Закон пустыни - Кристиан Жак

В тот момент, когда он запирал дверь, ему на плечи свалилась черная шкура какого-то животного. Запутавшись в ней, Хромой завопил, упал и стал звать на помощь.

– Не ори так громко, – сказал Кем, немного отодвигая шкуру, чтобы тот мог дышать.

– А, это ты… что ты здесь делаешь?

– Узнаешь эту шкуру?

– Нет.

– Не ври.

– Я говорю правду.

– Ты один из лучших моих соглядатаев, – признал нубиец. – Но в данном случае я обращаюсь к тебе как к торговцу. Кому ты продал огромного самца павиана?

– Я не торгую животными.

– Такая обезьяна вполне могла работать в страже. Только такой мошенник, как ты, мог отважиться на незаконную сделку подобного масштаба.

– Это клевета.

– Я знаю, какой ты жадный.

– Это не я!

– Убийца раздражен твоим упрямством.

– Я ничего не знаю.

– Ну, тогда тебе придется иметь дело с ним.

Хромой исчерпал весь запас своих отговорок.

– Я слышал о каком-то огромном павиане, которого поймали в районе Элефантины. Дельце перспективное, но не для меня. Я только предоставил судно.

– И немало за это содрал, я полагаю.

– Мороки и расходов тоже было немало.

– Жалеть тебя я не стану. Меня интересует только одно: кому ты передал обезьяну?

– Это дело очень деликатное…

Павиан, теряя терпение, начал скрести лапой землю.

– Ты меня не выдашь?

– Мой Убийца не болтлив.

– Никто не должен знать о том, что я тебе говорю. Сходи к Коротконогому.

Этот персонаж носил свою кличку заслуженно: крупная голова, волосатая грудь и слишком короткие ноги, правда, крепкие и мясистые. В детстве и юности ему пришлось перетаскать огромное количество ящиков и корзин с фруктами и овощами, зато теперь он был хозяином и имел в своем подчинении сотню земледельцев, у которых скупал для продажи их продукцию. Помимо своего официального занятия, Коротконогий приторговывал по случаю всяким левым товаром.

При виде Кема и его обезьяны радости он не ощутил.

– Я не делаю ничего незаконного.

– А ты не любишь стражу.

– И еще меньше с тех пор, как ты стал ее начальником.

– Надо полагать, тебя мучает совесть?

– Задавай свои вопросы.

– Ты так торопишься все выложить?

– Твой павиан все равно меня заставит. Так чего тянуть.

– Вот как раз о павиане я хотел бы с тобой потолковать.

– Терпеть не могу этих чудовищ.

– Тем не менее, ты купил одного у Хромого.

Коротконогий явно смутился и сделал вид, что расставляет ящики.

– Мне было приказано.

– Кем?

– Одним странным типом.

– Его имя?

– Я не знаю.

– Тогда опиши его.

– Не могу.

– Это странно.

– Человек, который попросил меня достать крупного самца павиана, был никакой, весь как бы стертый, без особых примет. На нем был парик, надвинутый на лоб так, что почти скрывал глаза, и бесформенное одеяние, скрывавшее тело. Я бы не смог узнать его, тем более что наш разговор был очень кратким. О цене он со мной не торговался.

– Какой у него голос?

– Странный. Держу пари, что он пытался его изменить. Должно быть, набрал в рот камешков или орехов.

– Ты видел его только один раз?

– Да.

След оборвался. Скорее всего, задание наемного убийцы само собой отменялось с отставкой Пазаира и смертью Кадаша.

Сабабу втыкала шпильки в свою прическу, вид у нее был заинтересованный.

– Неожиданный визит, судья Пазаир; вам придется потерпеть, пока я закончу причесываться. Вам понадобились мои услуги в такой ранний час?

– Услуги вряд ли; просто хотел с вами поговорить.

В помещении, отделанном с бросающейся в глаза роскошью, сильно пахло крепкими духами, от которых кружилась голова. Пазаир тщетно искал взглядом окно.

– Ваша супруга в курсе, куда вы направились?

– Я от нее ничего не скрываю.

– Ну что ж. Она женщина незаурядная и великолепный лекарь вдобавок.

– Я слышал, что вы ведете что-то вроде дневника.

– Это допрос? В каком качестве вы его ведете? Вы же больше не старший судья.

– Всего лишь скромный судебный чиновник. Вы вполне можете не отвечать мне.

– Кто рассказал вам о моем увлечении?

– Сути. Он убежден, что у вас есть сведения, которые могут поставить Денеса в затруднительное положение.

– Сути – отличный парень и великолепный любовник… Для него я это сделаю.

Мягким кошачьим движением Сабабу поднялась и скользнула за занавеску. Вернулась, держа в руках папирус.

– Вот документ, где я записывала причуды и капризы своих лучших клиентов, их извращенные желания, в которых трудно признаться. Когда читаешь это, теряешь веру в людей. Хотя в большинстве своем египетская знать все-таки занимается любовью, как то положено природой – не причиняя другому боли телесной или душевной. Ничего нового я вам не расскажу. Это прошлое заслуживает забвения.

И она разорвала папирус на мелкие кусочки:

– Вы даже не попытались мне помешать. А если я вам солгала?

– Я верю вам.

Сабабу посмотрела на судью алчным взглядом:

– Я не могу ни помочь вам, ни любить вас, и мне очень жаль. Сделайте Нефрет счастливой, думайте только о ее счастье, и вы проживете самую прекрасную жизнь.

Скользя вдоль него, Пантера ласкала нагое тело Сути, гибкое, как стебель папируса на ветру. Она останавливалась и вновь продолжала свое движение, пока, наконец, не припала к губам своего любовника.

Измученный этой медленной лаской, он положил конец этому страстному изысканию, резко опрокинув Пантеру на бок. Их ноги сплелись, они сжали друг друга в объятиях, испытав обжигающее блаженство. Оба знали, что это совершенство желания и его удовлетворения накрепко связывало их, но ни тот ни другой не хотели в этом признаться. Пантера была столь ненасытна, что одного объятия ей было мало; снова и снова своими сокровенными ласками она разжигала пламя в теле любовника. Молодой человек называл ее «ливийской кошкой», напоминавшей богиню любви, ушедшую в западную пустыню в образе львицы и вернувшуюся ласковым домашним зверьком, которого, однако, невозможно приручить. Каждый жест Пантеры был полон сладострастия, обволакивающего и причиняющего страдание; она играла с Сути, как играют на лире, заставляя звучать ее струны в лад со своей чувственностью.

– Я поведу тебя завтракать в город. Один грек недавно открыл харчевню, где подают мясо, завернутое в виноградные листья, и белое вино из его страны.

– Когда мы пойдем забрать золото?

– Как только я смогу отправиться в такое путешествие.

– По-моему, ты уже совсем выздоровел…

– Заниматься с тобой любовью легко, во всяком случае, менее утомительно, чем шагать несколько дней по пустыне; мне нужно восстановить силы.