Дом - Бентли Литтл

Как намек, впереди послышались голоса. Он узнал смех Даррена, повизгивание Эстеллы. Он медленно пошел на эти голоса, вытирая о штаны внезапно вспотевшие ладони, отчаянно пытаясь сообразить, что должен сказать им.

Через открытую дверь в коридор падал свет. Глубоко вдохнув, он вступил в эту освещенную полосу.

И оказался уже не в гостиной, а в общей комнате. Сестры и брат сидели на полу в пижамах, собравшись в кружок у радиоприемника. Мать - в кресле у камина с вязаньем на коленях. Отец - в своем кресле, поближе к свету, с книгой в руках. В сознании возник образ их обугленных голов в духовке - черных, в лохмотьях облезшей кожи, слипшихся, и он на миг прикрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул, прогоняя кошмарное видение.

Открыв глаза, он обнаружил, что вся семья внимательно на него смотрит. Мать замерла со спицами в руках, отец отложил книгу в сторону. Он понимал, что этого на самом деле не может быть - всего несколько минут назад они все были наверху, в пустой библиотеке, и играли в парчизи и никаким образом не могли успеть за это время спуститься вниз, переодеться и вдобавок рассесться таким образом, но это выглядело как реальность, и он понял, что даже если физические характеристики здесь не соблюдаются, то реальность ощущений - неоспорима. Он посмотрел на отца, потом - на мать.

- Привет, - произнес Нортон.

- Где ты пропадал? - сердито буркнул отец и вернулся к книге.

- "Фиббер Макги" уже идет, - сообщила мать, показывая на радиоприемник.

Он растерялся. Он ожидал чего-то... иного. Однако родители восприняли его как ребенка, просто где-то задержавшегося и опоздавшего к своему любимому радиосериалу. Совершенно рядовой вечер, когда семья вся в сборе. Он чувствовал, что должен что-то сделать, но не понимал, что именно. Может, включиться в игру, изобразить ребенка и постараться вписаться в эту уютную маленькую сцену? Или разрушить чары, остаться самим собой, сказать им то, что должен сказать, задать вопросы, на которые хочет узнать ответ?

Немного поколебавшись, он вышел на середину комнаты и выключил приемник. Брат и сестры недоуменно воззрились на него, но он проигнорировал их и обернулся к родителям.

- Нам надо поговорить, - заявил он. - Нам надо поговорить про Донну.

Отец снова отложил книгу. Мать уронила вязанье на колени.

- Это плохая девочка, - сказал Нортон. Отец согласно кивнул.

- Противная, - пискнула Белла. - Она любит играть в секс.

Он ждал, что родители прикрикнут на дочку, обругают, запретят произносить такие непристойности, но они, можно сказать, и ухом не повели, не сводя с него внимательных взглядов.

- Да, она гадкая, - сглотнув комок, подтвердил Нортон. - Она действительно любит заниматься сексом.

Родители переглянулись.

Он был пожилым человеком, старше отца, отцу его даже не суждено дожить до таких лет, и тем не менее чувствовал детскую робость, выступая вот так, перед всей семьей, посреди комнаты. Его бросило в жар. Он чувствовал, как горят щеки.

- Я знаю, потому что сам занимался с ней этим, - продолжил Нортон, глядя в сторону. - Но я... я перестал. Ей это не понравилось. Теперь она задумала... - он откашлялся, - задумала убить вас. Всех.

- Она любит играть в смерть, - сказала Белла.

Он обвел взглядом семью - отца, мать, сестер, брата.

- Вы понимаете, о чем я говорю? Вы в опасности! Если вы ничего не сделаете, вам грозит смерть, вам всем отрежут головы!

- Что, по-твоему, мы должны сделать? - спокойно произнес отец.

- Не знаю! - в бешенстве крикнул Нортон. - Выследить ее! Убить! Пристрелить!

- Убить Донну? Твою маленькую подружку? Дочку Биллингсона?

Нортон сделал шаг вперед и вскинул вверх руку с выставленным указательным пальцем в классической позе оратора.

- Она не дочь Биллингсона, - веско заявил он. - Они даже не родственники.

Впервые на лицах родителей мелькнула озабоченность.

- Нет, что ты, она ему дочь! - возразила мать.

- Он когда-нибудь говорил об этом? Вам он об этом говорил? Вы вообще хотя бы раз видели их вместе?

- Нет, но... - Она умолкла, задумавшись.

- А ты это откуда знаешь? - подал голос отец.

- Он сам сказал мне. Биллингсон. Перед тем как исчезнуть.

- Исчезнуть? То есть?

- Его не стало. Она убила его. Или организовала это убийство. - Нортон опустился перед отцом на колени. - Ты знаешь, что это за Дом. Ты знаешь, для чего он предназначен. Ты знаешь, почему мы все здесь...

Отец метнул в сторону матери взгляд, полный бешеной ярости.

- Я же категорически предупреждал тебя!

- Мама ничего не говорила, - перебил Нортон. - Я сам это выяснил. - Пристально глядя отцу в глаза, он с нажимом продолжил:

- Она запретила тебе говорить об этом. Она запретила тебе нам это говорить, правда?

Отец нехотя кивнул, соглашаясь.

- Она - зло.

- Я знаю. Весь этот Дом - зло!

- Нет, ты не прав.

Даррен, Белла и Эстелла затихли как мышки. Нортон поглядел на них. Они выглядели испуганными, но не очень удивленными, словно просто услышали правду, о существовании которой подозревали, но боялись узнать наверняка.

- Она любит играть в смерть, - негромко повторила Белла.

- Да, - устало кивнул отец. - Это верно. Они начали разговаривать. Первый и единственный раз они все вместе - он, родители, брат и сестры - беседовали между собой так, как беседуют семьи в телесериалах и кинофильмах - открыто, искренне, - и это вызывало огромное облегчение. Он чувствовал себя так, будто огромная ноша свалилась с плеч. Он узнал, что Донна приставала к каждому из них, предлагала себя и отцу, и матери, навязывалась в подружки сестрам, старалась завести дружбу с братом.

Он сам оказался единственным, кто заглотнул наживку, причем хотя всем было об этом известно, хотя она сама гордо сообщала им об этом со всеми подробностями, никто не сказал ему ни слова, никто даже не обсуждал это между собой. В этой семье в это время и в этом месте было просто не принято обсуждать подобные темы. Именно недостаток общения вкупе с его личной слабостью и глупостью оказались детонатором сложившейся ситуации и довели ее до неизбежного финала.

Неизбежен ли такой финал до сих пор?

Он очень надеялся, что нет. Он уже чувствовал себя лучше, свободнее, ближе к семье, чем когда бы то ни было. Может, безосновательно, но в душе крепло ощущение, что одним этим разговором, одной откровенной беседой они уже изменили ход событий, избежали повторения того, что однажды произошло.

Спустя несколько часов мать зевнула, сложила свои вязальные принадлежности в корзинку, скатала шерстяной платок, над которым работала, и сообщила: