Рыбья Кровь и княжна - Евгений Таганов

Кожаные конские доспехи уже имелись в орде, но применялись чаще для парадных выездов, чем для боя, из-за их тяжести и громоздкости. Да и запасных лошадей было больше чем достаточно, чтобы не слишком заботиться об их сохранности. Князь распорядился по-своему, запросил у тарханов несколько подвод кож и засадил литовских умельцев шить конские доспехи по имеющимся образцам. А пока доспехи готовились, вытребовал приводить в передовой полк по две сотни запасных коней ежедневно. На них, кроме всадника с седлом, водружали дополнительный трехпудовый груз и устраивали в таком виде скачки на три версты и двадцативерстный переход. Из пяти степных лошадок выдержать такое испытание могла лишь одна. Ее оставляли для будущей катафрактной тагмы, а остальных возвращали в табуны.

Когда среди молодых хазар пошли разговоры, что они-де оторваны от своих жен, Рыбья Кровь, что называется, вошел в положение. Через Эктея попросил присылать из улусов подмену для их воинов, с тем чтобы каждый третий день все они могли проводить со своей женой. Липовцы такую поблажку хазарам восприняли с неудовольствием. Князь их успокаивал:

— Это же вам только на пользу, пусть они видят, что у словен более тяжелые условия службы, и никто не жалуется.

— Да ты и так нам продохнуть не даешь, — слышалось в ответ.

Не имея полной возможности распоряжаться степняками, Дарник стремился воздействовать на них через своих гридей, придумывая последним, в самом деле, все более сложные боевые занятия. Не отлынивал и сам, перед всем честным воинством через день показывая свое владение парными мечами, лепестковым копьем или метание двух топоров одновременно. Ну а когда он на восьмой или десятый день попросил двух лучших хазарских метателей бросать в него легкие копья и все десять сулиц перехватил в вершке от своей груди, это поставило для молодых степняков последнюю, самую убедительную точку в его княжеском и воеводском достоинстве. Ведь ничто так не действует на двадцатилеток, как телесная сила и ловкость их ровесника, к тому же не обладающего какими-то особенно внушительными габаритами. Это мастерство, наложившись на рассказы о победах липовского князя, породило еще одни, теперь уже хазарские слухи о его колдовской непобедимости.

Осень между тем множилась дождями, ветрами и холодом. Шалаши из ветвей и кожаных полостей сменили малые легкие юрты и большое число повозок-двуколок, по одной на каждых два десятка воинов. Теперь их стан на ночь непременно окружался кольцом юрт, повернутых входом внутрь кольца, и повозками, стоящими между ними. Не самая надежная ограда, но вполне достаточная, чтобы успеть проснуться и как следует вооружиться. В центре стана ставились юрты сотских, в которых хозяйничали их жены. Не обошло девичье внимание и липовских воевод, даже юного Корнея, приставленного к одной из улусных сотен.

— Моя говорит, если я на ней женюсь, то смогу в приданое тысячный табун лошадей получить, — балагурил бывший шут. — Ну как можно от такого счастья отказаться?

— А тебе, князь, за Болчой сколько лошадей обещано? — подтрунивали над Дарником воеводы.

— Наверняка меньше, чем Корнею, — благодушно отвечал он.

Став походной женой главного словенина, Болчой тут же вообразила себя самой главной среди всех других словенских жен и принялась командовать ими направо и налево, что являлось бесконечным поводом для веселья всей липовской дружины. Никто из гридей и бойников не придавал их нынешнему положению серьезного долговременного значения.

Эктей за эти две недели, видя, как толково князь справляется со своими войсковыми обязанностями и сам несколько теряясь от двухтысячной массы воинов, благоразумно отдал первенство Дарнику, вполне довольствуясь ролью второго лица.

И вот при таких обстоятельствах передовой полк хазарской орды достиг столицы Гребенского княжества.

— Мы ведь хотели Гребень обойти стороной? — удивился Эктей.

— Это не мое княжество, я не очень хорошо знаю здешние пути, — оправдывался Дарник, не слишком стараясь, чтобы ему поверили.

В Гребне между тем хорошо были осведомлены о всем движении хазарской орды и никто не сомневался, что Дарник повел ее на север на соединение с собственным войском, чтобы потом всей силой обрушиться на их город. И появление передового полка привело гребенцев в трепет. Кто мог, перебирался за Малый Танаис на правобережье, а то и вообще на лодиях уплывал в Айдар или вниз по течению реки. Алёкма раздал оружие всем, кто хотя бы говорил, что намерен сражаться с липовским князем. Однако общий страх сковывал самые отважные сердца.

