Спасти шпиона - Данил Корецкий

Мигунов, напротив, ощутил облегчение. Потому что Рок пересек его судьбу не с матерым, хватким и изощренным контрразведчиком, а с сопливым мальчишкой, вчерашним выпускником какого-то эфэсбэшного училища. Зеленым юнцом, который сломает о него свои неокрепшие молочные зубы. У полковника сразу улучшилось настроение.

— Проходите, присаживайтесь. — Юра уже научился избегать слова «садитесь», которое в подобных местах имело двусмысленный оттенок.

Мигунов уверенно сделал несколько твердых шагов, развернул стул от света, непринужденно сел, закинув ногу на ногу.

Ремнев и Кастинский как-то сразу признали его доминантный статус и без лишних просьб встали и удалились, — хотя во время вчерашнего визита Семаго, который явно не обладал нужным набором властных флюидов, Юре пришлось настойчиво выпроваживать соседей, чтобы поговорить наедине с важным свидетелем.

— У меня ровно двадцать минут, — сообщил Мигунов. Причин своей занятости он объяснять не посчитал нужным, просто объявил, поставил перед фактом, как будто это капитан Евсеев напросился к нему на прием по важному для себя делу. — Я вас слушаю.

Юра заставил себя не торопиться. У человека всего двадцать минут, у очень занятого и солидного человека, добавим. И чувство вины откуда-то взялось, и толкало, толкало — ну, подсуетись, давай, вспотей, улыбнись жалко, потом быстренько выстрели своими глупыми формальными вопросиками, раз уж их обязательно надо задать… Ведь полковник, замначальника Службы правительственной связи, мог и не являться сюда по вызову — нет, приглашению — какого-то рядового опера, жалкого капитанишки, но проявил добрую волю, коль скоро не по своей вине попал в глупую и очень неприятную историю. Рядовой исполнитель, капитан, должен оценить добрую волю полковника и крупного руководителя.

Юра задавил этот холуйский голосок и в упор посмотрел на Мигунова.

Мигунов был хорош. С такими лицами не спят и не едят, как говорится в народе. Ими пользуются только по особым случаям. В глазах металл, лицевые мышцы расслаблены, но сохраняют привычную жесткую форму, словно накачанные бицепсы у боксера. Очень ухоженные широкие усы, как у Франко Неро. Простая на вид одежда, которую, возможно, производят в Лондоне или Милане в количестве десяти штук на модель. Юра вообще не понимал, откуда берутся такого божественного кофейно-кремового цвета пальто, он видел их только по телевизору, в голливудских фильмах, а в жизни вот встретил впервые. Пижон? Да нет. Любитель произвести впечатление? Очень ему надо производить впечатление на какого-то капитана…

— Меня интересуют обстоятельства смерти Игоря Катранова, — сказал Юра.

Мигунов не пошевелился.

— Вы последний, кто видел его живым. В сознании, во всяком случае.

Согласный кивок.

— Да. Я еще вызвал «скорую» в ресторан. Нас уже допрашивали, в прокуратуре.

— Что же у вас там произошло? — Юра не обратил внимания на последнюю фразу. Дескать, прокуратура — это прокуратура, а ФСБ — это ФСБ.

Мигунов пожал плечами: выпивали, разговаривали, потом Катранов внезапно выключился, упал головой на стол.

— Вы были вдвоем?

Полковник сдержал усмешку. Вчера возбужденный Семаго отзвонился, как только вышел из этого кабинета, и подробно рассказал — что у него спрашивали, да как он отвечал.

— Втроем.

— Кто третий?

— Сергей Семаго, наш однокашник. Вы его вчера допрашивали.

Юра изобразил смущение. Зеленый опер допустил серьезный прокол.

— Что вы пили? Не могли отравиться фальсифицированным спиртным?

— Семаго — коньяк. Мы с Катрановым — текилу. Ее вообще-то трудно подделать.

— Вы не чувствовали потом никакого недомогания, слабости, головокружения?

Симптомы Юра выбирал сознательно, прокладывая и посыпая песочком дорожку к обычному отравлению метанолом, очень удобному для предполагаемого убийцы.

— У меня даже голова не болела наутро, — отрезал Мигунов.

— А сколько вы выпили?

— Сергей глотал фужерами, а мы… Граммов по двести, около того. Я четвертую рюмку допил, Катран — не успел.

— Что-нибудь ели? Закусывали?

— На столе стояли бутерброды с ветчиной. Мы к ним почти не притрагивались.

Юра поджал губы, спросил сухо:

— Не находите ничего странного в такой внезапной смерти? Сидят трое людей, выпивают, закусывают… И вдруг один из них внезапно умирает?

