Отец городов русских. Настоящая столица Древней Руси. - Андрей Буровский

В XII веке «Слово…» осуждает князей за вражду, а половцев — за жестокость. Мол, уводят в плен, а то и убивают детишек.

Но ведь в XII веке нравы если и изменились по сравнению с X веком — то в лучшую сторону, к исправлению.

Владимир и Ярослав воевали с братьями точно так же, как Ольговичи с Ярославичами. Даже хуже — в XII–XIII веке хотя бы старались братьев не убивать. Это князья «единой» Древней Руси резали братьев до единого человека. Не только теснили и свергали — но убивали.

В X веке не нашлось поэта, который осудил бы поступки Ярослава и Владимира.

В X веке поляне резали древлян тысячами — и никто, никакой скальд, боян, сказитель — никто не сказал слова осуждения и отвращения. Летописец же пишет об истреблении древлян с явным удовлетворением; ему приятна гибель племени, жившего «звериным обычаем», — например, не носивших сапог, хотя кожи в их земле много.

В XII веке убийство ребенка воспринимается уже совсем иначе.

К XII веку на Руси устанавливается представление о единстве Руси: единство языка, народного самосознания, православной веры.

Русь видится как область похожих вечевых обычаев, область правления рода Рюриковичей. Веча играют разную роль в городах Руси, Рюриковичи враждуют между собой… Но в Германии правят Габсбурги, а в Англии — Плантагенеты. Магистраты заседают в ратушах городов, управляемых по Магдебургскому праву. У нас — как-то вот веча и Рюриковичи.

Русских из других земель называли «иногородними» или «иноземными», тогда как нерусских иностранцев — «чужеземцами».

Новгородец жил в государстве с иным политическим строем, нежели житель Суздальского княжества. Но суздалец в Новгороде был «иногородним», а немец из Любека — «чужеземцем». Очень четкое различие!

В XII–XIII веках на Руси было даже единство денежной системы! И гарантировали ее именно князья.

Абу Хамид ал-Гарнати писал о том, как действуют на местах представители князя. Напомню, что в эту эпоху беличьи шкурки были платежным средством, своего рода мягкими монетами. Так вот, в местах торга Гарнати наблюдал такие сцены: купцы сдают приказчикам князя беличьи шкурки с дефектом; ведь если оторвалась лапка или хвост, вытерся мех — беличьей шкурке уже другая цена, она не годится для расчетов.

Приказчики собирают порченые шкурки в мешки, завязывают их, ставят княжую печать. А вместо 18 порченых шкурок выдают купцам 17 новых и целых.

Позволю себе небольшой тест на знание экономики: о чем напоминает это соотношение: 18 и 17 шкурок? Да- да, Вы совершенно правы, мой просвещенный читатель — это очень напоминает сдачу в банк испорченных банкнот. Банк выдает целые вместо испорченных, удерживая традиционные 6 % за ведение этой полезной операции.{94}

Белки и куницы на всей Руси были платежным средством, меховыми монетами. И получается — на Руси существовала единая экономическая система с общей валютой. Говоря современным языком: единое экономическое пространство с единой протобанковской системой. И поддерживали эту систему не кто иные, как князья из рода Рюриковичей. Кстати, кредитные деньги (а шкурки — лысые, вытертые, но платежеспособность сохраняющие) на Руси появились задолго до появления кредитных денег в Европе. Разве что в Китае кредитки стали применяться раньше.

Кроме того, «даже с точки зрения психологической, в период разъединения Руси оставалось нечто вроде федерации, очень непрочной федерации конечно, но… это не было просто механическое скопление совершенно независимых государств» [35. С. 236].

Уточню лишь одно: не такая уж и непрочная она была, эта федерация. Как только появлялся внешний враг, государства федерации мгновенно находили общий язык. Половецким набегам княжества Руси противостояли сообща.

Культурная, психологическая, духовная связь между землями и княжествами Руси XII–XIII веков была сильнее, чем между германскими княжествами и землями.

Существуют просто поразительные польские аналогии с «феодальной раздробленностью» на Руси: «После смерти Болеслава III (1138) польское королевство стало свободным объединением местных областей, имевших полное сходство с объединением русских земель» [35. С. 343].

Болеслав III — современник Владимира Мономаха (1053–1125)! Польская «раздробленность» началась примерно тогда же, когда русская, и с того же самого: король Болеслав III разделил польскую землю между своими пятью сыновьями.

