Сокровища Кряжа Подлунного - Иван Сибирцев

— Прикажете понимать вас в том смысле, — начал Булавин, — что, в ответ на ваше предложение возглавить один из крупных западных ядерных институтов, я должен помочь вам взорвать термоядерный реактор, который сооружается в этом районе?

— Совершенно верно, — спокойно подтвердил Шеф.

— А вы отдаете себе отчет в последствиях такого взрыва? Известно вам, что мощность реактора эквивалентна мощности многих тысяч водородных бомб? Представляете вы себе, во что, в какую лишенную всего живого, обугленную пустыню превратится территория в сотни тысяч квадратных километров, на которой живут ныне миллионы людей? — сыпал Булавин частыми, рывками, как выстрелы, вопросами.

— Известно, — по-прежнему спокойно усмехнулся Шеф. — Но мы-то в это время будем далеко. Учтено также и то, что ваш переезд на Запад обезглавит русских ядерных физиков, и они не смогут конкурировать с наукой Запада.

Булавин видел на своем веку немало, на всю жизнь врезались в память воспоминания военных лет, но подобный цинизм он встречал впервые.

— Негодяй! — рывком поднялся с места Булавин.

В ту же секунду в руках Шефа и в руках Кондора блеснула вороненая сталь пистолетов.

— Спокойно, — почти прохрипел Шеф. — Сидеть! — И чеканя слова, медленно процедил сквозь зубы: — Второе такое слово будет вашим последним в жизни словом, Булавин!

Но охваченный яростью Булавин точно не слышал этого грозного предостережения.

— Негодяй! — повторил он. — Теперь я знаю — это вы убили профессора Стогова. Можете убить и меня, но…

— Спокойно! — захлебнулся Шеф. И вдруг, мгновенно надумав что-то, закончил неожиданно спокойно: — Сейчас вы встретитесь с привидением и тогда заговорите по-другому. Кондор! — Буркнул он старику, не проронившему за все время ни единого слова, — приволоките сюда того упрямца! Пусть друзья повстречаются. Впрочем, нет, — тут же передумал он. — Личной встречи не надо, хватит с них и свидания через стекло двери.

Спустя несколько минут, у наполовину застекленной боковой двери, ведущей во внутреннее помещение, появилось лицо Стогова. Из-за его плеча выглядывал Кондор. Минувшие сутки не прошли для Михаила Павловича бесследно. Еще заметнее стала седина в спутанных волосах и в бородке, посерело, осунулось лицо. Пиджак в нескольких местах был разорван, в дополнение к наручникам теперь на Стогова были надеты еще и тяжелые ножные кандалы.

Широко раскрытыми, остановившимися от гнева и неожиданности глазами глядел Булавин на посеревшее, в свежих ссадинах лицо профессора.

— Михаил Павлович! — наконец не выдержал он и бросился к дверям, — вы живы?

— Назад! — загремел бас Шефа.

— Виктор Васильевич! Старина! — срывающимся голосом выкрикнул профессор.

— Ладно! Довольно! — резко прервал их Шеф и обернулся к Стогову: — Теперь вы видите, что я своих слов на ветер не бросаю. Во всяком случае, я сдержал свое обещание: ровно через сутки доставил сюда вашего коллегу.

Прильнув лицом к стеклу, Стогов молчал, нервно покусывая губу. Не дождавшись от него ответа, Шеф переключил свое внимание на Булавина:

— Вы убедились, что ваш коллега жив, убедились вы и в том, как мы поступаем с упрямцами, — он кивнул на кандалы Стогова, — может быть, это заставит вас извиниться передо мной за оскорбление и подумать, прежде чем разделить участь вашего предшественника.

Булавин молча смотрел в сторону, мимо Шефа, далеко за стены этого страшного дома. Видно было, как перекатываются под кожей сухих щек тяжелые желваки.

— Что же, — тихо начал он после долгой паузы, — кое в чем, пожалуй, готов действительно извиниться. Кое-какие коррективы внесу я и в свой окончательный ответ. — Булавин строго взглянул на напрягшегося в ожидании Шефа. — Но попрошу вас, коль скоро вы человек слова, выполнить одно мое условие.

— Хоть десять! — радостно встрепенулся Шеф.

— Только одно, — спокойно ответил Булавин. — Это безусловная гарантия жизни и здоровья профессора Стогова. Сейчас вы обязаны освободить его от цепей и перевести в пригодное для жилья помещение, позднее эвакуировать вместе со мной. — Булавин умолк и добавил, как бы вскользь, между прочим: — Да, и еще, если вам не трудно, возвратите мне мои авторучки, я напишу ответ на вопрос, который вас интересует, и рекомендательное письмо для ваших людей к Ронскому.

Шеф уже готов был выразить свое согласие с этими неожиданно легкими условиями Булавина, но его предупредил полный глубочайшего негодования голос Стогова:

— Я ненавижу и презираю вас, академик Булавин! Я не приму от вас никаких милостей!

Не утративший спокойствия, Булавин на мгновение опустил глаза, то ли для того, чтобы не встретиться взглядом с разъяренным Стоговым, то ли для того, чтобы никто не прочел в них очень глубоко скрытой от всех мысли…

Глава двадцать третья

У КОЛЫБЕЛИ ЗЕМНОГО СОЛНЦА

Иван Степанович Уваров — секретарь партийного комитета Управления по охране общественного порядка неторопливо обходил стройку термоядерной электростанции.

Уваров — плотный коротко остриженный человек с неторопливыми плавными жестами и негромким голосом, являлся как бы центром небольшой, но очень оживленной группы. Соседом Уварова был секретарь парткома строительства Дмитрий Павлович Корнеев — высокий узкоплечий мужчина. Пояснения гостю давал начальник строительства станции Федор Федорович Тихонов. Он отличался подвижностью, быстрой речью и откровенной романтической восторженностью, что, впрочем, удачно сочеталось со зрелым реализмом администратора. Именно эти качества и сделали Тихонова, не старого еще человека, любимцем Стогова. По настоянию профессора на Федора Федоровича было возложено практическое осуществление всех разработанных в институте ядерных проблем смелых технических планов.

— Иван Степанович, — обратился Тихонов к Уварову, — пойдем, поднимемся на диспетчерский пульт. Оттуда тебе все станет яснее.

Они подошли к возвышавшемуся в центре строительной площадки высокому зданию, напоминавшему поставленный на торец хрустальный кирпич. Щедрые солнечные лучи так играли всеми цветами спектра в его почти прозрачных стенах и гранях, что на него больно было глядеть. Это здание не имело определенного цвета, в зависимости от времени суток оно казалось то бледно-розовым, то радужным, то пурпурным, то фиолетовым.

К моменту, когда к нему подошли Уваров и его спутники, радужный свет полудня в окраске здания начал уступать место нежному пурпуру близкого заката.

Следуя за Тихоновым, Уваров и Корнеев вошли в кабину лифта и через несколько секунд поднялись на седьмой этаж корпуса Центрального диспетчерского пульта.