать, – передумала я.

Это пройденный этап. Только сейчас я оглядела себя, хотела поднять кверху руки, но их не было, были эфемерные крылья. Бог увидел моё удивление.

– Тебе ещё непривычно, но это вопрос времени. Тело было не твоё. Мы воспользовались им, так как была уважительная причина.

– У Даши все будет хорошо? Она продолжит жить одна?

Тут я вспомнила о ребенке. Всё моё существо забилось, мне кажется, я даже поменялась в цвете.

– Малышка Ману… я понял. Видишь ли, эта параллель времени, где я тебя спрятал в Даше, располагалась в будущем, в том будущем, где из-за проделок моего братца случилась женская революция. Я планирую исправить все его губительные начинания на мирной планете, и Даша обретёт другую судьбу. Она будет счастлива, обещаю тебе. Она родит ребёнка, но не Ману. Ману больше не родится, ее эра прошла.

Я опустила взгляд, ощутила смену цвета – я стала темнее. Почему то мне стало грустно.

– Венерианская душа, Мун, ты несчастна? Ты поможешь мне восстановить мир.

– Я должна быть счастливой, и буду, я постараюсь, – запорхала я по белой комнате, изображая радость, в ожидании работы, но мой цвет не менялся.

Бог опять молчал, глядел на меня, улыбаясь, потом изрёк:

– Работой я лишь накажу тебя. Венерианская сущность…Я создал тебя для любви, здесь ты не будешь счастлива… Знаешь, я могу справиться и один, я люблю свое дело. Будешь моей помощницей на Земле?

– Я… я не знаю.

– Максим… Знаешь, Максима больше нет.

Мои глаза снова загрустили, я перестала пахать и опустилась на пол.

– Но… в одной из параллелей жизни остался Костя. Я думаю, он тебе подойдёт, – заулыбался Бог и протянул ко мне свои светлые руки.

– В Мордовии. Я помню, – обрадовалась я и припомнила, как мы стоим в обнимку около камина. От воспоминаний я снова изменилась в цвете, заискрилась блёстками.

– Вот оно счастье! Венерианская сущность, я подарю тебе жизнь. Собственное человеческое тело. Ты будешь жить на Земле, и исправлять ошибки, корректировать сбившихся со своего пути людей. Ты не против ещё послужить мне?

– Я буду только рада.

– С Богом.

Мое существо наполнилось неисчерпаемой радостью, что я думала, оно польется из меня через край. Я сияла, искрилась, наблюдая, как единственный взмах руки Бога, снова опустил меня в прострацию. Я словно почувствовала вкус железа на губах. Мое тело начало вытягиваться. Я чувствовала боль, но знала, что боль эта – мое новое рождение. То, что я обретала собственное тело, должно было принести мне долгожданное счастье. Я верила, что в этот раз найду свое место, не чье-то, а свое законное место, свое законное счастье.

Лилечка – любимая

Глава 1

Жуткая боль во всем теле. Я не могу открыть глаза, ощущаю холод. Не чувствую рук и ног. Как сквозь толщу воды, слышу голос мамы. Он тяжело давит мне на грудь. Не могу выплыть из мути, в которой нахожусь. Голос мамы манит меня, я мечусь в поисках выхода. Мама подала мне руку, и все ее тепло пролилось на меня, заполнило коридоры моего тела. Теперь я вижу свет. Я открываю глаза и тут же отворачиваюсь, закрываю лицо руками от жуткой рези в глазах. Снова голос мамы.

– Я здесь, я с тобой, тише, – шептала она мне, гладя меня по голове.

Я боюсь посмотреть на нее. Я не понимаю, что происходит. Пытаюсь вспомнить. В подсознании всплывают очертания худого старика, мое падение с высоты, боль. Вспомнила Ташкент. Как Лилино умирающее тело в зеленом узбекском платье нашли на улице. Она отравилась, чтобы не выходить замуж. Остановка сердца. Реанимация. Потом я вспомнила доброе лицо Бога, его благословление на жизнь среди людей… А, я же спасла планету от гибели. Венерианка. В голове – хаос, но я все вспомнила. Я теперь Лиля. Хочу открыть глаза. Открываю. Не могу разглядеть маму. Она сладко шепчет мне, потом убрала свои руки, собиралась отойти. Я вцепилась в нее, боясь не проснуться, не выбраться из подсознания.

– Не уходи, – я нечетко увидела ее заплаканные глаза и не сдержалась, тоже прослезилась, то ли от радости, то ли от боли. Она тут же обняла меня, очень осторожно, как котенка и принялась, плача, успокаивать.

– Не надо плакать, доча, – тряслась от слез мама, сама все приговаривала. – Нельзя плакать, тише, – похлопывала по плечу, как ребеночка.

– Мама, – только могла я сказать в промежутках между всхлипами. Как она изменилась, как постарела. Я ее дочь, Лиля, вернулась, чтобы все исправить. Тепло маминых рук, ее родной запах, меня сводил с ума, я не могла насытиться им. Я будто приросла к ней не в силах оторваться, не в силах вновь наблюдать ее измученное лицо, белое, как ее же халат.

Когда я немного успокоилась, мама выпрямилась, разглядывая меня и красиво улыбаясь, сказала:

– Ты похорошела, я не сразу тебя узнала, – сказала мама, не отпуская моих рук. – На тебе было длинное зеленое платье и куча всяких украшений, – мне даже показалось, она ждет моих комментариев, но я промолчала. – Как ты себя чувствуешь? – и вновь обняла, пытаясь скрыть пробившуюся слезинку.

– Я отлично себя чувствую рядом с тобой, мама, – я не соврала, мне было тепло, как никогда, даже несмотря на то, что мы находимся в больничной палате. Только жаль, что пришлось так много пережить. Я так виновата.

– Невероятно, – покачала головой мама, – я почти смирилась с тем, что не увижу тебя больше.

– Ничто нас больше не разлучит, – успокаивала ее