Роман в утешение. Книга первая - Татьяна Герцик

Из этого перечня Георгий был исключен априори, и мучительно сглотнул, уяснив это. Отвернувшись от него, я болезненно стянула на груди теплую кофту и устало попросила:

– А теперь, будь добр, уезжай!

Он опустил голову, молча принимая наказание. Но, подчиняясь неодолимому внутреннему импульсу, с натугой спросил:

– Что, Пронин оказался лучше меня во всех отношениях?

Сама не знаю почему, я стыдливо склонила голову. Оправдываться не хотелось, а говорить с достоинством в такой ситуации было невозможно. Не дождавшись ответа, Георгий с горечью сказал:

– Конечно, возможностей при жизни с олигархом куда больше, чем со мной.

Я снова промолчала, и он уже с сердитыми нотками в голосе спросил:

– Но почему ты хотя бы не вышла ко мне в Рублевке, когда я приехал за тобой? Для чего было подвергать меня подобному унижению?

Я не подвергала его никаким унижениям, но Роман вполне мог подтасовать факты. Нахмурившись, попросила уточнить:

– Что ты имеешь в виду?

– Пронин заявил, что ты не хочешь меня видеть и просишь уехать. А когда я потребовал, чтобы ты вышла, вы просто уселись в вертолет и улетели.

Он смотрел на меня, чуть склонив набок голову, изучая каждый мой жест. Можно было, конечно, соврать, чтобы он от меня отвязался и не копался в чуть поджившей ране, но это мне претило, и я ответила правду:

– Меня просто увезли тогда. Силой. Впрочем, так же, как и перед этим. У меня даже телефона не было, чтобы я, не дай Бог, никому ничего не сообщила.

Георгий с силой ударил кулаком по столу.

– Недаром я так и подумал, когда Пронин принялся мне предлагать отступные. Причем совершенно дикие деньги.

Какой-то вредоносный чертик заставил меня язвительно заметить:

– А почему ты не согласился? Мог бы сейчас кататься по свету, жить где хочется и как хочется, и не заботиться ни о чем.

Ему, как встарь, достаточно было одного только укоризненного взгляда, чтобы я почувствовала всю нелепость своего высказывания. Но на сей раз меня это не возмутило, а растрогало, и я с новой силой ощутила горечь от невозможности упасть ему на грудь и забыть все свои невзгоды.

Почувствовав это, он сделал небольшой шаг вперед.

– Рита, ну почему бы нам хотя бы не попытаться начать всё сначала? Ведь ты же понимаешь, что впредь у нас всё будет по-другому.

Проблема была в том, что я не хотела по-другому. Я хотела так, как было когда-то – не омраченная изменой жизнь, неоплеванная любовь. Но это было невозможно, поэтому я лишь отрицательно покачала головой, заставив его потемнеть.

– Теперь понятно, почему ты в последний раз говорила со мной так холодно и отстранено. Даже презрительно.

Этот упрек был по меньшей мере странным, поэтому я взорвалась:

– Ты же сам говорил со мной не менее холодно. Только же сам сказал, что хотел сохранить свое реноме.

Он странно замер и поднял руку, будто требуя тишины в конференц-зале.

– Стоп-стоп-стоп! Я говорю про разговор в феврале, по сотовому телефону, когда я пригрозил Пронину таким скандалом, от которого ему жарко станет. И тогда он дал трубку тебе. А ты заявила, что видеть меня больше не желаешь и всё в таком же духе.

Опешив, я молча глядела на него. С трудом призналась:

– В феврале я болела. У меня что-то было с психикой. Типа нервного срыва. Лечили меня сеансами гипноза. Интересно, могла ли я под гипнозом говорить то, чего не хотела? Или не могла?

Он всё-таки подошел и успокаивающе взял меня за руку – видимо, в моем голосе, как я ни старалась сдержаться, прозвучали истерические нотки. Нахмурившись так, что у него на лбу показались глубокие складки, признал:

– Сначала мне показалось, что это была не ты, но радиопомехи вполне могли исказить твой голос. К тому же ты говорила такие вещи, которые знали только ты и я. Поэтому к концу разговора никаких сомнений у меня не осталось.

Расширенными глазами я уставилась на него, не понимая, как Роман мог дойти до такой низости. Хотя Пронин много раз доказывал мне, что не гнушается любыми средствами.

– К сожалению, во время сеансов гипноза Пронин узнал все мои тайны. Поэтому он сейчас знает обо мне гораздо больше, чем ты.

Вместо того, чтобы расстроиться или разозлиться, Георгий посмотрел на меня посветлевшими глазами и чуть заметно улыбнулся:

– Как приятно, что это была не ты. А то так больно и неприятно, когда самое святое в жизни столь бесчеловечно выкидывается на свалку.

Но меня всё-таки грыз неприятный вопрос:

– Но могла ли я сама это говорить под гипнозом? Голос был мой или всё-таки не мой? Ты не догадался записать разговор?

Отрицательно качнув головой, Георгий пояснил:

– Не на что было. Я не предполагал такого оборота. Что еще меня убедило – та женщина находилась рядом с ним, как могла находиться ты. Я же не знал, что ты больна… А что касается гипноза, то это зависит от врача. Одно дело выспрашивать человека, а другое – заставлять его что-то делать. Но не думаю, честно говоря. Теперь, когда я без негодования и обиды вспоминаю тот разговор, то понимаю, что несоответствий там было уж слишком много. Просто тогда я был в таком состоянии, что их не замечал.

Это меня успокоило, но тут последовал новый вопрос:

– Он от тебя отступился? Вы наконец-то расстались?

Этот немудреный вопрос вызвал у меня приступ неврастенического хохота. Он молча, с сочувствием следил за моими попытками справиться с ним, не зная, что подумать. Ведь, вполне возможно, я так переживала из-за своего разрыва с любовником. Наконец мне удалось выговорить сквозь приступы смеха:

– Я от него удрала!

Это заставило его тоже усмехнуться.

– Недурно. Но он ведь будет тебя искать?

Схватив со стола бутылку с минералкой, я сделала несколько глотков прямо из горлышка, точно так, как недавно он. Вздохнув полной грудью, согласилась:

– Думаю, уже ищет.

Приняв мой тоскливый взгляд за беспокойство, Георгий предложил:

– Давай поедем в Нижний. Там ты в безопасности. Я в любом случае смогу защитить свою жену.

Я бесстрастно смотрела на него, не собираясь соглашаться. На красивом лице Георгия появилось такое несвойственное ему прежде умоляющее выражение, и глубоко внутри меня что-то шевельнулось. Что-то, казалось, уже навсегда похороненное под толстым пеплом взаимной измены и разлуки.

Но я не хотела поддаваться этому обманному чувству. Мне нужно было пожить одной, чтобы понять, наконец, кто я такая и что собой представляю. Покончить с отвратительной раздвоенностью, которая терзала меня в последнее время. А мужчины этому только мешали.

Не желая вдаваться в психологические изыски, я жестко ответила:

– Не хочу. Если бы мне был нужен муж, я могла бы остаться и с Романом.