В романо-германском мире полагалось передавать престол только старшему сыну. На «праве первородства» настаивала и католическая церковь. Поляки были верными детьми папы Римского, но в Польше отец мог выбрать и не только старшего сына. Сам Болеслав Кривоустый, кстати, старшим сыном своего отца тоже не был.

Но в Польше король по старинным польским обычаям, оделяя владениями всех сыновей, одному из них давал больше других. Настолько больше, что если даже наступала междоусобица, выиграть мог заведомо только один.

Болеслав нарушил обычай, дав сыновьям примерно поровну. То ли он рассудил, что тогда ни один из его сыновей не сможет покорить остальных, то ли права легенда о том, что у смертного одра короля стояла его вторая жена, требовала, чтобы младшие принцы получили побольше.

Естетвенно, после смерти короля началась свара, жестокая династическая война, и в этой войне принимали участие не только поляки. Восточные германские княжества, особенно Саксония, имели в Польше свои интересы, а к тому же один из сыновей Болеслава Кривоустого, Генрих — немец по матери. В Саксонии он был своим человеком. Другой сын Болеслава, Казимир — женат на русской княжне Елене. Ему помогали князья Галича.

К 1173 году в живых осталось двое из пятерых сыновей Болеслава, в 1194 году неожиданно умер и последний, Казимир (подозревали отравление).

Междоусобица продолжалась и после смерти младшего сына Болеслава — за польскую корону воевали внуки и правнуки Болеслава (в точности, как за киевский великий стол воевали потомки Ярослава, а потом Мономаха).

Междоусобие и «раздробленность» продолжались до воцарения новой полурусской династии Ягеллонов. Владислав Ягелло воссел на престол польских королей в 1386 году и сидел на нем до смерти в 1434-м, после него Польша осталась единой.

Но никому ведь не приходит в голову, что Польша в 1125 году распалась и перестала существовать как единое государство, а собралась заново в начале XV века!

Глава 2

ВАРИАНТЫ РУСИ

…устроили хорошо организованный бардак.

В. Суворов

На крыше построил скворечник

И хлебные крошки носил им.

Скворцы обожрались и сдохли.

Что поражает в истории Киева и Киевской земли XII–XIII веков — все так же неспособность играть самостоятельную роль. Иногда, конечно, вече в Киеве и принимает какие-то свои решения… Но лучше бы оно этого не делало! Всякая попытка киевлян вмешаться в политику почему-то кончается или новым витком междоусобицы, или еврейским погромом.

Пока на киевском престоле сидел младший сын Мономаха, Ярополк, власть князя в масштабах Руси ослабевала — Ярополк не проявил талантов отца и брата Мстислава. Но хотя бы самого Киева не брали и не грабили!

Но не успел умереть Ярополк (1139), как энергичный черниговский князь Всеволод Ольгович захватил Киев и держал его до самой смерти в 1146 году. Перед смертью он передал престол своему брату Игорю. На этот раз и киевляне сказали свое слово: сначала они целовали крест на верность Игорю, но скоро он им надоел, и они пригласили на княжение Изяслава Мстиславича, внука Мономаха и сына Мстислава Владимировича.

Игоря (которому только что целовали крест) свергли с престола, и он постригся в монахи. Спустя год Изяслав стал воевать с черниговскими князьями, и добрые киевляне… убили, буквально разорвали на части смиренного инока, своего недавнего князя.

К тому времени Новгород совершенно утрачивает интерес к «матери городов русских». Но «зато» этот интерес все активнее проявляет Северо-Восточная Русь.

Младший сын Владимира Мономаха суздальский князь Юрий Владимирович Долгорукий начинает войну с племянником Изяславом: он ведь дядя, а тот всего лишь племянник! Пусть отдает Киев по-хорошему!

Изяслав не отдает, он воюет. В 1149 году Долгорукий опрокидывает войска племянника и вступает в Киев. Уже спустя год он вынужден выйти из Киева, Изяслав опять садится на трон великого князя. Сидит на нем он до смерти в 1154 году.

Сменил было его брат Ростислав, но просидел недолго: бежал обратно в Смоленск от черниговского князя Изяслава Давидовича. А Изяслав бежал обратно в Чернигов от Юрия Долгорукого: «Мне отчина Киев, а не тебе» — так заявил Долгорукий дальнему родственнику и двинул на него свое войско.