В глазах Мигунова коротко вспыхнуло эдакое гусарское «да как вы, батенька, смеете?..», очень короткая вспышка — и тут же погасла.

— Нахожу, — ответил он ровно. — И странно, и подозрительно. Но прокуратура пришла к выводу, что это сердечный приступ.

— А в семьдесят втором году, в Дичково? Четыре молодых офицера красят статую Ленина, и вдруг один умирает.

Полковник сидел, невозмутимо глядя перед собой.

— Что же вы молчите?

— Но вы ни о чем не спросили. Вы напомнили про несчастный случай с Дроздовым, и все. Что я должен сказать?

— Разве это не странно и не подозрительно?

— Тоже странно и подозрительно. Но и тогда военная прокуратура дала заключение, что Дрозда убило током.

— А вам не кажется странным, что подозрительные смерти сопровождают вашу компанию уже тридцать лет?

Мигунов, прикрыв рот платком, зевнул.

«Культурная, сволочь…» — подумал Юра.

— Когда кажется, надо креститься, — назидательно сказал полковник. — Только нас воспитали атеистами. Я бы попросил задавать конкретные вопросы, отвечающие духу диалектического материализма…

— Диамат мы тоже учили, — ответил Юра уязвленным тоном, как и должен, на его месте, ответить недалекий зеленый оперок, у которого амбиции заменяют опыт. — Вы с Катрановым знакомы давно?

Мигунов поднял левую руку, глянул на часы.

— С курсантских лет. Поступили вместе в Ракетное училище в шестьдесят седьмом году.

— Дружили?

— Да.

— Вам известно, что Катранов служил на ракетном полигоне в Дичково?

Мигунов посмотрел на него, как на идиота.

— Я тоже служил в Дичково… Вы же знаете наверняка. Как это мне могло быть не известно, что со мной служит мой друг Катранов?

— Отвечайте на вопрос, пожалуйста, — Юра покрутил ручку в пальцах. Играть уязвленную посредственность ему определенно не нравилось.

— Да, известно, — сказал Мигунов.

— Дело в том… — Юра прокашлялся. — В общем, на полигоне в Дичково был обнаружен сканер-передатчик. Шпионская техника. Понимаете, да? Он передавал все секреты на спутник. Поэтому сейчас все, кто проходил службу на полигоне, проходят проверку…

Мигунов молчал. Юра понизил голос.

— Знаете, где был обнаружен шпионский прибор?

— Ну, откуда же мне знать…

— В голове Ленина. В смысле, памятника Ленину. Его как раз ремонтировали. Знаете кто?

— Конечно, знаю. Многие ремонтировали. И мы в том числе. В основном, конечно, мы.

— Точно! — обрадовался Юра. — Ремонтировали, в основном, четверо: Мигунов, Семаго, Катранов, Дроздов.

Верный своей тактике, полковник никак не отреагировал. Юра тоже молчал, словно подбирая правильные слова.

— В связи с этим у меня вопрос, — произнес он, наконец.

Мигунов чуть заметно наклонил голову: дескать, слушаю.

— Вот Катранов… Ммм… Его поведение в те годы не казалось вам странным?

— Нет, — сказал Мигунов после некоторого раздумья. Потом добавил: — Обычный парень был, как и все.

И все-таки тон полковника потеплел на долю градуса, отметил про себя Юра.

— А какие у него были отношения с Дроздовым?

Мигунов дернул плечами.

— Обычные отношения… Дроздов в последнее время… перед смертью, в смысле… не очень-то был расположен к общению. Перессорился со многими…

Вот такой намек, значит. Еще теплее. Хорошо.

— И с вами перессорился тоже?

— Почему тоже? Да нет… Просто, общаться стали меньше. Служба, режим.

— А вот уже сейчас, в Москве… — Юра опять вертел в пальцах эту дурацкую ручку и заметил, что взгляд Мигунова время от времени постепенно сползает на нее. — …Катранов не заводил с вами разговоров на профессиональные темы? О том, что касается работы Службы Правительственной связи, Генштаба? О лицах старшего офицерского состава?

Мигунов задумался. Он вспоминал. Просеивал события сквозь мелкое сито. Ясно, что Катранов друг и все такое, но истина все-таки дороже.

— Ну, о работе-то мы по-всякому говорили… Не все же о бабах…

Железный полковник Мигунов вдруг усмехнулся, снижая тон до грубовато-доверительного.

— Но и с понятием государственной тайны мы тоже не первый год знакомы. Не салаги уже… Тридцать лет под особым отделом ходим, сколько циркуляров прочли, инструктажей прослушали…

— Я понимаю. Но, может, как-то случайно проскакивали факты, цифры, имена? Особенно когда выпивали? У вас вот встреча выпускников была… Там многие языки развязали… А?