История Китая - А. Меликсетов

После окончания службы чиновник, как правило, стремился вернуться в родные места, где занимал видное положение в «неофициальной» администрации — органах деревенского (кланового) самоуправления. В старом Китае была популярна поговорка, ярко отражавшая подобные устремления образованных людей: «Что может быть лучше, чем вернуться в родную деревню в ореоле славы и в богатом халате». Под руководством шэньши общинники занимались ирригационным строительством, а также другими общественными работами. Чиновники, вышедшие в отставку, нередко становились преподавателями деревенских школ, составителями общинных хроник. Часто они выступали защитниками интересов односельчан перед лицом местной официальной администрации.

В цинском Китае чиновники, находившиеся на государственной службе, получали жалованье в денежной и натуральной форме, но отнюдь не земельные владения. И хотя размеры жалованья были сравнительно незначительными, однако после нескольких лет службы чиновник нередко становился вполне состоятельным человеком. Путь к богатству лежал через получение различных подношений, которые далеко не всегда рассматривались как прямые взятки, и присвоение части налоговых сборов с населения. Часто после выхода в отставку шэньши приобретали земельные владения и делали богатые подарки родному клану, включая и передачу в дар земельных владений. Именно таким образом общины и кланы увеличивали фонд общественных земель — клановых, храмовых, училищных, благотворительных и т. д. В клановых хрониках некоторых районов Южного Китая прямо указывалось, сколько земли должен преподнести в дар сородичам удачливый и наделенный талантом соискатель ученых званий и чиновничьих рангов.

Социальная структура цинского общества претерпела, собственно говоря, незначительные изменения по сравнению с минским периодом. Тем не менее некоторые отличия существовали. В цинском Китае появилась новая привилегированная часть населения, состоявшая из завоевателей-маньчжуров. Они составляли замкнутую страту. Браки между маньчжурами и китайцами были запрещены, точно так же, как и продажа коренному населению принадлежавших маньчжурам земель. В отношении маньчжуров действовали особые установления, отмечавшие их привилегированный статус.

На протяжении конца минской и цинской эпох несколько изменилось положение торгово-ремесленных слоев населения. Хотя правительство и продолжало относиться к неземледельческой деятельности настороженно, тем не менее им была предоставлена возможность войти в состав элиты (господствующего класса) китайского общества позднеимператорской эпохи, состоявшей из книжников-чиновников, землевладельцев-арендодателей и богатых торговцев.

В цинском Китае половина чиновников, получивших высокие ученые звания, являлись выходцами из семей, в которых в течение нескольких поколений не было шэньши. Другая группа господствующего класса — землевладельцы-арендодатели — вообще законодательно не выделялась особо, а рассматривалась как часть слоя землевладельцев. Торговцы также не являлись замкнутым слоем, и вложение капитала в землю вполне могло превратить их в землевладельцев, что и воспринималось в качестве важного мотива предпринимательской деятельности.

Основные юридические нормы, определявшие принципы государственного управления, были заключены в сводах законов цинского Китая. В их основу были положены минские законы, восходившие к законодательству танского Китая. Дополненные и усовершенствованные своды законов цинской империи были зафиксированы более чем в тысяче глав, которые в свою очередь содержали тысячи статей. Однако попытки найти в этом огромном законодательном своде намек на определение прав подданных китайской империи были бы безрезультатными. Традиционные китайские законы — это всего лишь перечень наказаний за нарушение прав одной инстанции — китайского деспотического государства.

Итак, с точки зрения фундаментальных социальных институтов китайское общество императорской эпохи представляется стабильным. Это была социальная структура, в основе которой лежали клановые общины, объединенные имперской государственностью. В качестве социального слоя, обеспечивавшего противоречивое соединение этих двух начал, выступали книжники-чиновники, каждый из которых на протяжении собственной жизни мог представлять общину (до поступления на государственную службу и после отставки) или государство (в период нахождения на службе). Именно эти черты общественного строя традиционного Китая циклически воспроизводились в его истории.

