Парад планет - Евгений Филиппович Гуцало

Дормидонтович Кастальский, больной насморком, чихнул в безлюдном месте, ибо такой интеллигент старой закваски не стал бы чихать всенародно, а тут ему кто-то и говорит:

— Будьте здоровы, Диодор Дормидонтович!

— Большое спасибо, — вырвалось у директора школы.

Поблагодарил, а уже потом оглянулся — никого, улица пустая, воробьи щебечут на бузине. И хотя Диодору Дормидонтовичу захотелось еще раз чихнуть, он сдержался, как интеллигентный человек, ибо какое ж это безлюдное место, когда невесть кто желает тебе доброго здоровья!..

У древней старушки, которая на этом свете жила, а про тот свет загадывала, сам собою топор стал рубить дрова. Весело взлетал вверх и с хищным блеском железного чела опускался на колоду, раскалывая ее на чурки. Соседи поглядывали из дворов и садиков, глазам своим не веря, ибо где ж такое видано, чтоб топор сам рубил дрова! И не у одного закралась в голову опасливая мысль: не приведи господь, если этот топор-саморуб вырвется из бабкиного двора и пойдет гулять по Яблоневке, махнет в другие села и не только сотворит добро, а и зло, ибо топор есть топор…

А то еще будто бы принимался кто-то целовать яблоневских девчат и молодиц в губы и в щеки. И не тайком, а публично. Горе девчатам и молодицам, да и все, ибо поцелуй всегда сладок, но все же странно: кто этот целовальщик? Поцелуй вот он, а целовальщика не видно. Да и какая дивчина выйдет замуж за целовальщика, который целоваться целуется, а рукам воли не дает, жениться не обещает?

Гай-гай, скребковый транспортер в коровнике сам включался и выключался, сам подчищал навоз и собирал жижу. Ну а раз скребковый транспортер не простаивает, значит, где-то там должен быть старший куда пошлют, который, наверное, стал таким малозаметным, что его ну совсем тебе не видно.

Зоотехник Невечеря, правда, позвал его из красного уголка:

— Хома, ты там есть или тебя нет?

— Да корова языком еще не слизнула, — послышался голос грибка-боровичка от скребкового транспортера. — Разве меня в труде не видно?

— В труде тебя видно, — вынужден был признать зоотехник Невечеря.

В это время в коровнике появился председатель колхоза Дым, такой озабоченный с виду, будто весь урожай еще в поле, а метеослужба пообещала всемирный потоп на завтрашний день.

— Старший куда пошлют Хома Прищепа на посту? — спросил у зоотехника Невечери, который попался ему навстречу.

— Вон, у скребкового транспортера!

Председатель колхоза шел так осторожно, словно у него плескалась под ногами расплавленная магма, перед собою вглядывался с внимательностью охотника, на которого вот-вот должен прыгнуть тигр. Возле скребкового транспортера Михайло Григорьевич остановился. Его лицо стало еще более лукавым, потому что возле транспортера Хомою и не пахло, пахло только навозом. Сардоническая ухмылка появилась на лице председателя колхоза, а губы задрожали в тонкой иезуитской усмешке.

— Хома Хомович! — сказал Михайло Григорьевич в пустоту перед собою. — Добрый вечер!..

И с искорками-хитринками в глазах подождал ответа.

— Добрый вечер, Михайло Григорьевич, — совсем близко произнес хрипловатый голос грибка-боровичка, хотя его не было видно ни перед транспортером, ни за транспортером.

— А ну выключай свою технику, да и пойдем потолкуем.

Кто-то невидимый нажал красную кнопку, и транспортер остановился.

— Я уже сегодня заходил к вам, чтобы потолковать об одном деле, да разве вас оторвешь от телефонной трубки? — прозвучал укоризненный голос грибка-боровичка. — Ну, здравствуйте, или как…

Доярка Христя Борозенная, проходя мимо скребкового транспортера, видела, как председатель колхоза Дым протянул перед собой правую руку и поздоровался с пустотой. Бывшая комсомолка Христя Борозенная уже готова была перекреститься, потому что председатель колхоза своей левой рукой еще и кого-то будто бы потрепал по плечу, — но кого потрепал? И усмехнулся кому-то — но кому?

Зоотехник Невечеря удивился не меньше, когда мимо него прошел председатель колхоза Дым, разговаривая сам с собою, но при этом подмигивал и жестикулировал так, будто шел с собеседником.

— Извини, что не поговорили утром, я лишь теперь освободился и нашел время, чтобы заглянуть к тебе.

Далекое небо цвело звездами, меж которых светлячком плыл искусственный спутник, будто капля живого серебра. Остановившись возле пруда, где пахло роголистником и аиром, ночной свежей водой, Михайло Григорьевич посмотрел на электрические огни в селе, которое разлеглось на холмистом противоположном берегу.

— Правда ведь, славно жить на этом свете, Хома? — мечтательно произнес председатель колхоза.

— Славно, — послышалось рядом с ним в голубоватой темноте. И уже скороговоркой, снисходительно: — Я наведывался к вам утром, хотел потолковать, но ведь у вас столько дел. Ну, я посидел да и пошел себе. Знаете, раз на дворе научно-техническая революция, нельзя сидеть сложа руки. Вот еще одну идею на практике проверяю, то есть на себе.

— Идею, говоришь? Надумал невидимкой стать, Хома?

— Эге ж, невидимкой, Михайло Григорьевич, — прозвучал виноватый голос невидимки Хомы. — Ибо кто-то ведь в нашем колхозе «Барвинок» должен попробовать на своей шкуре, как это живется невидимке, а то, глядишь, опередят нас там, за океаном.

— Значит, о приоритете колхоза «Барвинок» заботишься?

— Эге, о приоритете! — ответил невидимка Хома и даже выступил с критикой. — Хоть я и невидимка, а работаю не хуже, чем видимка. А некоторые наши видимки так те даже хуже трудятся Хомы-невидимки!

— О работе я молчу, Хома, тут претензий нет. Но зачем ты целуешь яблоневских девчат и молодиц?

— Ну, поцеловал одну-другую, но ведь рукам воли не давал! Да и кто удержался бы, чтоб не поцеловать?

— И правду не знаешь, чего от тебя ждать через минуту. Значит, говоришь, к этому понуждает научно-техническая революция? А какова реальная отдача в твоем эксперименте?

— Реальная отдача?.. Ну, хотя бы экономлю на одежде! — Голос невидимого грибка-боровичка ожил, как вьюн на горячей сковороде. — Потому что зачем невидимке одежда?

— Значит, ты, Хома, раздетый? — растерянно спросил председатель колхоза, вглядываясь в пустынную темноту перед собою, откуда доносился голос невидимого чудотворца. — По Яблоневке да по коровнику ходишь без штанов?

— Михайло Григорьевич, а кто видит, что я без штанов, раз я невидимка? Кому какое дело?

Председатель колхоза, остановившись над прудом, надолго задумался. Неподалеку на воде плеснула рыба, потревожив настороженную тишину. Смутно и нежно пахло мятой и аиром.