Летучие образы - Элизабет Адлер

— В самом деле?

— Я сразу же позвонила мистеру Диксону Кроссу и сказала, что пока он будет платить таким образом, он будет числиться в черных списках и не сможет пользоваться этой студией. Сегодня утром мы получили оплаченный счет. — Она помахала им перед лицом Джесси-Энн.

— Великолепно, — устало ответила она.

— Ты в порядке, Джесси-Энн? — спросила Лоринда, наслаждаясь сценой. — Ты на самом деле выглядишь уставшей или, может быть, чем-то расстроена?

— Да, ты права, я устала. Я еду домой. Уверена, что утром мне будет лучше.

Одним быстрым движением она выбросила массивный пакет обратно в корзину. Взяв сумочку, она направилась к двери.

— Спокойной ночи, Лоринда! — бросила она через плечо. — Спасибо за информацию. Увидимся завтра.

Лоринда зло посмотрела ей вслед, а потом схватила корзинку, и достала письмо. Джесси-Энн не избежать этого так просто. Она снова найдет это письмо на столе завтра утром и будет находить каждое утро, пока не будет вынуждена вскрыть его.

Целуя Джона перед сном, Джесси-Энн закрыла глаза, крепко прижав его к себе, словно боясь выпустить. Для своих года и восьми месяцев у Джона было длинное, худенькое тельце, шишечки на коленях и ножки в синяках и царапинах — дань его натуре, ищущей приключений. Копна темных волос и огромные голубые глаза маленького Джона Ройла составляли то очарование, которое брало в плен сердца тех, кто видел его. Он крепко прижался к маме, потом высвободился, побежав к лошадке-качалке, чтобы еще раз покачаться перед сном.

— Толкни меня, мама, подтолкни, — командовал он, чувствуя особенное настроение Джесси-Энн и используя возможность поиграть лишнюю минуту.

Джесси-Энн качала его, улыбаясь, глядя на то, как он радуется, что маленькая лошадка раскачивается все сильнее и сильнее.

— Держись, Джон, — предупредила она, — мы не хотим, чтобы ты опять упал. — Он на самом деле выглядел таким хорошеньким в этих маленьких ковбойских сапогах, с которыми он отказывался расставаться. Няня ставила сапожки в ногах кровати, чтобы он мог видеть их, и о них первым делом спрашивал он по утрам. Маленькие красные ковбойские сапожки, подумала она, ощущая прилив любви, как мало нужно, чтобы сделать его счастливым. Ей хотелось, чтобы Харрисон был здесь и поцеловал его на ночь, но теперь Харрисон вечерами чаще отсутствовал, чем бывал дома. С беспомощным чувством падения в пропасть она думала о том, что же у них не так? Казалось, они встречаются все реже и реже, а когда они бывали вместе, разговаривали ли друг с другом на самом деле? Она любила его. Она была уверена в этом, а он был добр к ней и любил ее. Но куда ушла страсть, которая приковывала их друг к другу с самого начала? И что с ними случилось, что заставило потерять ощущение самого главного в жизни? Она знала, что проблема в основном заключалась в том, что она слишком много времени отдавала работе, но была ли это полностью ее вина? Харрисон так часто уезжал теперь…

— Еще, мамочка, еще, — просил Джон с сияющим от радости лицом.

— Нет, молодой человек, — твердо ответила она, — пора спать! Прощайся до завтра со своими сапожками и в постель.

— Где папа? — спросил он, откидываясь на подушку.

— Папа работает, — тихо проговорила она, наклоняясь, чтобы поцеловать его. — Завтра он будет дома.

— Дома, — сонно прошептал Джон с почти уже сомкнутыми веками.

— Спокойной ночи, любовь моя, — прошептала Джесси-Энн, запечатлев поцелуй на теплом лобике.

Джон зевнул, и глаза его плотно закрылись. Он уже спал.

В маленькой гостиной стол был накрыт на одного. Салат, холодный цыпленок, полбутылки охлажденного шампанского — ее любимого напитка — и, как обычно, великолепно тонизирующего в конце длинного дня. Дворецкий поспешил открыть бутылку, наполнить ее бокал и потихоньку вышел, неслышно закрыв за собой дверь.

Звуки уличного движения проникали в квартиру, а широкие окна обрамляли черно-синее небо, подсвеченное снизу сиянием уличных фонарей, огней машин и миллионом мерцающих окон. Неожиданно она почувствовала себя очень маленькой и очень одинокой.

— Почему, ну почему же? — вопрошала она манхэттенскую ночь. — Почему их отношения так изменились сейчас, когда все остальное идет так замечательно? Благодаря неистовым эротическим фотографиям Данаи «Имиджис» мелькал на страницах многих газет. Изображение Келвина в очень откровенном белье от Броди Флитта на огромных рекламных щитах пробежало расстояние от бульвара Сансет в Лос-Анджелесе до площади Таймс в Нью-Йорке и повергало в трепет женское население страны. О поразительном двуликом образе Галы-Розы говорил весь Нью-Йорк, на одно мгновение она представала ночным созданием, полуюношей, полунимфой, ее длинные шелковистые ноги сплетены с ногами Келвина, а его губы искали ее бледные, детские, мягкие, бездыханные губы. Даная приобретает славу звезды, снимая тело Келвина, грустно размышляла Джесси-Энн, а Каролина влюбилась в него. Она не могла ее винить — какая женщина устоит против желания подсматривать за Келвином? А сейчас Нью-Йорк, всегда готовый поглощать все новое и незнакомое и моментально забывающий старое, поглотил Талу как персональный дар Англии индустрии мод, а Даная подготовила о ней материал на десяти страницах для журнала «Вог», и это вызвало волну реакции в средствах массовой информации. Гала в голубых джинсах и свитере, воплощение грации и наивности, Гала с волосами, уложенными локонами, облаченная в короткий черный бархатный наряд «от кутюр», и длинные, длинные ноги; на круглом детском личике макияж — похожая на порочную маленькую проститутку, вышедшую на поиски клиента, Гала в бальном платье из органзы ценой в десять тысяч долларов, с короткой стрижкой, похожая на падшего ангела, и Гала в своей одежде — большом пиджаке и мешковатых брюках, перехваченных в талии кожаным ремнем шириной в пять дюймов, с позолоченной пряжкой, сидящая на полу в студии, с фиолетовыми тенями под глазами, в конце рабочего дня. Везде, какую бы газету вы ни открыли, были фотографии Галы, и уже каждый день ее имя мелькало в колонке сплетен. Гала, появляющаяся по вечерам всегда в сопровождении Данаи, делая рекламу белью Броди Флитта, а также поддерживая престиж «Имиджиса».

И разумеется, успех и слава Данаи росли с каждым днем. Она была перегружена работой, и ей сложно было управляться со всеми делами сразу, а ее время в «Имиджисе» было расписано на десять месяцев вперед. Сейчас она уезжала с Талой на остров. Даная стала полноправным партнером наравне с Джесси-Энн и Каролиной, и «Имиджис» брал на себя больше работы, чем могла выполнить. Джесси-Энн считала, что «Имиджис» мог бы держаться на плаву, работая только на «Ройл», но только выполняя постоянные заказы «Авлон», «Броди» и «Вог» и множества молодых фотографов, что, вместе взятое, давало прекрасный бизнес. Они действительно могли расправить крылья и взлететь.