Вариант "Ангола" - Игорь Борисенко

Минуты ползли за минутами, я уже четыре раза переложил автоматные диски на вырубленной в стенке ячейки "полочке", дважды вытер взмокшие руки о штаны – но по-прежнему было тихо. Казалось, даже птицы, и те не поют. Я переглянулся с Даниловым: мол, вдруг Матвей ошибся?

И в этот момент послышалось негромкое гудение автомобильного мотора. Интересно, сколько их – одна, две?

Звук приближался медленно, и вот на дороге показалась серый автомобильчик. Смешной и кургузый, он был похож на лодку, к которой приделали небольшие колеса – похоже, амфибия. В машине было четверо: водитель в большой панаме, толстый мужчина в офицерской фуражке и мундире, на заднем сиденье два солдата с винтовками. Вслед за ним на дороге показался тупоносый грузовик, через секунду – еще один. Машины, переваливаясь на ухабах, ползли неторопливо, делая от силы километров пятнадцать в час. Сверху было видно, что в кузове первого грузовика лежат несколько обтянутых парусиной ящиков, а на скамьях вдоль бортов разместились восемь человек. Еще один стоял, опираясь на крышу кабины, на которую был водружен пулемет. Во второй машине ни пулемета, ни ящиков не было, зато в кузове сидело почти два десятка солдат. Итого почти тридцать человек. Так себе расклад, но могло быть хуже… Да и с дисциплиной у них того, не слишком – солдаты перекидывались фразами, смеялись. Вот один передал другому бутылку темного стекла, тот присосался к горлышку…

Первая машина приближалась к повороту, водитель чуть притормаживал…

Я зачем-то поднял ППШ, и прицелился.

– Раз! – заорал Радченко.

На руках у Данилова вздулись холмы мускулов, он глухо выдохнул, лицо побагровело – огромное дерево подломилось, когда вылетели подпиравшие его колья, и с шумом рухнуло прямо на первую машину-амфибию, накрывая водителя и офицера, удивленно разинувшего рот. Одновременно позади короткой колонны рухнуло второе дерево, отрезая путь.

– Два!

Я сжался на дне ячейки, чуть не врезавшись лицом в коленки, защищая голову руками. Вспомнил совет Попова и раскрыл рот так широко, как только мог. А в следующий миг словно небо обрушилось на землю. Все звуки просто пропали, в глазах потемнело, сверху посыпались комья влажной почвы.

В общем-то, сейчас Радченко должен был крикнуть "Три!", давая сигнал к началу стрельбы, но вряд ли его кто-то слышал. Я так не слышал точно, поэтому, не дожидаясь, пока вернется слух, я поднялся на ноги – земля посыпалась с плеч и спины, направил автомат вниз, где клубилось чудовищное черно-коричневое облако пыли и дыма, и нажал на спуск, водя стволом из стороны в сторону. В ушах звенело, автомат совершенно беззвучно дергался в руках, я видел, как из своих ячеек палят остальные… Выпустив два магазина, я снял палец со спускового крючка.

Облако пыли медленно оседало – вот показались искореженные машины, тела солдат, усеявшие рыжую дорогу…

В ушах щелкнуло, и сквозь звон я услышал команду Радченко:

– Вниз! Забрать груз! На пулемете – прикрыть огнем!

Перевалившись через бруствер, я неуклюже ссыпался к дороге. Бойцы охраны, вымуштрованные Радченко, действовали не в пример более ловко – они двигались короткими перебежками, прячась за стволами деревьев, прикрывали друг друга. Я мимоходом отметил, что кора многих деревьев на "нашей" стороне была измочалена нашей же импровизированной "картечью" – вот тебе и "фугасы направленного действия"! Но чего еще ждать от примитивных поделок из ведер и гвоздей? Подумав, что могло бы быть с нами, если бы не ячейки, на дне которых мы укрывались от взрыва, я только судорожно вздохнул. Впрочем, все посторонние мысли как ветром сдуло, когда я подбежал к грузовику, в кузове которого видел ящики.

Взрывной волной машину снесло с дороги – а может, шофер, прежде чем его разорвало в клочья "картечью", судорожным предсмертным движением вывернул руль, и грузовик скатился на обочину. На машине не было живого места: кабина напоминала решето, доски кузова разбило в мелкую щепу, скаты свисали с осей лохмотьями лопнувшего воздушного шарика. Судьба сидевших в кузове солдат была столь же незавидной: далеко не все трупы были даже целыми. Как ни странно, сейчас это жуткое зрелище оставило меня совершенно равнодушным – словно все свое отвращение я оставил там, на берегу, где погиб Клушин.

Где же алмазы?

Где же груз?

В следующее мгновение я остолбенел: из-за лежащей на боку машины поднялся португальский солдат. Лицо – кровавая маска, на губах пузырится кровь, левая рука оторвана у запястья… Зато в правой он сжимал пистолет и медленно, рывками поднимал его, целясь мне в лоб.

Бах! – голова португальца дернулась, брызнув кровью, и он мешком упал на землю.

– Не теряемся, Александр Михайлович, не теряемся, – Радченко опустил руку с ТТ. – Этак он в вас бы дырку проделал, а нам это без надобности.

Говорил он быстро и без эмоций, просто констатируя факт. Прошел дальше:

– А вот и они! Алмазики…

У его ног лежали три небольших – полметра в длину, сантиметров двадцать в ширину и десять в высоту – ящика.

Старшина махнул рукой ближайшему бойцу – это оказался Гриша Кондратьев – и поднял первый ящик.

– Хм-м, а негусто здесь алмазов, – сказал старшина. – Ящик-то легкий совсем.

Я подхватил второй – "легкий", по словам старшины, он весил килограммов восемь. Я покачал его из стороны в сторону: было слышно, как алмазы шуршат по металлу, да и сквозь прорехи в парусиновой обшивке были видны посеченные "картечью" доски, между которыми тускло поблескивал металл. Понятно: запаянный металлический ящик, скорее всего цинковый, лежит в ящике деревянном, сверху парусина, в десятке мест облепленная сургучными печатями с неразборчивыми буквами и значками. Сколько может весить упаковка? Ну, килограмма четыре. Значит алмазов – тоже четыре кило. Итого в трех ящиках – 10-12. Или 50-60 тысяч карат. В самом деле, негусто. Много меньше, чем на прииске. Но…

– Но мы ж "караван" не ради алмазов громили, – сказал я старшине. – А ради того, чтобы враги всполошились, так? И вроде у нас получилось…

– Еще бы! Так чесанули, что ухи отлетели! А из наших-то – никого! Вот чудеса! – Кондратьев расплылся в улыбке. Потом потряс третьим ящичком, как погремушкой. – Гляди-ка, а этот и вовсе легкий – ну словно ничегошеньки в нем нету…

– Хватит ящики взвешивать, – махнул я рукой. – Уходить пора!

– В самом деле, – старшина передал Кондратьеву свой ящик. – Неси к машине, да скажи Мишке и Борьке, чтобы канистры сюда волокли. Поди, времени совсем мало осталось – а ну как кто взрывы слышал?

Я, забросив на плечо ящик, начал карабкаться на склон следом за Кондратьевым, но, конечно же, отстал. А наверху меня встретил белый, как смерть, Вейхштейн: