По следам Карабаира Кольцо старого шейха - Рашид Кешоков

Нет, он не из тех, кому от Бога дано снимать звезды с неба — нечего ему надеяться на всякую там интуицию, не­чего ждать озаряющих мгновений, надо просто работать.

В молодости Бондаренко окончил рабфак, как и многие его сверстники из рабочих семей, потом был призван на во­енную службу, побывал на Халхин-Голе, по ранению демоби­лизовался и был направлен на службу в органы НКВД. На­чал с должности инспектора регбюро и вот уже два года он — начальник угрозыска в Черкесске. С новыми товарища­ми по работе сошелся быстро, прижился, как говорят; обла­дая характером спокойным, уравновешенным, может быть, даже несколько флегматичным, он умел ладить с людьми, не чурался общения с ними в неслужебное время, был обязате­лен, трудолюбив и честен. Было в управлении, пожалуй, толь­ко два человека, с которыми у Бондаренко как-то не складывались взаимоотношения,— Гоголев и Коноплянов. Перед Виктором Ивановичем Гоголевым он беспричинно робел, а с Конопляновым у них была явная несовместимость, обнаружив­шаяся сразу, как только Сергей Тимофеевич появился в уп­равлении.

Копаясь в бумагах и протоколах по делу о попытке ог­рабления ювелирного магазина, Бондаренко корил себя за то, что изменил обыкновению и, не выяснив всех обстоятельств, соблазнился неожиданно возникшей догадкой, которая, по-видимому, оказалась ошибочной и спутала ему карты.

Поначалу он был почти убежден: налицо симуляция кра­жи — зачем бандитам брать никчемную побрякушку, если рядом — золото и драгоценности? Кража явно инсценирован­ная. Но зачем? Возможно, за кольцо выплачена скупочным отделом крупная сумма подставному лицу, а когда все уля­жется, будет поделена по сговору? Настораживало, правда, что удар, нанесенный Паритовой, был довольно силен — едва ли она могла добровольно согласиться получить увечье. Впро­чем, нападавший мог просто не рассчитать. Камень-то был обернут платком. Кстати,— как это он опять упустил — надо узнать у Абдула, подвергли ли платок технической экспер­тизе?

Первую трещину версия Бондаренко, еще неясная, полу­чила, когда очкарик-заведующий, с самого начала произвед­ший на шефа угрозыска впечатление человека, не умеющего лгать, заявил, что перстень мельхиоровый и стоит недорого. Проверка Маремкулова поставила точки над и: двести руб­лей. Кто станет из-за такой мизерной суммы огород городить?

Бондаренко вздохнул и, открыв шестидневку, стал запи­сывать, что ему следует предпринимать по делу в течение всей недели.

В этих записях был весь Бондаренко. Медлительный, но надежный Бондаренко, который ничего не забудет, ничего не упустит.

Он поднялся из-за стола, устало потянулся и вспомнил об утреннем визите Дараева. Такого бы ему следователя — они бы вдвоем черту рога свернули. Потом взял телефонную трубку и сказал секретарше:

— Галя, позвоните, пожалуйста, в бюро технической экспертизы, спросите, они уже дали заключение о платке?.. Ну, этот, в ювелирном магазине. Камень в него был завер­нут...

Галина Васюкова, секретарь-машинистка Бондаренко, вошла в кабинет минут через десять. Это была девица лет двадцати восьми-двадцати девяти, нескладная и худая, явно засидевшаяся в девах и потому манерная. Но сейчас у нее был виноватый, слегка испуганный вид.

—  Сергей Тимофеевич... платок пропал!

—  Как «пропал»?

—  Не знаю. Его приносил на экспертизу лейтенант Маремкулов.

— А кто принял?

— Никто не принимал.

— Роспись есть?

— Там, говорят, какая-то закорючка.

— Черт знает что! — не выдержал Бондаренко.— Ладно, Галя, идите. Я сам выясню.

Она ушла, неслышно притворив за собой дверь.

4. ПОКУШЕНИЕ

Аул Калеж. Неожиданная задержка. Кто такой Сахат Кабдугов? Снова — Чохрак?.. Пуля из парабеллума. Исчезновение бондаря Мазана Караоюаева. На заводе. Са-хат отказывается продолжать разговор. Тени минувше­го. Кое-что выясняется. Носовой платок с монограммой

Аул Калеж Зеленского района, куда ехала опергруппа из Ставрополя, возглавляемая Жунидом Халидовичем Шукаевым, свободно раскинулся у подножия лесистых гор, на берегу небольшой пенистой и своенравной речушки Кяфар.

Достопримечательностей тут, вроде бы, особых нет, если не. считать милых сердцу каждого горца живописных предго­рий. Длинные саманные домики из двух половин, соединен­ных открытой терраской, подведенной под общую черепичную кровлю; плетни или массивные ограды из плоских камней, собранных за поворотом реки, где один из окрестных холмов оканчивался скалистым сланцевым уступом; зеленеющие купы молодых садов; серые стволы чинар или грецких орехов, рас­тущих почти в каждом дворе; кривые немощеные, но широ­кие улицы — вот, пожалуй, и весь аул Калеж.

Но только на первый взгляд.

И сюда, в тихое прежде горное местечко, докатилась волна большой стройки, идущей по всей стране, и в прежний, привычный облик аула незаметно вошли приметы нового вре­мени.

Над крышами и кронами садов возвышается бетонная силосная башня местного колхоза «Авангард», по главной улице, совпадающей по новым планам с достраивающейся дорогой, прошлись недавно грейдеры и бульдозеры, выровняли ее; белозубые парни с закопченными лицами посыпали гра­вием, песком и гудроном, утрамбовали катками, и в сторону Черкесска, на элеватор, понеслись грузовики с зерном и по­чатками кукурузы; чуть дальше, за околицей, опять же ря­дом с дорогой, расположились маленькая колхозная фанерная фабрика и два крупных предприятия пятилетки, год-полтора назад вступившие в строй,— Леспромкомбинат и Маслосыр-завод, где работает теперь больше половины трудоспособно­го населения Калежа.

Жунид и его спутники ехали сюда по делу об убийстве инкассатора Дербентского отделения Госбанка. Ехали, прав­да, без особой надежды на успех: не было веских оснований считать, что именно в Зеленском районе им удастся напасть на след преступников. Сведения, поступившие в Ставрополь из Дербента, относились к числу «непроверенных».

Сообщалось, в частности, что не то в Калеже, не то поблизости от районного центра кочует цыганский табор. По отрывочным показаниям свидетелей, один из налетчиков, а, возможно, и двое, принадлежали к цыганскому племени и именно к этому табору. К ориентировке прилагался прибли­зительный словесный портрет одного из убийц, который у любого, мало-мальски знающего криминалиста мог вызвать лишь скептическую улыбку, так много было в описании вза­имоисключающего и противоречивого. Единственная достовер­ная деталь: из тела убитого извлечена пуля, выпущенная из парабеллума. Характер раны свидетельствовал о том, что выстрел произведен в упор,— едва ли не приставили дуло к груди инкассатора. Но следов ожога ни на теле, ни на одеж­де не оказалось.

Поскольку Шукаеву по долгу службы надлежало зани­маться правонарушениями среди кочевой цыганской вольни­цы, медленно и трудно поддающейся попыткам привлечь ее к оседлой рабочей жизни, то и отправляться в Зеленский район следовало ему. Он не возражал, потому что вот уже несколько недель ему не попадалось интересного дела, и по­тому, что по пути можно было заехать в Черкесск, повидаться с сыном.

Не доезжая до Калежа, они уже знали, что цыган в окрестностях аула нет,— они снялись и ушли сутки назад — об эхом Шукаеву рассказал колхозный пастух, выгнавший ста­до на приречную луговину километрах в двух-трех от околи­цы Калежа.

Но в самом ауле их ожидал сюрприз. Еще вчера решено было здесь не останавливаться, однако остановку сделать пришлось. И надолго.

Когда «газик», распугивая индюков, важно разгуливавших вдоль обочины, вкатился в аул, шофер обратил внимание дремавшего Шукаева на толпу народа, запрудившую двор и часть улицы возле одного из окраинных домов.

Было половина седьмого утра.

— Притормози,— сказал Дараев.— Что-то рано такое столпотворение. Не стряслось ли чего?

Когда они вышли из машины, к дому подлетела «Скорая помощь», круто осадив у ворот и подняв облако желтой пыли.

Во дворе было тихо. На вытоптанном под старым тутов­ником пространстве, скорбно покачивая головами в папахах, шептались старики, около забора и хозяйственных построек сгрудилась молодежь, главным образом парни; из открытых окна и двери доносились женский плач и причитания.

—  Что случилось? — по-черкесски спросил Арсен у од­ного из мужчин.

—  Сахата чуть не убили,— был ответ.— Только в себя пришел...— и говоривший неодобрительно покосился на ми­лицейскую форму Сугурова.— Вон сколько вас теперь пона­ехало. Пораньше бы надо..

Дом был большой, добротный, не в пример прочим, из кирпича, а террасу поддерживали не чинаровые бревна, как У многих, а три бетонных столба. Под навесом, в глубине двора,— плетневый амбар-сапетка под кукурузу, рядом — саманный коровник, дощатое строение для птицы, новый за­бор из фигурных туфовых блоков с овальными отверстиями посередине; свежевыкрашенные железные ворота — все это крепко, надежно, домовито.