Кхаа Тэ - Дарья Согрина – Друк

проведения научных экспериментов, что поспособствуют в дальнейшей борьбе с недругами. На данный момент, мы ищем тело лазутчика, которое пропало. Мы искренне надеемся, что его еще не растащили звери по частям.

– Ясно. А какое отношение имеют мои любовные утехи к нелюдю? – опять иронизировал Годфри, желая добить неприятного типа, готового лопнуть от исступления.

– Ваше Высочество, – вмешался внезапно брат Лойд, который служил уже много лет в часовне замка. – Нам очень жаль, что мы прерываем ваши забавы, но дело крайне серьезное и присутствие мирян в Дубраве – сейчас не лучшая затея.

Молодой барон закусил губу. Противостоять старому священнослужителю, которого знавал с детства, он не намеривался. Война с братом Конлетом, не должна была коснуться остальных церковников.

– Хорошо, Ваше преподобие, я покину лес сию же минуту, уповая на то, что если мне вдруг взбредет в голову заняться «прелюбодеянием» на лугу, вы не станете и оттуда меня изгонять.

– Смею заверить, что такого не произойдет, Ваше Высочество. Мы обыскиваем лишь лес, – убедительно произнес брат Лойд, и уважительно поклонился.

Брат Конлет держался из последних сил, чтобы не взорваться. Мало того, что баронский отпрыск целенаправленно издевается над ним, так еще и этот мелкий церковник влез в разговор адепта, стоящего на ступень выше в иерархии ордена. Темный червь ненависти, все яростней прогрызал дупло в естестве брата Конлета. Он поклялся, что однажды, этот своенравный малец, ему заплатит за все насмешки, втройне. Все нечестивцы, кто хоть раз посмел перейти дорогу – заплатят ему!

– Да озарит Вечный Свет ваш путь в этом беспокойном и темном лесу, – с сарказмом протараторил Годфри и, подхватив Ребекку на руки, поднялся с бревна.

– Да, прибудет благодать Тарумона Милосердного, с Вашим Высочеством, – хором ответили храмовники, и лишь брат Конлет, для видимости, шевельнул губами, но не произнес ни звука.

Златовласка обхватила юношу за шею, продолжая прятать лицо за его плечом. Она молилась, чтобы никто из церковников не узнал в ней дочь Лангренов. К счастью, бело-зеленые хитоны не осмелились поинтересоваться у наследника феода личностью его спутницы. Молодому дворянину инцидент в лесу ничем не грозил, а девчушка, будь она узнанной, не избежала бы клейма позора. Но, как и обещал Годфри – он спас их от неурядиц.

Храмовники не сдвинулись с места, пока силуэт Данкоса не исчез среди деревьев. Брат Конлет еще долго с ненавистью вглядывался во тьму Дубравы, словно надеялся, что свирепый взор настигнет стервеца и разотрет его в пыль.

– Ваше преподобие, скоро рассвет. Мы должны до прибытия капеллана отыскать пресловутого эльфа, которого уволок в чащу зверь, – оторвал храмовника от созерцания дебрей один из послушников.

– И чего вы ждете? Моего особого распоряжения? Или вы думаете, что я вас за собой поведу, как Тарумон Милосердный, вел последователей в толпы несведущих? – негодующе прорычал брат Конлет. – Рассредоточьтесь и обыскивайте каждый куст, без моих напоминаний!

Адепты ордена бросились врассыпную, стремясь не угодить в рытвины, вероломно прикрытые опавшей листвой и не напороться на острые сучья поваленных деревьев. Никому не хотелось навлечь на себя гнев Верховного жреца, который будет крайне недоволен, если его указ останется неисполненным.

Псилон Герион Виэнарисс, гордо восседал на гнедом жеребце, надвинув на лоб капюшон темно-синего бархатного плаща. Рядом с ним, рысцой скакали грозные паладины, позвякивая тяжелыми доспехами в ночи. А позади процессии, плелся на невысоких кобылках, десяток храмовников, да вьючные лошади с дорожной поклажей. Верховный жрец предпочитал путешествовать налегке, избегая карет и багажных обозов.

Капеллан со свитой покинул Форг ночью, желая достигнуть Дубков к утру. Барон и его подданные будут удивлены, увидев главу ордена ранее срока. Неожиданность – превосходный шпион, которому под силу узреть даже глубоко запрятанные тайны.

Псилону пришлось отменить встречу с Тесси, ради этой поездки, но он намеревался наверстать упущенные моменты по возвращению. Немая рыжеволосая любовница будет предано ждать, готовая исполнить любую прихоть капеллана.

Мысли бывшего магистра Аскалиона переключились со сдобной красавицы на утонченный стан Хоноры. Черты полудемонессы, с надменным выражением лица, спустя столько лет, все еще волновали его душу. Пожалуй, она была единственной женщиной, которую он когда-либо любил и неистово ненавидел.

Зазнавшаяся чародейка отвергла его искренние порывы! Посмела насмехаться над его истинными чувствами! Чувствами, которые он не испытывал ни к кому более! Она сама виновата в тех бедах, что приключились с ней! Не стоило демонице подвергать чародея унижениям и издевкам!

Псилон сжал поводья. По его худощавому телу, забывшему, что такое ратные тренировки, прошла дрожь. Каждый раз мурашки покрывали его кожу, когда он поднимал из недр памяти ту ночь. Единственную, что ему удалось провести в чертогах Хоноры.

Что стало с волшебницей после? Жива ли она? И помнит ли о нем? Нет, Хоноре вовек не забыть аскалионца, посмевшего сломить демоническую гордость! Аскалионца, навсегда оставившего клеймо на ее изящном теле и ледяной душе! Наверняка он приходит к ней в кошмарах, напоминая о даре, что оставил ей на память.

Заключая в объятья Тесси, Верховный жрец, то и дело, видел перед собой пустые темные глаза чародейки, кривую усмешку, когда яростно рвал ее шелковое платье, обнажая грациозный силуэт. Он чувствовал ее презрение, когда вместо ответных ласк, она, тряпичной куклой, лежала на алых простынях в своих покоях.

Ярость и боль смешались в винном кубке, превращаясь в яд и раздирая разум. Она решила поглумиться над ним, заманив в свое ложе, унизив его мужское самолюбие!

Что же, Псилон нанес чародейки ответный удар, разбив не только ее гордость, но и размазав ее репутацию, словно тяжелый сапог, раздавливающий перезревший плод по каменной мостовой.

Он почти тридцать лет с упоением вспоминал ее дикий крик, когда она осознала, что произошло. Нестерпимая боль, жарким огнем обожгла ее чрево, вгрызаясь в естество демоницы и лишая выбора. Она стонала не от страсти, а от бессилия и ужаса. Злая шутка обернулась для нее проклятьем, оковами, которые до скончания времен будут связывать чародейку с Псилоном.

Гордая надменная, пренебрегающая чувствами других, стала заурядным сосудом для амбициозного и злопамятного аскалионца, в гневе решившего отдать единственное зерно, той, которую полюбил, той, что насмехалась над ним, той, что возненавидела его до скончания времен.

Хонора поплатилась за свое высокомерие сполна! Правда, благодаря возмездию Псилона, она стала бессмертной на короткий срок. И все ее попытки лишить себя жизни или избавиться от частицы пресловутого мага, были тщетны.

Спустя годы аскалионец пытался ее отыскать, вот только демонесса, похоже, провалилась сквозь землю. Но чародей знал, теперь осколок его сущности будет вечно с ней, куда бы Хонора не сбежала.