Меткая Пуля - Густав Эмар

— На что служит ему этот ум? На то разве только, чтобы превзойти своих соплеменников в хитрости и коварстве?.. Поверьте мне, не церемоньтесь, раскланяйтесь с ним по-французски, как говорят на юге, и наплюйте на все; краснокожие первые одобрят ваш поступок.

— Любезный друг, — твердо ответил граф, — напрасно распространяться на этот счет. Мы, дворяне, дав слово, подчиняемся ему безусловно, кто бы ни был тот, кому наше слово дано, и какого бы цвета ни была его кожа.

— Как хотите, господин Эдуард, это дело ваше, я не вправе давать вам советы или навязывать свое мнение, вы лучше меня рассудите, как вам надо поступать. Будьте спокойны, больше я не скажу вам ни слова об этом.

— Спасибо, друг.

— Все это прекрасно, но что же нам теперь делать?

— Как! Что нам делать? Что вам делать, хотите вы сказать?

— Нет, господин Эдуард, я сказал именно то, что хотел сказать; вы же понимаете, что я не оставлю вас одного в этом гнезде ехидн?

— Напротив, любезный друг, вы сделаете это немедленно.

— Я?! — вскричал охотник и расхохотался во всю глотку.

— Да, вы, мой друг, так надо.

— Ба-а! Почему же надо, когда вы остаетесь?

— Именно потому и надо. Охотник задумался на минуту.

— Должен вам сказать, что я ничего не понимаю, — сказал он наконец.

— Но дело ясно, — возразил граф.

— Гм! Может быть, но только не для меня.

— Разве вы не понимаете, что нам надо отомстить за себя?

— О! Что касается этого, то я все понимаю как нельзя лучше.

— Как же мы достигнем этой цели, если вы упрямитесь и не желаете уходить?

— Да ведь вы же останетесь, — упорствовал охотник.

— Это совсем другое дело. Я остаюсь потому, что связан словом, а вы вольны уйти или оставаться. Вам надо пользоваться этим и тотчас уходить. Когда вы выберетесь на волю, отыщите приятелей, что будет не трудно в прерии; думаю, что мой честный Ивон, несмотря на свою трусость, вероятно, также хлопочет о моем избавлении. Повидайтесь с ним и решите что-нибудь. Я не могу уйти отсюда, это правда, но я и не могу запретить моим друзьям освободить меня! Если им это удастся, то мое слово будет снято с меня и ничто не помешает мне следовать за ними. Теперь вы понимаете?

— Понимать-то понимаю, господин Эдуард, но должен признаться, что не решаюсь оставить вас одного среди этих краснокожих дьяволов.

— Не беспокойтесь на этот счет, Меткая Пуля, я не подвергаюсь никакой опасности, они питают ко мне такое благоговение, что мне нечего опасаться с их стороны. Впрочем, Серый Медведь сумеет защитить меня в случае необходимости. Итак, любезный друг, послушайтесь меня и уходите скорее. Вы больше поможете мне, если уйдете, чем будете упорно находится здесь, где ваше присутствие в случае опасности мне скорее навредит, чем пойдет на пользу.

— Вам лучше знать, граф, и раз вы требуете этого, то я уйду, — ответил охотник, грустно качая головой.

— Главное, будьте осторожны, выходя из стана; смотрите, чтобы вас не убили!

Охотник презрительно улыбнулся.

— Вы знаете, что краснокожие не могут справиться со мной, — возразил он.

— А я забыл! — со смехом ответил граф. — Ну, прощайте, дружище! Не оставайтесь тут дольше. Желаю успеха!

— До свидания, господин Эдуард, позвольте мне пожать вашу руку. Как знать, сведет ли нас еще судьба!

— Нет, мы должны обняться, любезный друг, — возразил граф, — ведь мы братья!

— С радостью! — вскричал просиявший канадец и бросился в раскрытые объятия графа.

Они крепко обнялись и наконец расстались. Граф лег на кучу шкур, которые служили ему постелью, а канадец, осмотрев свое оружие, в последний раз кивнул на прощание молодому человеку и вышел из палатки.

Меткая Пуля медленно прошел стан с винтовкой в руке, высоко подняв голову и гордо осматриваясь вокруг. Индейцы, по-видимому, не обращали никакого внимания на присутствие среди них канадца и дали ему преспокойно уйти.

Когда охотник отошел на два ружейных выстрела от стана, он приостановился и стал размышлять, как ему поступить, чтобы выручить графа. В несколько минут его решение было принято, и он направился к укреплению скваттера тем беглым шагом быстрее лошадиной рыси, которым ходят люди, освоенные с прерией.

Когда Меткая Пуля дошел до плантации, Джон Брайт держал совещание с Ивоном и охотниками, которых прислал майор Мелвилл. Появление Меткой Пули вызвало громкое радостное «ура».

Американцы находились в порядочном затруднении. Как бы подробны ни были сведения, которые собрала миссис Маргарет о намерениях Серого Медведя и замыслах индейцев, все-таки ее отчет майору Мелвиллу был очень неполон по той естественной причине, что старейшины великого совета союзных племен держали свои совещания в глубочайшей тайне и Красный Волк, несмотря на свою проницательность и ловкость, с трудом уловил одну лишь небольшую часть плана, которым должны были руководствоваться вожди.

Разведчики, разосланные по всем направлениям, вернулись с грозными сведениями о передвижениях черноногих; индейцы, казалось, вознамерились теперь нанести решительный удар; все миссурийские племена отозвались на призыв Серого Медведя и теперь прибывали одно за другим, чтобы примкнуть к союзным силам, которые вначале состояли из тысячи человек, но мало-помалу достигли грозной цифры в четыре тысячи и, по всей вероятности, не остановятся на этом числе.

Невидимый неприятель окружил форт Макензи со всех сторон и преграждал всякое сообщение с другими фортами компании. Положение майора было крайне опасным.

Охотники находились в большом недоумении и уже несколько часов держали большое совещание, но не придумали еще никакого способа, достаточно действенного и удобоисполнимого, чтобы заставить индейцев снять осаду с форта.

Белые достигли владычества в Америке только посредством неприязни, которую разжигали между первобытными народами этого материка. Где туземцы действовали дружно, европейцы потерпели поражение, как, например, в Чили, где арауканы до сих пор составляют независимую республику и храбро отстаивают свои права; и семинолы в Луизиане только в последнее время были покорены после ожесточенной войны, веденной по всем правилам. Да много еще индейских народов могли бы мы назвать, если бы понадобилось подтвердить фактами наше мнение.

На этот раз краснокожие, казалось, осознали важность искреннего и крепкого союза.

Вожди соединившихся народов точно предали забвению вражду и зависть, существовавшие между различными племенами, чтобы истребить общего врага. Разумеется, несмотря на свою храбрость, американцы трепетали при мысли о предстоящей губительной войне с неприятелем, ожесточенным долгими притеснениями, когда пересчитывали, сколько их, и убеждались в своей малочисленности и бессилии против громадных полчищ, готовившихся подавить их.