Повышение по службе - Александр Николаевич Громов

– Извини…

– Извиняю. – Он помолчал и вдруг чему-то улыбнулся. – Знаешь, а ты мне нравишься. Если бы я был таким в свое время… а я был хлюпик и рохля, мне пришлось работать над собой. У тебя такой работы будет меньше.

Надеюсь, подумал я, втайне гордясь собой, и сейчас же моя мысль несколько изменила направление:

– А скажи: ты уже пытался найти себе помощника?

– Дважды, – сухо признался Эрлик.

– Ну и как?

– Что болтаешь попусту? Ты ведь уже понял: они не подошли.

– А я?

– Не подойдешь – станешь третьим. Но – только не задирай нос – я думаю, что на сей раз не ошибся. Чего стоишь, пошли.

– Погоди… – Собираясь с духом, я набрал полную грудную клетку вакуума, выдохнул и задал-таки давно мучивший меня вопрос: – Твой предшественник Рудра – он тоже перебирал людей, прежде чем – ну, ты понимаешь – выбрать тебя?

– Еще как перебирал. И выбрал он не меня одного.

– Не расскажешь?

Я вдруг понял, что никогда и ни за что не осмелюсь спросить Эрлика, за какие конкретные качества он выбрал меня. Тут лучше не знать, а гадать, выдвигая весьма приятные гипотезы. А уж спрашивать о нем самом было и вовсе неосторожно.

Но я спросил.

Мне почудилось, что Эрлик колеблется, – именно почудилось, потому что паузу он выдержал совсем маленькую.

– Ну что ж, немного времени у нас есть…

Он сел на невидимую поверхность, как на каменную скамью в античном театре. Я последовал его примеру и тоже не опрокинулся навзничь – твердое ничто возникло там, где я и хотел. Этакий толстенный невидимый сталагмит с ровно спиленной верхушкой или просто пень. В следующее мгновение пень стал упругим – среда подстраивалась под мои еще не осознанные желания.

Рассказывать Эрлик не стал – просто влил в меня информацию о том, как он дошел до жизни такой. Вливал порциями, чтобы я успевал осмыслить, и, возможно, ждал моих вопросов. Но я молчал. Он просто слишком торопился, забыв, что я еще только учусь и поглощать-то поглощаю, а мгновенно переваривать еще не способен. В конце концов Эрлик понял мои затруднения и перешел на речь:

– Он дал нам сутки на размышление. За сутки ничего не случилось, для начала мы просто разошлись, чтобы выспаться, а когда вновь собрались вместе, по-прежнему стояли на своем. Мы стали командой, и Рудра понял это, но в долговечность команды не верил. С большой неохотой он дал нам год, целый земной год, чтобы одуматься. Мы не одумались. И не перегрызлись. И тогда Рудра сломался. Вспылил, прошелся по качествам каждого из нас в отдельности и по всей четверке оптом, предрек человеческой цивилизации незавидное будущее и отбыл. А мы остались.

– Это было в двадцать первом веке? – переспросил я. – Тяжелый был век…

– И двадцать второй немногим лучше. Но мы справились. Земная цивилизация не самоубилась и не откатилась в палеолит. Началась экспансия в Галактику… вот тут жди проблем через век-другой, когда самые успешные новые колонии окрепнут и захотят суверенитета…

В этом я не сомневался, меня сейчас интересовало другое.

– А как вы договорились? Поделили между собой сферы влияния?

– Примерно так. Я взял под наблюдение галактическую экспансию и все то, что с ней связано на Земле. Хорхе и Мин Джи поделили Землю на полушария – ему Западное, ей Восточное. Но Земля ведь едина. Они то и дело звали в третейские судьи то меня, то Ральфа. Бывало, что я нечаянно наступал на хвост то Хорхе, то Мин…

– А Ральф?

– Увлекся экспериментальной социологией. В земные дела почти не вмешивался… гм, я уверен, что после истории с Ирвином в нем произошел некий надлом. Ральф не чувствовал себя готовым. Нашел где-то вне нашего пространства куб, на внутренней поверхности которого обнаружил малочисленные человеческие поселения – наверняка пропущенная Рудрой шалость кого-то из ранних кандидатов, – и продолжил эксперимент. Снимал копии с реальных людей, помещал туда и наблюдал, как им там живется. Наверное, таким методом он собирался набраться опыта…

– А с головой у него все было в порядке?

– Вряд ли. В конце концов мы стали мешать друг другу, Рудра оказался прав. Да что там, мы с самого начала понимали, что он прав, умом понимали, а сердцем принять не могли. Мы ведь только люди, хоть и боги… Сначала были единой командой. Потом думали, что худой мир можно тянуть неопределенно долго, и честно пытались… целых двести лет. Я думаю, наш бывший гуру сильно удивился бы тому факту, что мы не перегрызлись намного раньше. Но это правда – мы смогли ужиться на первых порах, хотя рассчитывали на неизмеримо большее…

– А потом? – Я видел, что он говорит через силу и что мое любопытство причиняет ему боль, но не мог остановиться и продолжал терзать.

– Ну что потом… Сам должен понимать. Все началось и кончилось так, как должно было начаться и кончиться, только расклад вышел неожиданный. Я был почти уверен, что мне предстоит сцепиться с Ральфом, а оказалось – нет. Ральф и Мин Джи объединились против Хорхе. Он позвал на помощь – я не успел… Хорхе уничтожил Ральфа. Мин Джи убила Хорхе. И остались мы вдвоем… Не рассчитывал я на такое. Понимаешь, она ведь мне нравилась и по сути ничего против меня не имела, но простить ей Хорхе я не мог.

– И что? – безжалостно поторопил я.

– Ну что, что… – проворчал он. – Кого ты видишь перед собой? Кореянку?

– Ты же можешь принимать любой облик…

– А зачем мне тебя дурачить? Притом ты все равно расколол бы меня рано или поздно. Ты ведь не дурак, хоть и нахал. Ладно, хватит… Не хочу вспоминать.

Что-то тут не складывалось, и я спросил:

– И начальство не вмешалось, когда вы сцепились?

– Нет.

Интересно… Разбирайтесь, мол, сами. Тут было над чем задуматься. Неужели наша цивилизация – такая ничтожная малозаметная мошка, что трепыхание ее крошечных крылышек не имеет значения? В масштабах всей Вселенной – согласен, но лишь потому что Вселенная невообразимо громадна, ну а в сравнении с другими цивилизациями нашей же Галактики?

– Скажи, – потребовал я, – была ли хоть раз инспекция? Галактическое начальство тебя навещало? Присылало эмиссаров?

– Ни разу.

– Ни поощрения, ни втыка за пять веков? Тогда откуда ты знаешь, что оно вообще существует, начальство твое?

Взгляд Эрлика – или Василия? – показал, что я попал в точку.

– А я и не знаю, – признался он. – Только слова Рудры, а он не клялся говорить правду, только правду и ничего,