Заверив Эктея, что он вовсе не собирается сражаться с Алёкмой, Рыбья Кровь, тем не менее, расположил полковой стан перед Северными воротами города, как если бы собирался его осаждать. В то же время три пригородных городища получили охранные знамена, и никто им особых насилий не чинил. Пропустили дарникцы и торговый караван короякцев, рискованно вышедший из Гребня и направившийся по Короякской дороге. Два дня простоял передовой полк ничего не предпринимая, развлекая себя лишь изготовлением осадных башен, больших пращниц и штурмовых лестниц на виду у горожан.

— А вдруг хазары откажутся идти на приступ? — сомневались воеводы.

— Какой приступ? С чего вы взяли? — делал удивленные глаза князь. — Мы только попытаемся научить этих пастухов лазить по лестницам.

Когда сообщили, что из города вышли переговорщики, он приказал накрыть богатый стол и принял их со всем княжеским радушием.

— Ты поклялся на мече, что не будешь проливать кровь гребенцев, — напомнили ему переговорщики.

— Никто гребенскую кровь проливать не будет, — заверил их Дарник. — Я пришел сюда торговать, а не сражаться. — И он протянул им пергаментный свиток, на котором был подробно расписан весь торговый строго зафиксированный обмен: живой скот, мясо, кожи и шерсть на муку, овес, льняное полотно, чугунную утварь, мед, топоры, подковы, наконечники стрел и сулиц.

Переговорщики переглянулись, хитрость Дарника для них была очевидна: как только они откроют ворота для вывоза товаров, в них тут же ворвутся липовско-хазарские конники.

— Ниже по реке есть отмель, там очень хорошо вести торговлю, — заметил старший переговорщик.

— Вот и отлично. Я думаю, за месяц мы с вами там управимся, — князь одарил переговорщиков самой дружеской из улыбок.

У тех испуганно вытянулись лица.

— Как за месяц? Мы постараемся торговать быстрее.

— Это будет еще лучше. — Рыбья Кровь не пожалел еще одну улыбку.

Когда к Гребню прибыл разгневанный хан, на отмели ниже по реке вовсю шла меновая торговля. Из города прибывали лодии с заказанными товарами, а взамен в Гребень везли хазарские припасы. Тут же расхаживал со своими арсами Дарник, отчего у гребенских торговцев все буквально валилось из рук.

— Что это такое? — изумленно спросил Сатыр.

— Торгуем, — безмятежно отвечал князь. — Я уже послал гонцов в улусы, чтобы гнали сюда больше скота. Самое время от его излишков избавиться. Видишь, какие в Гребне купцы покладистые, берут все не торгуясь?

Хан весело смеялся — ну как на такое можно сердиться.

— А зачем к приступу все готовишь?

— Да нет никакого приступа, просто хочу показать твоим воинам, как можно через стену перебираться.

И точно, когда были готовы обе осадные башни, их подогнали друг к другу, и толпы хазар гуськом взбирались на одну из них, переходили по узкому мостику на другую и благополучно спускались на землю. Позже бегали к башням с лестницами и взбирались по ним на верхнюю площадку. И все это на виду у города и всего стана.

Ничего более решительного не предпринималось, и несколько успокоенные бездействием хазар гребенцы решились выпустить из северных ворот свой торговый караван на Корояк. В полуверсте от городских стен караван остановили липовцы, отобрали не только все товары, подводы и лошадей, но даже верхнюю одежду купцов и охранников, так что тем пришлось в одних портках и портянках вместо сапог возвращаться в город.

— Это вам в счет виры за Липов! — улюлюкали им вслед дарникцы, впрочем, строго воздерживаясь от рукоприкладства — таково было распоряжение князя.

Неизвестно сколько бы они еще куражились над полуосажденным городом, если бы из Липова не прибыл сменный отряд бойников, а с ним сама княжна Всеслава со своими дружинниками.

— Если муж не хочет разделить с женой теплый дом, то жена разделит с ним походный шатер, — объяснила она напоказ Дарнику и окружающим свое появление.

Князь промолчал, не найдя что сказать в ответ равноценное, зато позже, когда они остались с женой наедине, был более красноречив:

— Я дал слово хазарам, пока буду с ними, придерживаться их обычаев. А один из обычаев такой: при появлении знатного гостя не только накормить его, но и уступить ему на ночь свою жену.