Меткая Пуля - Густав Эмар

— Довольно! — произнес он громким голосом.

— Довольно! — повторил граф. — Пощады побежденным! При всем уважении индейцев к их предводителю, они едва ли послушались бы его теперь, но графу они повиновались мгновенно вследствие суеверного благоговения к нему. Они опустили оружие, и резне был положен конец.

В мгновение ока американцы были обезоружены, и краснокожие завладели фортом.

Серый Медведь взял свое знамя из рук воина, который нес его, несколько раз поднял его вверх и укрепил на место американского флага при иступленных рукоплесканиях толпы, которая в упоении восторга едва верила своему торжеству.

Белый Бизон не терял ни минуты, чтобы упрочить за собой мирное владение фортом, завоевание которого стоило таких усилий союзникам и таких потоков крови.

Когда вожди восстановили некоторый порядок среди воинов, когда потушили пожар, угрожавший форту, когда, наконец, были приняты все меры предосторожности, чтобы оградить себя от внезапного возвращения американцев, хотя последнее предположение и казалось маловероятным, Серый Медведь и Белый Бизон удалились в комнату, принадлежавшую раньше майору; граф отправился вслед за ними.

— Наконец-то, — весело вскричал молодой вождь, — мы доказали гордым американцам, что они могут быть побеждены!

— Ваша слабость составляла их силу, — ответил Белый Бизон. — Вы начали хорошо, теперь надо продолжать; победить — это еще не все, надо уметь пользоваться победой.

— Извините, что перебиваю вас, господа, — сказал граф, — но я думаю, что настало время свести наши счеты.

— Что вы подразумеваете под этим? — надменно поинтересовался Белый Бизон.

— Сейчас объясню, — ответил граф и обратился к Серому Медведю: — Надеюсь, вы отдадите мне справедливость, — сказал он, — что я сдержал данное вам слово; несмотря на скорбь, несмотря на отвращение, я не уклонился от обещанного ни разу, вы всегда видели меня возле себя холодным и бесстрастным, не так ли? Скажите сами, вождь.

— Это справедливо, — холодно ответил Серый Медведь.

— Хорошо. Но теперь моя очередь требовать исполнения вашего слова.

— Потрудитесь выразиться точнее, граф; в последние часы я был и действующим лицом, и свидетелем таких необычайных событий, что мог забыть то, что обещал вам.

Граф презрительно улыбнулся.

— Я ожидал уверток, — сухо заметил он.

— Вы меня не поняли. Я действительно мог забыть, хотя все-таки готов исполнить всякое справедливое требование с вашей стороны.

— Положим, я допускаю это; позвольте в таком случае напомнить вам наши условия.

— Буду очень рад.

— Я обязался находиться при вас без оружия во время боя, следовать за вами всюду и постоянно находиться впереди сражающихся.

— Совершенно справедливо, и я должен сознаться, что вы благородно исполнили эту опасную задачу.

— Очень хорошо; я сделал только то, что мне повелевала честь. Вы со своей стороны обязались, каков бы ни был исход сражения, возвратить мне свободу и честно выйти со мной на бой за низкую измену, жертвой которой я сделался, и за ту гнусную роль, которую вы заставили меня выполнять без моего ведома.

— Ого! — вскричал Белый Бизон, нахмурив брови и стукнув кулаком по столу. — Неужели ты действительно дал такое обещание, дитя?

Граф оглянулся на старика с неизъяснимым презрением.

— Мне кажется, прости Господи, — произнес он, — вы сомневаетесь в честном слове дворянина.

— Полноте, милостивый государь, — возразил с усмешкой революционер, — с кем это вы говорите о чести, о дворянстве? Вы забываете, видно, что вы в прерии, что перед вами дикари, как вы называете нас. Разве мы признаем ваши глупые различия каст? Разве мы приняли ваши законы и нелепые предрассудки?

— То, к чему вы относитесь с таким пренебрежением, милостивый государь, — с живостью возразил граф, — до сих пор было оплотом цивилизации и двигателем прогресса… но бросим это, с вами мне не о чем говорить, я обращаюсь к вашему приемному сыну; ему надо ответить «да» или «нет», а там я буду знать, как мне поступить.

— Хорошо, — ответил Белый Бизон, пожав плечами, — пусть говорит мой приемный сын; мне также, смотря по тому, что он ответит, будет ясно, что я должен делать.

— Позвольте, — остановил его Серый Медведь, — это дело касается одного меня, и вы, мой друг, нанесете мне смертельную обиду, если вмешаетесь в него как бы то ни было.

Белый Бизон презрительно улыбнулся, но не возразил. Серый Медведь продолжал, обращаясь к графу:

— Я не стану прибегать к уверткам; вы сказали правду: я действительно обещал вам свободу и честный бой. Я готов сдержать свое слово.

— Ого! — заметил Белый Бизон.

— Ни слова! — повелительно остановил его индеец. — Ни слова, мой друг! Дайте мне доказать этим европейцам, которые так чванятся и так гордятся своей мнимой цивилизацией, что краснокожие не лесные звери, как воображают они, и что правила чести, которыми руководствуются на всех ступенях общества, встречаются даже у тех народов, которых силятся изображать варварами… Вы свободны, граф. Если вы потребуете, я немедленно лично выведу вас с полной безопасностью за черту укреплений. Что же касается боя, я готов исполнить ваше требование так, как вы сами того пожелаете.

— Благодарю, — ответил граф с легким поклоном, — я рад, что вы приняли такое решение.

— Теперь, когда между нами все выяснено, позвольте мне прибавить пару слов.

— Я вас слушаю.

— Может быть, я лишний? — насмешливо спросил Белый Бизон.

— Напротив, — со значением возразил Серый Медведь, — ваше присутствие в настоящую минуту нужнее, чем когда-либо.

— Вот как? Что же произойдет? — с насмешкой спросил старик.

— Сейчас узнаете, — сказал вождь все так же холодно и невозмутимо, — дайте себе труда выслушать меня.

— Говори.

Какое-то мгновение Серый Медведь как будто собирался с мыслями, после чего продолжал слегка дрожащим голосом, несмотря на все свои усилия скрыть тайное волнение:

— Вследствие событий, передавать которые долго и которые вам, вероятно, будут малоинтересны, я сделался опекуном ребенка, который теперь превратился в прелестную девушку. Я лелеял ее с детства и люблю как отец. Вы знаете ее, кажется; ее имя — Цвет Лианы.

Граф чуть заметно вздрогнул и вместо ответа утвердительно кивнул головой.

— Предприняв теперь, — продолжал Серый Медведь, — экспедицию чрезвычайно опасную, которая может окончиться моей смертью, я не могу более печься об этом ребенке; для меня горестно оставить ее в племени одну, без покровителя и без опоры, если счастье изменит мне… Я знаю, что она любит вас, граф. Я доверяю ее вам открыто, честно, я верю в ваше благородство; хотите быть ее покровителем? Я знаю, что вы никогда не употребите во зло власть, которую я передаю вам. Я всего лишь неотесанный дикарь, чудовище, быть может, с точки зрения вашей цивилизации, но поверьте, граф, уроки замечательного человека, который поучал меня своими наставлениями, не пропали даром; мое сердце не так глухо, как можно бы думать, ко всем добрым чувствам.