Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха - Франсуа Керсоди

Можно понять его растерянность: для холодного и расчетливого убийцы нет ничего хуже убийства, совершенного по неосторожности! К тому же Гитлера и Геринга, несомненно, весь мир осудил бы за убийство в рейхсканцелярии старого президента. А тот был намного полезнее живым, нежели мертвым… После инъекции камфары, сделанной доктором Морелем[255], несчастный Эмиль Гаха быстро пришел в себя. Паулю Шмидту сообщили, что Прага наконец-то на линии, и он вернулся в комнату, где все еще находились Гаха и Геринг. «Они тихо разговаривали между собой, – рассказал позже переводчик. – Внешне Гаха оправился от обморока. […] Гаха и Хвалковский стали говорить с Прагой, а мы с Герингом вышли из комнаты, пока они продолжали разговор по-чешски. Связь, вероятно, была неважной, потому что Хвалковскому, говорившему первым, пришлось повысить голос и произносить слова очень медленно. Теперь я должен был подготовить хорошую копию краткого, всего в несколько строчек, коммюнике: “На встрече (Гитлера и Гахи) открыто рассматривалась серьезная ситуация, сложившаяся в связи с событиями последних недель на бывшей чехословацкой территории. Обе стороны выразили убеждение, что все меры должны быть направлены на обеспечение спокойствия, порядка и мира в этой части Центральной Европы. Президент Чехословакии заявил, что […] он со всем доверием вверяет судьбу своего народа и страны в руки фюрера, руководителя Германского рейха. Фюрер принял это заявление и объявил свое решение взять народ Чехословакии под защиту Германского рейха и обеспечить автономное развитие его национальной жизни в соответствии с ее специфическими чертами”. Этот текст, заранее подготовленный Гитлером, был подписан им самим и Гахой, а также Риббентропом и Хвалковским 15 марта в 3 часа 55 минут утра». Два часа спустя немецкие войска двинулись вперед на всем протяжении границы.

Марш на Прагу в тот день явно не стал примером эффективности вооруженных сил: колонны машин и танков часто останавливались на слишком узких дорогах на холоде и под ледяным дождем. Самолеты грозного люфтваффе, появление которых над Прагой должно было посеять панику среди населения, остались на земле из-за дождя и тумана. Но чешская армия не оказала никакого сопротивления, и к вечеру 15 марта Гитлер въехал во дворец Градчина и личным указом на следующий день объявил Богемию и Моравию протекторатом рейха. Судьба Чехословакии была решена. Судьба Германии тоже…

И в этот раз план Гитлера полностью удался: не было сделано ни единого выстрела, французы и англичане не стали вмешиваться, русские даже не выразили протеста. Чехословакия со всеми ее ресурсами и современными военными заводами перешла под контроль рейха. Получившая независимость Словакия оказалась под патронатом Третьего рейха. Литва менее чем через неделю «добровольно» уступила Гитлеру Мемельскую область. А вера немцев в исключительность фюрера еще более окрепла. И какое кому было тогда дело до того, что пришлось запугивать и шантажировать старого человека? Любопытно, но Геринг испытывал от этого некоторые угрызения совести, если верить его приемному сыну. «Герман никак не мог избавиться от ощущения, что он повел себя по-хамски, – вспоминал Томас фон Канцов. – “Согласен, – сказал он как-то Эмме, – это было недостойно джентльмена. Я ведь человек не жестокий. И мне не доставляет никакого удовольствия грубить пожилым людям. Но почему чехи избрали такого немощного человека? Подумай при этом, от каких ужасов я спас чешский народ, вынудив этого старого дурака подписать предложенный ему документ. Прага, его драгоценная столица, могла быть попросту стерта с лица земли”. На что Эмма ответила: “Но ведь ты сказал, что бомбардировщики не могли взлететь! В любом случае я полагаю, что ты блефовал, что у тебя не было намерений нападать на Прагу…” Герман улыбнулся: “Да, но ведь старик об этом знать не мог!” Потом он покачал головой: “Несмотря ни на что, следует признать, что это было не по-джентльменски”».

Значит, и крупным преступникам иногда бывает совестно… Нет никакого сомнения в том, что Герман Геринг всегда считал себя рыцарем без страха и упрека. Но его поведение в отношении президента Гахи никак не вяжется с образом, который он себе создавал. Может, для того, чтобы немного его подправить, он вскоре вступился за еврейских подруг жены, а Боденшаца отправил в Мюнхен к сестрам Баллин? Двум этим женщинам, которые укрывали и лечили Геринга после неудавшегося путча 1923 года, Боденшац настоятельно порекомендовал быть готовыми незамедлительно выехать за пределы рейха. Он посоветовал им запросить визы в консульстве Аргентины, а маршал взялся проследить за тем, чтобы визы сестрам Баллин выдали. И они получили разрешение выехать, причем с деньгами и имуществом. Что ж, пусть даже Герман Геринг был мужланом, но в отсутствии благодарности его нельзя обвинить…[256]

А тем временем престиж его в рейхсканцелярии ничуть не вырос. Хотя он хорошо сыграл свою роль в ночь с 14 на 15 марта, фюрер прекрасно помнил, что именно Геринг отговаривал его проводить операцию «Грюн» до подписания Мюнхенского соглашения, а капитуляции Чехословакии способствовал Риббентроп. Не он ли заверил в том, что англичане и французы и пальцем не пошевелят для защиты Праги? После этого Гитлер не уставал расхваливать своего «нового Бисмарка», а огорченный Геринг вернулся в Сан-Ремо 21 марта, чтобы продолжить свой внезапно прерванный отпуск. Средиземноморский воздух оказался явно более полезным, чем атмосфера в Германии, к тому же за границей Герингу удалось удовлетворить свое тщеславие: после окончания лечения он отправился в Триполи, где генерал-губернатор Ливии Итало Бальбо устроил для него шикарный прием и где его приняли как главу государства Муссолини, Чиано и король Италии[257]. Не утратив пристрастия к неофициальной дипломатии, немецкий маршал, воспользовавшись случаем, с воодушевлением ознакомил фашистских руководителей Италии со своими политическими взглядами.

А взгляды эти обрели новые краски после недавних встреч с Гитлером, который четко изложил ему свои планы на ближайшее будущее. В середине апреля в разговоре с Чиано, как вспоминал позже граф, Геринг «с восторгом отозвался о великолепном, по его мнению, положении стран Оси и в очень резких выражениях высказался о Польше. […] Меня больше поразили не сами его слова, а тот презрительный тон, каким он говорил о Варшаве». Это, безусловно, было подражательством: как всегда, Геринг говорил голосом своего властелина. Но Чиано также отметил, что его собеседник «не отвергал возможность сохранения мира, по крайней мере в ближайшие годы». Об этом же откровенно сказал дуче его импозантный гость незадолго до отъезда из Рима: «В последнее время Германия поглотила многие территории, и теперь ей нужен покой, чтобы их переварить». Действительно, Герман Геринг не предвидел широкомасштабной войны до периода 1943–1945 годов. В конце концов, разве фюрер не говорил об этом полтора года назад?[258]