Ошибка Выжившего 2 - Лемор

с чужой помощью, никогда бы не смог сюда попасть. Энергии океана здесь в принципе не было, и лишь моё появление изменило ситуацию.

Это было так непривычно. Так странно. Я настолько привык к тому, что постоянно нахожусь в океане, пусть даже незначительно, что уже совсем забыл, каково это — практически самая «обычная» материя, не поражённая всепроникающей силой глубины.

Словно ребёнок, только познающий мир, вытянул иллюзорную руку, помахав ей.

Ничего. Ни капли океана. При этом я не чувствовал никаких других тварей. Это было обычное, нейтральное, стабильное пространство. Настолько стабильное и чистое, что я впервые за… чёрт знает какое время почувствовал себя обычным человеком.

Ощущения, похожие на те, когда человек просыпается после долгого, ужасного, непрекращающегося вечность кошмара.

Засмеялся. Сначала слабо, затем чуть сильнее, ещё сильнее. Мой смех, такой чистый и счастливый, распространился по всему этому маленькому уголку спокойствия.

Кажется, у меня пошли слёзы счастья. Хотелось разреветься, словно маленький ребёнок, но я нашёл в себе силы успокоиться, понимая, что нахожусь здесь не один.

Усталым взглядом я уставился на того, кто затянул в это место мою сущность. Физически меня здесь не было, лишь проекция. Тем смешнее, что мои нынешние ощущения мира вокруг были намного более яркими и настоящими, чем всё то, что я чувствовал до этого. С этим не мог сравниться даже молочный шейк.

Интересно, какой вкус был бы у молочного шейка здесь?

— Как бы мне не хотелось дать тебе отдохнуть, Феликс, — скорбно заговорил профессор, — у нас не так много времени. И ты сам понимаешь, почему.

Профессор Рид, казалось, на первый взгляд совершенно не изменился: всё так же чесал голову, носил всё тот же халат. С ним будто ничего и не произошло, но я был слишком далёк от обычного человека, чтобы не замечать странностей.

Передо мной была такая же проекция. Более того, проекция, простирающаяся на сотни вариаций, связанные нитями, которые сразу же вызвали во мне не самые приятные чувства.

— Не беспокойся, Феликс, — хмыкнул старик. — Это действительно «я», можешь не сомневаться.

— У тебя должна быть очень интересная история, профессор.

— Не такая интересная, как у осколка одного из Старейших, — покачал головой Рид. — Совету стоит искренне извиниться перед тобой за то, что называли тебя демоном. И мне в том числе, Феликс.

Я поморщился. Даже спрашивать не хотелось, откуда он мог это узнать.

— И как же меня тогда назвать, если не демоном?

Всё больше погружаясь в историю своей души, я уже и сам начинаю верить в то, что являюсь самым что ни на есть классическим демоном. Демоном из сказок. Концептуальным, несущим разрушения и смерть везде, куда ступает моя-наша нога.

Навечно проклятый самим собой, в тайне мечтающим про искупление и освобождение.

Но умом я понимал, что, даже если бы был вариант искупления и освобождения, «я-мы» его просто не заслужили. Вечные муки несли лишь вечные муки, и никакого искупления.

Вспомнить, принять и простить? Я вспомнил. Возможно, с трудом, но однажды мог принять. Простить же…

Я был очень противоречивой сущностью. Безусловно, я извлекал уроки из ошибок. Научился ценить что-то, что раньше не ценил; более того — даже смог послать глубинные самобичевания ублюдочного Художника, который никак не мог перестать себя винить за то, что подвёл друзей, которые не бросили «Всего» его после разрушения души, прилипнув к каждому осколку, словно слишком заботливые родители.

Слишком заботливые родители, поглощающие бесчисленные миры, в которые ступает осколок.

Лишь кучка выбывших неудачников.

— У твоей души слишком много имён, Феликс, — мягко улыбнулся старик.

Несмотря на дефицит времени, он терпеливо позволил мне собраться с мыслями.

— Пока я пытался разобраться с тем, чем стал, мне удалось многое увидеть и услышать.

— И чем же ты стал, профессор? — удивлённо приподнял я бровь.

— Наблюдателем, — почесал голову старик. — Порой я задумываюсь над тем, насколько низкий был шанс произошедшего. Настолько низкий, что это похоже на кем-то специально подготовленную сце…

Я вздрогнул, впрочем, продолжив внимательно слушать.

Когда тварь прорвалась с помощью диска в нашу реальность и попыталась заменить профессора, проникнув нитями в его сущность, он успел потянуться за какой-то безделушкой. Какой-то случайный камень или что-то подобное, видимо, не имеющее ничего общего с океаном.

Всё же, в Совете лежало немало всякого опасного дерьма. Самое ужасное, что контроль этого дерьма был далёким от идеала. Правда, в данном случае, в определённом смысле, он спас жизнь профессору и сделал его фактически богоподобным существом.

Камень, войдя в контакт с силой Второй Луны, взорвался. Вместе же с этим взрывом сознание Рида разбилось, словно душа Художника, на бесчисленные осколки, в сотнях и сотнях вариаций вступив в некую связь, которую обеспечили вырванные с энергетическим мясом нити стеснительной луны.

В обычном случае старик бы просто превратился в амёбу, чьё сознание дрейфовало бы по всей вселенной, пока не развеялось, но нити луны, скрепившие все эти осколки, превратили старика в совершенно уникальную сущность, существующую в бесчисленных итерациях.

Более того, сознание старика выкинуло далеко за пределы вселенной, оставшись где-то за границами привычного древа реальности.

Его будто бы вырезали из самого понятия бытия.

Гаррик всё ещё мог окольно влиять на вселенную, однако очень ограничено. Я, если честно, такой судьбе даже не удивлён: по словам головастика и так можно было понять, что он во многих мирах был… не самым простым, скажем так.

Вероятно, Гаррик передо мной такой же «счастливчик», как и я. С той лишь разницей, что он действительно был счастливчиком: старик вырвался из лап океана. Сделал то, о чём мы все не могли даже мечтать. Чего больше всего на свете хотел сошедший с ума неудачник.

Раз уж я чувствовал сильнейшую зависть, пускай, что белую, то как бы себя чувствовал самовлюблённый урод?

Нынешнее пространство — некий шедевр профессора. Оно действительно находилось в некоем пограничном состоянии, уже затрагивая наше древо реальности, но при этом всё ещё принадлежа «другому» месту.

Судя по всему, существует далеко не одно древо реальности. Возможно, целый сад деревьев. Интересно, как они выглядят?

И, что самое главное, сможет ли и до них добраться океан?

— Что произошло после того, как мы сделали прыжок? — спросил я.

В голове, когда я пытался вспомнить произошедшее, была полная каша.

— Буйства красок, — хмыкнул старик. — Луна не захотела, чтобы вы увидели её настоящий облик. Она испугалась, но вы не отпустили и стали рваться к ней сквозь сотни и тысячи смертей. Луна попыталась проникнуть в самые глубины вашей сущности, но не смогла переписать вашу историю. Никто в этом