Любимый незнакомец - Эми Хармон

убрал платок обратно в нагрудный карман. Он подумал, что для поездки к мануфактуре Харта ему, пожалуй, придется выбрать другое время.

Она вытерла щеки и посмотрела прямо перед собой.

– Вам нужно за что-нибудь подержаться?

– Да, пожалуйста.

Держась за руль левой рукой, он обхватил ее правой за бедра, притянул ближе к себе, так, что она прижалась к нему всем телом. Тогда она обхватила руками его плечо, уткнулась лицом ему в рукав и горько расплакалась.

* * *

Позже в тот вечер, когда Мэлоун собрался с духом, а слезы у Дани давным-давно высохли, они просмотрели вещи, остававшиеся в коробке.

– Чувствуете еще что-нибудь? – спросил Мэлоун после того, как она долго мяла в руках повязку Роуз, но все равно ничего не обнаружила.

– Вы говорите так, словно я ищейка. – Она подняла на него глаза и чуть улыбнулась. Поняв, что на этот раз обойдется без слез, он почувствовал облегчение. После всего, что было днем, у него весь вечер болело в груди.

– Вы сами так себя описываете, – мягко напомнил ей он. – Я здесь ни при чем. Я просил вас прекратить трогать вещи. Вы не послушались.

– Коробка вся пропахла плесенью и нафталином, но за этими запахами есть что-то еще.

Мэлоун не чувствовал никакого другого запаха.

– Это средство для укрепления волос. Роуз смазывала им волосы. И еще какой-то конкретный сорт сигарет.

Мэлоун вздохнул. Это ровно ни о чем не могло им рассказать.

– Вы думаете, ее убил Вилли? – спросила она.

– Нет.

– Роуз чувствовала его злость так же тонко, как… его заботу, – сказала она. «Забота» вряд ли была полноценной заменой «умению заниматься любовью», но Мэлоун и так все понял.

– Злость Вилли – не то же самое, что злость Мясника. И потом, большинство этих убийств не совершить одной рукой. Даже тому, кто в любви прекрасно справляется с одной.

– Может, Вилли все-таки убил Роуз, – тихо заметила Дани. – Она была такая маленькая.

– Я об этом думал. Вроде бы нет ничего проще, чем прикинуться Мясником, если надо избавиться от трупа. Режешь труп на куски, бросаешь в матерчатый мешок и топишь в реке. 11 убийство охотно приписывают Мяснику.

Дани кивнула, словно и сама думала так же.

– Вот только… человека не так легко расчленить, Дани.

– Я и не считаю, что это легко.

– Кто бы этим ни занимался, он знает, что делает. Отметины на шее и конечностях подтверждают, что он профессионал. Он всегда расчленяет тела одинаково. Вероятно, когда он резал тело Жертвы Номер Девять, у него затупился нож. Думаю, это его взбесило, и он стал кромсать тело. Элиот считает, что он теряет контроль над собой. Но я в этом не так уверен. В любом случае все эти убийства совершил один человек. На всех десяти, точнее даже на одиннадцати, жертвах есть характерные отметины, которые не сумел бы воспроизвести подражатель.

– Понятно.

В этот миг Мэлоун кое-что вспомнил. Он подошел к своему письменному столу, порылся во все более распухавшей груде бумаг. Вытащил папку, в которой хранились материалы, связанные с Жертвой Номер Девять – мужчиной, куски которого обнаружились в Кайахоге через месяц после того, как под мостом нашли кости Роуз Уоллес. Он просматривал бумаги, пока не нашел то, что искал. Из воды выловили верхнюю часть тела мужчины, завернутую в газеты трехнедельной давности, и шелковый женский чулок. Всего один чулок.

Он глядел на бумаги, не понимая, что делать с этой информацией, не понимая даже, следует ли ему хоть что-то с ней делать. На этом этапе любая вещь казалась подсказкой… и жестокой, злой шуткой.

22

На ней было шелковое фиолетовое платье без рукавов, темное, почти черное. Ткань не облегала, но лишь легко ниспадала вдоль тела, от складок у выреза к расширявшейся книзу юбке, что с легким шелестом обнимала ей щиколотки и вполне годилась для танцев – если, конечно, Мэлоун не пошутил. Платье когда-то принадлежало одной заказчице, которая оставила его в ателье, когда ей не хватило денег его перешить. Оно висело в шкафу, вместе с подобными ему «отказниками», с тех пор, как лет десять назад рухнул рынок ценных бумаг. Дани пришлось лишь укоротить лямки, чуть ушить талию и отгладить подол. Она легко с этим справилась.

К платью полагались длинные черные перчатки и серьги и колье из черного жемчуга: Зузана утверждала, что их подарил Косам сам император. Дани донельзя походила на Грету Гарбо – образ дополнила яркая губная помада и длинные, густо накрашенные ресницы – и была уверена в том, что выглядит так, как нужно, пока не услышала, как Майкл поднимается вверх по лестнице. Зузана ткнула ей между лопаток своей тростью, напоминая, что нужно держать осанку, а Ленка запричитала, что ей очень недостает боа.

– Пойдемте? – Мэлоун подал ей руку.

– Да, только возьму очки и пальто, – отвечала она с внезапной тревогой.

– Очки тебе ни к чему, – одернула Зузана.

– И пальто не бери, – заохала Ленка. – К этому платью нужны меха, но мехов у нас нет.

– Хорошо. Обойдусь без пальто. Но очки возьму, – не сдавалась Дани.

– Они разрушат твой образ, деточка, – воспротивилась Ленка. – Ты же этого не хочешь?

– Ты представляешь ателье Косов, – согласилась с ней Зузана. – Возможно, там тебе встретятся наши будущие клиенты.

– Если я не надену очки, никто не заметит платье. Все будут смотреть мне в глаза, – не сдавалась Дани.

– Ну и пусть смотрят, – отвечала ей Ленка. – Ты выглядишь так эффектно. К тому же твои глаза заметят только те, кто подойдет познакомиться. И тогда… они уже не смогут тебя забыть.

Мэлоун нахмурился, словно только что понял, как сильно просчитался.

– Там будут политики, богачи, люди со связями, – произнесла Зузана. – Если они спросят, откуда у тебя это платье, скажи им, что из ателье Косов. Такой рекламы нигде не купишь.

Не заметить их будет сложно, это уж точно. И да, Дани была права. Ее платье идеально сочеталось с костюмом Мэлоуна. Оба они выглядели так, словно лет на десять отстали от сегодняшней моды – скорее из ревущих двадцатых, чем из конца тридцатых годов, – но это отставание казалось намеренным, нарочитым.

В придачу ко всему она приколола к его белой шляпе ленту в тон своего платья, тонко оттенившую белые полосы на его костюме, и вручила ему платочек того же цвета, который он убрал в нагрудный карман. Ей вдруг показалось, что он уже готов передумать, но она не могла понять почему – то ли из-за внимания, которое они к себе