Грезы Февра (сборник) - Джордж Мартин

Клерк за конторкой постоялого двора «Дом переселенца» приветливо вскинул голову:

– Да это же капитан Марш!.. Слышали о вашем несчастье, просто ужасно. С Бронзовым Джоном шутки плохи. Я рад, что вам лучше, капитан. Искренне рад.

– Ничего, – с раздражением ответил Марш. – В какой комнате остановился Дэн Олбрайт?

Олбрайт занимался тем, что начищал свои сапоги. Холодно, из вежливости поздоровавшись с капитаном, он пригласил его пройти, после чего снова занял свое место и, сунув одну руку в сапог, углубился в прежнее занятие, как если бы не прерывал его вовсе, чтобы открыть дверь.

Эбнер Марш, тяжело опустившись на стул, не стал тратить времени на пустые любезности, а перешел сразу к делу:

– Почему вы оставили пароход? – без обиняков спросил он.

– Из-за лихорадки, капитан, – прозвучало в ответ. Олбрайт быстро взглянул на Марша и, не добавив ни слова, снова погрузился в свое занятие.

– Расскажите мне об этом, мистер Олбрайт. Меня не было там.

Дэн Олбрайт нахмурился:

– Не было? А я понял, что больного первыми обнаружили вы и мистер Джефферс.

– Вы неправильно поняли. А теперь расскажите мне все.

Продолжая чистить сапог, Олбрайт рассказал ему о грозе, об ужине, о мертвом теле, которое Джошуа Йорк, Мрачный Билли и еще кто-то третий пронесли через салон, о бегстве с корабля пассажиров и членов команды. Все это он поведал в нескольких словах. К тому времени, когда он закончил, сапоги его сияли глянцем.

– Ушли все? – поинтересовался Марш.

– Нет, – уточнил Олбрайт. – Кое-кто остался. Не все так хорошо, как я, знают, что такое желтая лихорадка.

– Кто?

Олбрайт пожал плечами:

– Остался капитан Йорк. Его друзья. Волосатый Майк. Кочегары и матросы тоже. Думаю, слишком уж они боялись Волосатого Майка, чтобы бежать. Особенно там, где процветает рабство. Уайти Блейк тоже, должно быть, остался. Еще я думал, что вы и мистер Джефферс.

– Мистера Джефферса нет в живых, – сказал Марш.

Олбрайт ничего не ответил.

– А Карл Фрамм? – спросил Марш.

– Не могу сказать.

– Вы же коллеги.

– Мы не были с ним близки. Я не видел его.

Марш нахмурился:

– Что произошло после того, как вы взяли расчет?

– День я провел в Бейу-Сара, а потом сел на «Натчез» капитана Ледерса. С ним добрался до Натчеза, искал на реке работу. Неделю провел там, потом на «Роберте Фолке» прибыл сюда, в Сент-Луис.

– Что случилось с «Грезами Февра»?

– Пароход ушел.

– Ушел?

– Ну да. Отчалил. Когда на другой день после того, как разразилась лихорадка, я проснулся, его в Бейу-Сара уже не было.

– Ушел без команды?

– Должно быть, там оставалось достаточно народа, чтобы справиться с управлением и прочим.

– Куда он направился?

Олбрайт пожал плечами:

– С Натчеза я его не видел. Или просто пропустил. Я не интересовался. Может быть, он пошел вниз по течению.

– От вас и впрямь помощи, как с козла молока, – в сердцах бросил Марш.

Олбрайт обиделся:

– Я же не могу говорить то, чего не знаю. Вдруг его сожгли? Лихорадка все-таки. Думаю, нельзя было давать судну это имя. Несчастливое.

Эбнер Марш уже начал терять терпение:

– Его никто не сжигал. Корабль, должно быть, где-то на реке, и я намереваюсь разыскать его. Кто вам сказал, что он несчастливый?

