Kurohibi. Черные дни - Gabriel

источник вожделения, сгорая от столь непонятных и необычных ощущений, и этого было достаточно. Но Синдзи почему-то не мог отстраниться от нее. Он чувствовал ее дрожащие пальчики на своей руке, маленькие, хрупкие и слабые, он глядел в ее глаза, в эти доверчивые и по-детски проникновенные глаза, сейчас сквозь пьянящую пелену вожделенных чувств пропитанные нерешительностью и боязнью, он различал ее юное, незрелое тело через промокшую от пота пижаму, легкое, как тростинка, уязвимое, обессиленное, он ощущал ее неровное дыхание, с сипом вырывающееся из учащенно поднимающейся грудки, жар от порозовевшей кожи, волнами проносящуюся легкую дрожь, шевеление сдавленных бедер и ритмично напрягающийся животик, и Синдзи осознал, что теряет контроль над собой. Член в секунду напрягся и обрел небывалую твердость, даже несмотря на разрядку десять минут назад, а в голове расплылось дурманящее чувство соблазна, не агрессивного, но нежного и приятного, в чем-то даже трогательного, ведь Синдзи даже не собирался причинять боль этой девочке. Он просто хотел ощутить ее вкус, всего лишь кончиком языка, просто одно касание.

И он медленно приблизился к ней, ощутив на руке ее все сильнее сжимающиеся пальчики, ее дернувшуюся грудь, слишком резко захватившую воздух, и жар ее дыхания из открытых дрожащих губ. Теряя голову от восхищения, Синдзи подался вперед, опустив руки девочки ей на колени и ощутив слабое их сопротивление, впрочем, легко преодолеваемое, и тогда он еще ближе подвинулся вперед, машинально прикрывая глаза и замечая, что Юки в страхе повторяла за ним, вряд ли понимая, для чего, и по-прежнему пытаясь сохранять дистанцию, но, удерживаемая им, неспособная избежать прикосновения. И вот Синдзи, преодолев остаток расстояния до лица девочки, бережно коснулся ее губ, горячих, трясущихся от трепета и волнения, тут же сжавшихся в тонкую линию, но через секунду слегка расслабившихся, будто поддавшихся приятным сладостным чувствам и замерших в растерянности. Задыхаясь от нахлынувших чувств, Синдзи ласково, но напористо провел своими губами по ее, едва ущипнув их и с радостью ощутив, как те чуть подались вперед и приоткрылись, показав, насколько тонкими и маленькими они были, совсем не налитыми той взрослой упругостью, которую он ранее чувствовал. Но их незрелость только подстегивала возбуждение, заставляя со все усиливающейся страстью потягивать и облизывать эти крошечные губки, водить по ним языком и запускать его дальше, в маленький ротик, где притаился забившийся вглубь острый крошечный язычок, беспрестанно бьющийся и трепыхающийся. И когда они коснулись друг друга, Юки вдруг протяжно застонала через нос, вырвав руки из хватки Синдзи, из-за чего мгновенно потеряла равновесие и завалилась на спину, невольно потащив его за собой. Однако Синдзи не разомкнул объятий, всего лишь прервав поцелуй, но, уже нависнув над Юки, продолжил ласки, облизывая ее пылающие жаром щечки, на вкус напоминающие гладкую кожицу абрикоса. Девочка, зажавшись и на выдохе сдавленно запищав, уперлась в его грудь своими ладошками, неспособная даже пошевелить его, а Синдзи без остановки в вожделенной жажде непрерывно слизывал с ее тонкой кожи пресные капли пота, ощущая сохранившийся привкус вишневого йогурта и собственного семени на ее лице. И вот руки сами спустились по ее шее вниз, стянув пижаму с плеч и обнажив бледный исхудалый торс Юки, ее тонкие плечи и руки, блестящую в своей бледности кожу спины и грудь — крошечную, совершенно плоскую, несформировавшуюся, с двумя розовыми кнопочками-сосками, где лишь ареола вокруг них оказалась приподнятой и взбухшей, будто от возбуждения.

— Нет!.. — вырвалось изо рта Юки. — Не надо… Стойте… Мне страшно…

— Здесь нечего бояться, — произнес Синдзи, не в силах оторваться от этой юной детской красоты. — Ты ведь хочешь доставить радость брату? Быть ласковой с ним? Признайся, ты ведь этого желаешь?

— Д-Да… ж-желаю… — она задыхалась от бешено заколотившегося сердечка и сорвавшегося дыхания. — Но… мне стыдно… этого нельзя делать…

— Для близких и дорогих людей, Юки, можно. И здесь нечего стыдиться или бояться, ведь это доставляет радость и счастье. Ты увидишь.

Синдзи скользнул рукой вниз, проведя ладонью по шее и остановившись на грудках, где под тонкой упругой кожей на маленьком пятачке вокруг сосков вдруг прощупался чрезвычайно мягкий бугорок, который он ошибочно принял за возбудившуюся ареолу. На самом деле это оказались зачатки настоящей женской груди, сейчас развившиеся лишь до крошечных холмиков, почти шишечек, только мягких, нежных, едва ли не водянистых.

— Ах!.. — вдруг вырвалось у Юки, и та заерзала на месте. — Не надо! Мне щ-щекотно и… я странно себя ощущаю… Ай!..

Синдзи бережно затеребил ее соски между пальцев, надавливая на мягкую медленно затвердевающую округлость.

— Все в порядке, Юки, так и должно быть. Тебе ведь не больно?

— Н-Нет…

— А приятно?

Та зарделась и робко кивнула, смотря на него стесненно дрожащим взглядом.

— Ну, вот видишь, — он успокаивающе улыбнулся. — Значит, все в порядке. Тебе просто следует немного расслабиться, Юки, и тогда ты сможешь доставить радость своему брату.

Девочка, еще немного поелозив, постепенно успокоилась, и только дыхание ее осталось таким же взволнованно учащенным.

— Я поняла… — прошептала она. — Братик будет доволен, если я не буду сопротивляться… Я все сделаю, что он захочет.

Синдзи мысленно расхохотался.

— Ты просто умница, Юки. Тодзи будет в восторге, я уверен.

И затем он наклонился, расстегнув пуговицы на пижаме и бережно сняв ее с дрожащего тела девочки. Та вновь напряглась, прижав руки к груди, но Синдзи начал успокаивать ее нежными поглаживаниями по всему детскому телу, от плеч до пояса, попутно целуя ее в шею и по всему лицу до тех пор, пока та не начала вновь извиваться, на этот раз от медленно поглощающего ее вожделения. Синдзи ощущал, как девочка постепенно таяла под его ласками, как она слабела и терялась в нахлынувших на нее чувствах, одновременно сковав разум в страхе и потеряв способность сопротивляться, лишь только извиваясь под Синдзи, будто тщетно пытаясь выползти из-под него и, уже подсознательно, снова оказаться под ним, доставляющим столь пугающие и сладостные чувства.

— Мг… мгх… хах… — ее стон становился все громче и напряженнее, — мга-ах… а-ах… аха-ах…

Юки от вожделения уже не сдерживала своего тоненького сбивчивого голоска и согнула руки в локтях, поднеся сжатые на выгнувшихся ладошках пальчики к голове и затерев бедрами друг о друга. И вот Синдзи, поняв, что он достиг своей цели, прекратил ласки и приподнялся, со сжавшимся сердцем смотря, как разморенная полуобнаженная Юки шевелилась под ним, поблескивая каплями пота и слюны