Береговая стража - Дарья Плещеева

— Так ведь есть кому ее травками отпоить, — успокоила Лиза. — Я тебя знаю, ты травы пудами запасаешь. Пусть все же спустится к гостям. Я ей вон батиста пять аршин привезла, в пост хоть вышиваньем развлечется. Косыночку новую себе вышьет к Пасхе.

— У сестры тоже неприятность, — Катерина Петровна вздохнула. — Она ко мне присылала узнать, не у нас ли Оре-стушкин Акимка. Он за нашей Варей увивался, и мы с Машей уговорились их на Красную горку повенчать, и Варя бы к Маше перешла, а Маша бы мне свою Дуньку отдала. Знаешь Дуньку?

— Знаю, промен выгодный, мастерица она тонкое белье стирать. Мы не такие богачи, чтобы отправлять возы с рубашками и скатертями на стирку в Голландию. Тут могу тебя поздравить, мой друг, — ответила Лиза. — А когда ты Дуньку заполучишь, я к тебе девчонку пришлю, Танюшку, пусть бы ее Дунька выучила.

— Ежели у Танюшки к этому ремеслу способности. Сама знаешь — при стирке кружева чутье нужно, и при сушке — ловкость. Чуть что не так — прощай блонды!

— Это уж точно! И что Акимка? Нашелся?

— Варю расспросили — божится, что не знает, где жених, и куда бы мог податься — понятия не имеет. Мы уж забеспокоились — не стряслось ли беды.

— Может, его Орест услал по делу?

— Орестушка сам сильно тревожится. Никаких поручений он Акимке не давал. Когда этот бездельник из дому вышел — никто не знает, не заметили.

Лиза безмолвно порадовалась ловкости Матвеича.

— Варя, подымись к барышне, скажи — Лиза приехала, — велела Катерина Петровна. — Да господина Морозова с собой привезла.

Горничная Варя поклонилась и ушла. Санька смотрел вслед — вот сейчас из тех дверей, где скрылась девушка, появится Марфинька! Но Варя вернулась одна, сильно встревоженная.

— Матушка-барыня…

— Что тебе?

— Барышне куда как плохо…

— Плохо? — Катерина Петровна взялась за сердце.

— Федосья Федоровна твердят — за доктором-немцем посылать надо!

— Что толку в этих немцах! — вдруг вспылила Лиза. — К нам один ходил, так у него от всех бед было главное средство — клистир! Давай-ка ее травками отпаивать. Это надежнее! Позови Кузьминишну, вели ей тут же за дело браться!

— Я к Марфиньке, — Катерина Петровна поспешила к дверям. — Ты, Лиза, жди тут!

— Конечно. Будем ждать! Никуда не уйдем! Я тебя не брошу! — пообещала Лиза.

Несколько минут они с Санькой молчали.

— Мало ли что, — сказала Лиза. — Вечно у Васильевых из чепухи суматоху разведут. Может, и всего-то надо в нужнике полчаса просидеть.

Саньку немного смутили эти слова — он полагал, что знатные особы должны выражаться как-то иначе.

Не менее двух часов сидели они, ожидая Катерину Петровну и Марфиньку. Лиза развлекала Саньку великолепными замыслами — как сложится его с Марфинькой роман, и какими путями удастся довести девушку до венца.

По Лизиному рассуждению, ждать оставалось немного — но вдруг в гостиной васильевского дома появился человек, совершенно Лизе там не нужный.

Это был Красовецкий, модно причесанный, даже подрумяненный, сверкающий алмазными пуговицами и с корзинкой в руке. Запахло земляникой.

— Хворает? — переспросил он, узнав новость. — И никак травками отпоить не могут? Там лестница, что ли?

Невзирая на возмущенные заявления Лизы о неприличии такого вторжения, Красовецкий поспешил в девичью спаленку. Вернулся он пять минут спустя, очень сердитый.

— Беда, сударыня! Я еду за своим доктором, сейчас же доставлю. По дороге загляну к частному приставу.

— К приставу-то зачем? — удивилась Лиза. — Вот тоже выдумали…

— Перечить мне будете? Вот уж не советую!

Красовецкий быстро вышел.

— Совсем старый дурак умом повредился, — сказала недовольная Лиза. — Ну, коли у него лишние деньги есть — чего ж их немцу не платить? И полицию приплел…

Санька смотрел на заветную дверь и ждал, что вот сейчас все образуется. Ждал, ждал, даже молиться начал. Но никто оттуда не спускался, только слышались голоса домашних женщин. Лиза же листала модный журнал, и ее спокойное лицо немного пугало Саньку. Он даже вздумал сбежать — но было уже некуда…

Глава девятнадцатая

Дансерка Анюта Платова была в совершеннейшей панике. У всех добрых людей — широкая Масленица, у нее — панихида заупокойная. И дело ведь даже не в Саньке Румянцеве, из-за которого столько шума, дело в откупщике Красовецком — вся эта шумиха дала ему отменный повод расстаться с танцовщицей по ее вине. А юную невесту он, надо полагать, уже давно присмотрел.

Если бы он желал сохранить Анюту — дал бы пару оплеух, потребовал прекращения всех шалостей, и делу конец. А не пожелал — и она горько каялась в своей ошибке. Не нужно было связываться с юным болваном, возомнив себя великой умницей! Только дура может считать старого опытного откупщика, который кого хочешь вокруг пальца обведет, глупцом! А все подружки виноваты, думала в отчаянии Анюта! Каждая хвасталась, как ловко наставляет своему старикашке или брюхану ветвистые рога! Вот и возникло ощущение, будто это можно проделывать безнаказанно. А теперь как быть? Во-первых, нужно успокоиться, собраться с силами. Во-вторых, выведать, как продвигается сватовство Красовецкого. Откупщик стар — может, у девушкиной матери хватит ума ему отказать?

После обязательного урока и короткой репетиции Анюта не смогла упросить Малашу бежать вместе с ней в Итальянскую. У той праздник — заболела, объевшись блинов, Анисья Буревая, которая в паре с Бесом плясала обыкновенно русскую.

Анисья прекрасно знала, что Масленица — не для танцовщиц, что именно теперь, когда и в Большом Каменном, и в Эрмитажном театре представления, да еще государыня зовет к себе на приемы плясунов, да в богатых домах концерты, лучше бы поголодать. Такая Масленица для умной фигурантки — кошелек с деньгами. Но Анисью зазвала кума, стала поить, давала закусывать, да еще рядом сидел Семен-питух. Так Семену-то что, он и ведро выпьет, а потом спляшет, держа спинку ровно. А бедная Анисья наутро маялась и головой, и животом.

В пару Бесу тут же дали Малашу, и им нужно было срочно пройти несколько раз пляску, пусть даже не под скрипку, а под счет. А Малаша только о том и мечтала, чтобы вместе с Васькой танцевать. Глядишь, и до чего путного дотанцуются.

Анюта пошла к дому Васильевых одна. Они с Малашей уже успели свести знакомство с горничной Варей, и вот теперь можно навестить ее не с пустыми руками, а с гостинцем. Анюта приготовила горшочек хорошего меда — к блинам. Увязав его в платок, она подошла к самому дому и остановилась, собираясь с духом.

К крыльцу подкатили санки, в которых сидела разряженная в пух и прах дородная баба лет шестидесяти, с насурмленными глазами и покупным румянцем.