– Грозы, туман, постоянные задержки, а потом еще лихорадка… Он проклят, этот корабль. Я бы на вашем месте поставил на нем крест. Там не все благополучно. Бог оставил его. – Лоцман поднялся. – Да, чуть не забыл. У меня тут есть кое-что из того, что принадлежит вам. – Он взял две книги и протянул их Маршу. – Из библиотеки «Грез Февра». В Новом Орлеане я как-то сыграл с капитаном Йорком в шахматы и обмолвился, что люблю поэзию, и на другой день он принес мне это. Когда я уходил, то по ошибке прихватил и их.

Эбнер Марш повертел книги в руках. Стихи. Томик стихов Байрона и стихи Шелли. Именно то, что в данный момент нужно, подумал он. Парохода нигде нет, сгинул где-то на реке, и все, что ему от него осталось, – две дурацкие книжки стихов.

– Оставьте их себе, – сказал он Дэну Олбрайту.

Олбрайт покачал головой:

– Они мне не нужны. Такую поэзию я не люблю, капитан. Стихи и одного, и другого безнравственны. Неудивительно, что корабль проклят, с такими-то книжками.

Эбнер Марш, опустив книжки в карман, поднялся. Выражение его лица было мрачным.

– Достаточно, мистер Олбрайт. Я больше не желаю выслушивать подобные бредни о моем пароходе. Это такое же хорошее судно, как и любое другое на реке. Никакое оно не проклятое. Нет такого понятия, как проклятие. Да, может быть, порядки там были несколько странные…

– Это вы верно заметили, – перебил его Дэн Олбрайт. – Мне нужно позаботиться о каюте для себя, – сказал он, провожая Марша до дверей. – Капитан, оставьте все как есть.

– Что?

– Этот пароход, – уточнил Олбрайт. – Он не подходит вам. Вы же знаете, как я умею распознавать приближающуюся грозу?

– Да, – согласился Марш. Олбрайт умел чувствовать приближение непогоды, как никто другой на реке.

– Иногда я чувствую и другие вещи. Не ищите его, капитан. Забудьте о нем. Я считал вас умершим, но ошибался. За это вам нужно благодарить судьбу. Возвращение вам «Грез Февра» не принесет радости, капитан.

Эбнер Марш не мигая смотрел на него.

– И это говорите мне вы? Вы стояли за его штурвалом, вы вели его по реке. И вы мне это говорите?

Олбрайт ничего не ответил.

– Я не буду вас слушать, – упрямо сказал Марш. – Это мой пароход, мистер Олбрайт. В один прекрасный день я сам встану к его штурвалу. Я собираюсь обогнать на нем «Эклипс», вы меня слышите, и… и… – Обозленный и разгорячившийся, Марш начал задыхаться, язык повиновался с трудом.

– В вас говорит гордыня, капитан, – сказал Дэн Олбрайт. – Оставьте все как есть. – С этими словами он закрыл за Маршем дверь, и тот остался стоять в коридоре.

Обедать Эбнер Марш пришел в обеденный зал «Дома переселенца». Он сел в углу и ел в полном одиночестве. Слова Олбрайта потрясли его. На борту «Принцессы» по дороге в Сент-Луис Марш не переставал думать о том же. Он съел баранью ногу в мятном соусе, салат из репы и фасоль, три порции тапиоки. Однако и это не могло успокоить его.

С другой стороны, он по-прежнему владеет своей компанией и «Эли Рейнольдз», в банке на счету у него лежат деньги. Всю жизнь он проработал в верховьях реки. Да, он совершил большую ошибку, отправившись в Новый Орлеан. Его сон, его мечта в стране рабовладельцев, в краю, где властвуют жара и лихорадка, превратились в ночной кошмар. Но теперь все закончилось, его пароход исчез, испарился, как утренний туман. Если бы он только захотел, то мог бы сделать вид, что ничего этого не было, что никогда не существовал пароход с именем «Грезы Февра», что не было на свете ни Джошуа Йорка, ни Деймона Джулиана, ни Мрачного Билли Типтона. Джошуа появился ниоткуда и канул в никуда.