Сказанное, однако, не означает, что императорский Китай — это общество, не знавшее развития. В его истории сменялись династии и философские учения, совершенствовались искусства, углублялись знания об окружающем мире, появлялись новые религиозные системы, постепенно совершенствовалась технология сельскохозяйственного и ремесленного производства. Наконец, китайскую историю характеризовало чисто пространственное развитие, приведшее к образованию в XVIII в. огромной по территории и численности населения империи.

Однако истинной доминантой, определявшей то, что можно назвать развитием императорского Китая, были явления, связанные с положением и ролью китайской бюрократии. Иначе говоря, развитие императорского Китая — это история развития слоя шэньши и всех сопутствовавших этому слою социальных институтов: системы государственных экзаменов, конфуцианского образования и т.д. С этой точки зрения цинский Китай являлся в какой-то мере воплощением представлений Конфуция об обществе, где не родовитость и богатство, а знания и образованность лежат в основе достижения высокого общественного положения. Этот исторический опыт был радикально отличен от процессов, составлявших суть европейской истории в период средневековья, где развитие определялось утверждением института частной собственности и рынка, ставших основой перехода Западной Европы к буржуазному обществу.

Глава XI. Включение китайской империи в мировые экономические, политические и духовные связи

1. Первая «опиумная» война

Середина XIX в. стала переломным периодом в истории Китая. Этот перелом был связан с насильственным приобщением китайского общества к формам цивилизации, выработанным европейской ветвью мирового развития. Капитализм представлял собой общественное явление глобального порядка, имевшее в качестве своей экономической основы сложившийся к середине XIX в. мировой рынок В самой капиталистической цивилизации были воплощены и те ценности, многие из которых возникли в европейской истории еще в эпоху античности. К их числу можно отнести автономный характер статуса личности, разделение таких сфер общественной жизни, как власть, собственность, политика, религиозная деятельность, каждая из которых была представлена обособленным социальным институтом. К этому надо добавить и определенные представления о времени, а стало быть, и о том, что принято называть историческим процессом. В христианстве, ставшем духовной основой жизни на средневековом Западе, содержалась идея о начале и конце истории, которые соединяет восхождение человека и общества в целом к пределу, воплощенному в едином Божественном начале. Китайская же традиция, как мы видели, основана на иных ценностях и представлениях.

Китайская империя, несмотря на обнаружившиеся в конце XVIII в. приметы нового династийного (но не системного) кризиса, была вполне способна не только разрешать возникавшие проблемы способами, неоднократно опробованными в истории китайской государственности, но и обеспечивать экономический рост (расширение посевных площадей, увеличение производимого продукта, рост населения, усложнение торговых связей и т.д.). Правда, с европейской точки зрения это был «рост без развития», если под развитием понимать усложнение технологических связей между человеком и природой, интенсификацию самих технологий и смену соответствующих этим процессам общественных форм. То есть можно сказать, что китайское общество нисколько не нуждалось в экономических или духовных ценностях западной цивилизации, и они могли быть только навязаны ему.

В этом и состоит драма китайской (и шире — мировой) истории, к которой часто подходят с этической точки зрения Более нравственно было бы, очевидно, если бы Восток и Китай как его часть были предоставлены самим себе, течению своего циклического времени. Но в этом случае капиталистический Запад перестал бы быть самим собой, да и история никогда не стала бы в полном смысле слова всемирной. В этом свете экспансия мирового капитализма на основе складывания мирового рынка предстает как «естественноисторический» процесс.

На рубеже XVIII—XIX вв. западные державы, и в первую очередь Англия, все более настойчиво пытаются проникнуть на китайский рынок, который в это время едва приоткрыт для иностранной торговли. Со второй половины XVIII в. вся внешняя торговля Китая могла проходить лишь через Гуанчжоу (за исключением торговли с Россией, которая велась через Кяхту). Все иные формы торговых отношений с иностранцами были запрещены и строго карались по китайским законам. Китайское правительство стремилось контролировать отношения с иностранцами, и с этой целью число китайских торговцев, которым было разрешено иметь с ними дело, было сокращено до минимума. Всего лишь 13 торговых фирм, составивших корпорацию гунхан, имели право вести дела с иностранными купцами. Действовали они под придирчивым контролем чиновника, присланного из Пекина.