Роман в утешение. Книга первая - Татьяна Герцик

– Не хочу. Если бы мне был нужен муж, я могла бы остаться и с Романом.

У Георгия безмолвно зашевелились губы, будто он что-то говорил сам себе. По-птичьи склонив голову набок, спросил, явно зациклившись на своих мужских достоинствах:

– Понятно. Я спрошу по-другому – он лучше меня в постели? Ты чувствуешь с ним тоже, что со мной? Так же извиваешься под ним и стонешь?

Я дерзко ответила:

– Конечно! Но есть еще одно немаловажное для меня отличие: он сам, без моих просьб, признается мне в любви!

Это было мелочно и походило на удар ножом исподтишка, но я уже не могла остановиться. Мне нужно было сделать всё, чтобы бывший муж наконец ушел и перестал будить во мне совершенно ненужные, даже опасные, воспоминания. Я не хотела лишаться с таким трудом обретенного душевного равновесия.

Как подкошенный, Георгий упал на стул, безвольно уронил руки на выскобленную до белизны поверхность кухонного стола и покорно опустил голову, смиряясь с поражением.

Сжав зубы, я настойчиво процедила:

– Уйди, будь человеком! Я ни на что не претендую, но прошу и тебя не вторгаться в мое жизненное пространство! Пойми: между нами всё кончено! – мне очень хотелось добавить «и не по моей вине», но я сдержалась, не желая поворачивать нож в ране.

Но эти не прозвучавшие вслух слова настолько четко витали в воздухе, что Георгий содрогнулся. Встал, с каким-то отчаянным вызовом посмотрел на меня и вышел, тихо притворив за собой дверь. Я поставила чайник, стараясь не прислушиваться к поскрипывающим наверху половицам.

Но вот на лестнице раздались тихие шаги, хлопнула входная дверь, заскрипели петли ворот, и его машина, выкатившись из конюшни на проезжую часть, тихо зашуршала шинами по гравию.

Негромкое шуршание затихло вдали, и я ощутила горечь во рту и пустоту в душе. Но это ерунда – я прекрасно знала, что это пройдет. Стоит немного потерпеть, и я снова стану холодной и рассудительной. Выйдя во двор, я решительно заперла ворота и дверь. Попробую жить в соответствии со старой пословицей: с глаз долой – из сердца вон.

Выпив чаю, пошла наверх. Как я и предполагала, Георгий жил в моей комнате. Поморщившись, стянула с кровати постельное белье и бросила его в стирку.

Наступила ночь, но спать от бунтующих в груди чувств совершенно не хотелось. Накинув старый плащ, я пошла по тропинке к угору, подышать свежим воздухом и подумать, что же мне делать дальше.

Подойдя почти к самому краю обрыва, осторожно заглянула вниз. Подо мной плавно текла Волга. Ее воды были сизыми, почти черными. В спину дул холодный сильный ветер, подначивая распахнуть руки, как крылья, и пуститься в недолгий, но всё-таки полет.

С мрачной саркастичной ухмылкой я посмотрела вдаль и сделала медленный шаг назад. Мутноватая луна скрылась за низкими облаками, и я с замирающим сердцем подумала: вот и начинается моя новая жизнь. Или нет?

Ветер стал еще холоднее, сбивая с ног, и, напрочь продрогнув, я вернулась в дом. На душе было так беспокойно, что я невольно засомневалась: а не поехать ли мне дальше прямо сейчас? Ведь Пронин первым делом будет искать меня здесь.

Но, посмотрев в темное окно, испугалась. Одна ненастной ночью на не слишком хорошей российской дороге? И чем же кончится этот безрассудный вояж? Мой здравый смысл решительно запротестовал, и я, подчиняясь ему, решила провести эту ночь здесь.

Чтобы не заболеть, приняла горячий душ, выпила настой ромашки и легла в свежезастеленную постель. И тут же пожалела об этом – запах Георгия так въелся в подушку, что не перебивался даже ароматом крема, которым я обильно намазалась перед сном. Он воскрешал столько болезненного, того, что я стремилась забыть, что я почти уже решила перейти вниз, в бабушкину спальню, но усталость взяла свое, и я провалилась в забытье, как в пропасть.

Мне снился сон. Из той, прежней, старательно мною забытой жизни. Он был таким сладким, что я, застонав, зарылась лицом в теплое плечо Георгия. Как же мне с ним хорошо! Нет измен, нет страдания и нечеловеческой боли. И Романа тоже нет. Он просто глупая, выдуманная мной нелепая химера.

Мы только вдвоем – Георгий и я. Он так нежно меня целует, что у меня от счастья по щекам сами катятся слезы. Он тихо говорит: «Тише, успокойся. Всё хорошо, всё будет хорошо…»

Припоминаю, что эти слова он говорил, когда, беременную, забирал меня из негостеприимного родительского дома. Значит, я попала в то далекое время, когда считала его чуть ли не божеством. Хотя почему чуть? Настоящим богом. Своим богом.

Он ласкал меня так же, как всю нашу совместную жизнь, зная все мои потайные уголки. Но сейчас он делал это с каким-то странным, ясно ощущаемым мною неистовством. Я долго не могла понять, что это такое, пока меня не осенила догадка – сейчас он ничего не скрывал.

Раньше мне всегда казалось, что он оставляет что-то про запас, что-то такое, куда мне пути нет и не будет, хоть лопни я от усердия. А сейчас он был рядом со мной весь, отдавая мне всего себя.

Но меня этот необычный поворот в наших отношениях ничуть не насторожил – слишком уж хорош был этот нереальный сон. Губы моего мужчины были такими нежными, такими желанными, что я сама принялась целовать его, доверяясь всей душой.

Как замечательно, когда между нами не стоит непробиваемой стеной боль и измена, трусость и гордыня. Ничего нет – только он и я. Но вот он прекратил ласки и осторожно, словно не делал этого давным-давно, лег сверху. Это было немного странно, но я поощрительно погладила его по плечу, выгнулась навстречу, и он сразу же вошел в меня. Меня обожгло неземное блаженство, и я приоткрыла рот, чтобы вдохнуть так не хватавшего мне воздуха.

Любимый двигался сильно и вместе с тем бережно, стараясь продлить мое наслаждение. И я, к своему изумлению, действительно уплыла в небеса еще раз. Это был такой восторг, что я даже не могла поднять на него расплывающийся взгляд.

Георгий лег рядом и мягко выдохнул:

– Как я люблю тебя, моя милая девочка!

Люблю тебя? Меня как ледяной водой облили. Никогда раньше, ни во сне, ни наяву, он по собственной воле не произносил этих так желанных мною слов. Это не сон!

Откинув его руку, я резко села на кровати, закутавшись в простыню, и покрутила головой, всё еще надеясь, что мне это только снится. Но рядом и в самом деле лежал еще расслабленный после страстных ласк Георгий.

– Это омерзительно! – мой тон подействовал на него, как неотвратимо летящий сверху кирпич. Вздохнув, он тоже сел, ничуть не стесняясь своей наготы.

– А я думал, ты меня простила.

– А я думала, что вижу сон. Из давно прошедшей жизни! – я так подчеркнула слово прошедшей, что он поежился, как от озноба.

Взяв меня за руки, он просительно прошептал: