Зороастр - Гюстав Флобер

Один из них был смуглый, некрасивый мужчина; его бледные, отвислые щеки и наклонившееся вперед туловище говорили о страшном утомлении. К загривку и к крестцу его коня было привязано по подушке, так что всадник сидел, как в кресле, но даже с этой искусственною опорой он едва мог держаться и тело его покачивалось из стороны в сторону. Его плащ совсем побелел от пыли, тиара на голове превратилась в бесформенный и пыльный кусок смятого полотна, его незавитые волосы и спутанная борода свешивались на грудь беспорядочными, скомканными от пыли клочьями.

Спутник его, Зороастр, сидел твердо и красиво, как будто он и не проехал трехсот фарсангов в одиннадцать дней. Одежда его была, конечно, тоже покрыта пылью, но он высоко держал голову и светлые кудри и борода его свободно развевались от быстрой езды, а легкий стальной шлем ярко сиял на солнце.

Как только они поднялись на холм, стража, стоявшая у наружных ворот крикнула дворцовой страже, что Зороастр вернулся, а привратник побежал доложить об его приезде царю. Дарий принял от него доклад и вышел на открытую площадку перед входною башней в ту минуту, как оба всадника въехали в квадратные ворота и натянули поводья посредине небольшого двора. Копьеносцы поднялись с места и выстроились в ряд, как только с лестницы раздался крик, что царь приближается. Зороастр легко соскочил с коня и велел Фраорту сделать то же, но несчастный мидянин не мог двинуть ни рукой, ни ногой без посторонней помощи и упал бы, если б два дюжих копьеносца не сняли его и не помогли стать на землю.

Дарий быстро подошел к ним и милостиво выслушал краткое приветствие Зороастра. Фраорт, совершенно лишившийся сил от усталости и от смертельного страха за свою жизнь, упал на колени, как только воины выпустили его из рук.

— Привет тебе, царь царей! Живи вовеки! — сказал Зороастр. — Я исполнил твое повеление. Он жив.

Дарий угрюмо усмехнулся, взглянув на распростертого перед ним мидянина.

— Ты верный слуга, Зороастр, — отвечал он. — Ты мчишься так же быстро, как фурии, преследующие души грешников, как диаволы гор в погоне за лжецом. Его бы ненадолго хватило, этого комка потной пыли. Поднимись, негодяй! — Он дотронулся ногой до головы Фраорта. — Что ты валяешься здесь, как свинья в канаве?

Воины помогли встать Фраорту. Царь снова обратился к Зороастру.

— Скажи мне, ты, умеющий мчаться на крыльях вихря, человек говорит охотнее, правду или ложь, когда он устал?

— Когда человек устал, он готов сделать все, лишь бы получить отдых, — ответил с улыбкой Зороастр.

— Так я объявлю этому негодяю, что чем скорее он скажет правду, тем скорее я отпущу его выспаться, — сказал царь и прибавил вполголоса: — Ты же, прежде чем идти отдыхать, отправься к царице и тайно скажи ей, чтоб она отослала своих рабынь и ждала меня и того, кого ты привез. Я приду к ней через несколько минут. Этому негодяю необходимо немножко подкрепиться, иначе он умрет на первых же ступенях.

Зороастр пробрался через длинный лабиринт дворов и коридоров и взошел на террасу пред покоями царя, на которой он в первый раз встретил Атоссу. Там никого не было, и он уже хотел поднять тяжелую занавесь, чтобы войти, как вдруг из-за нее вышла сама царица. Несмотря на ранний час дня, она была наряднее обыкновенного, и нежные цвета ее одеяния и драгоценности, служившие ей украшением, переливались и ярко сверкали в лучах утреннего солнца. Она рассчитала, что Зороастр вернется в этот день, и приготовилась встретить его.

Внезапно очутившись с ним лицом к лицу, она с изумлением воскликнула:

— Как! Ты уж возвратился? — в голосе ее послышалась искренняя радость. Озаренный сиянием солнца, молодой перс был так божественно прекрасен, что сердце Атоссы забилось от одного уже счастия видеть его.

— Да, я пришел с вестью от великого царя к царице. Великий царь повелел, чтоб царица отослала своих рабынь и ждала царя и того, кого я привез с собою. Он придет через несколько минут.

— Хорошо, — отвечала Атосса. — Здесь нет рабынь, и я буду ждать царя. — Она помолчала немного. — Разве ты не рад, что вернулся?

— О, да, — сказал Зороастр, и лицо его просветлело. — Я, конечно, рад быть снова здесь. Можно ли не радоваться окончанию такого трудного путешествия?

Царица стояла спиной к скрытому занавесью входу и могла видеть весь балкон. Зороастр же стоял лицом к ней и к двери. В то время, как он говорил, зоркие глаза Атоссы заметили какую-то фигуру, быстро поднимавшуюся по последним ступеням лестницы. Она тотчас же узнала Негушту, но ни содроганием век, ни румянцем щек не обнаружила она, что увидала приближение соперницы. Она устремила темно-синие глаза на Зороастра и с оттенком печали во взоре тихо и нежно сказала ему:

— Бремя так долго тянулось без тебя, Зороастр.

Зороастр, удивленный ее тоном и словами, нахмурился и взгляд его стал холоден. В эту минуту Негушта ступила на гладкий мраморный пол балкона.

— Ты ничего не отвечаешь мне, — сказала Атосса упавшим голосом. Потом, как бы уступая неотразимому порыву, она страстно обвила руками его шею и начала осыпать жгучими поцелуями.

— О, Зороастр, Зороастр, о мой возлюбленный! — воскликнула она, — ты никогда, никогда больше не должен меня покидать!

И снова она стала целовать его и упала к нему на грудь, крепко сжимая его в своих объятиях. Он положил ей руки на плечи, потом на талию, стараясь отстранить ее, но все было тщетно, — она отчаянно цеплялась и рыдала у него на груди.

Страшно смущенный неловким положением, в которое он так неожиданно попал, Зороастр не слыхал короткого, тихого стона, раздавшегося вдали, не слыхал звука шагов, быстро отступивших назад, на лестницу. Но Атосса все слышала и ощутила свирепую радость. Когда она подняла голову, Негушта уже исчезла, унося в сердце неизлечимую рану.

Атосса выпустила Зороастра из своих объятий, еще раз взглянула ему в глаза, и затем, с коротким, пронзительным криком, закрыла лицо руками.

Зороастр простоял несколько секунд в нерешительности. У него вдруг как бы открылись глаза на многое, что раньше было непонятно. Наконец, он заговорил и в голосе его зазвучали мягкие ноты.

— Я благодарю небесные силы за то, что не люблю тебя, и хотел бы, чтоб и ты меня не любила. Ибо я слуга великого царя, верный ему до смерти, и если б я любил тебя, то был бы лжецом, трусом и самым презренным существом во всем человечестве. Забудь, прошу тебя, то, что ты сказала, и позволь мне удалиться с миром. Ибо великий царь уже близко, ты не должна предстать пред ним в слезах, иначе он подумает, что ты боишься встретиться лицом к лицу с Фраортом мидянином. Забудь, прошу тебя, и прости слугу своего, если он в чем-нибудь провинился пред тобой.

Атосса подняла голову. В ее ясных и блестящих глазах не было и признака слез. Она грубо захохотала.

— Я?! Чтоб я проливала слезы пред царем? Ты не знаешь меня. Иди если хочешь. Прощай Зороастр, — ее голос сделался мягче, — прощай. Может быть, ты останешься жив, но, может быть, ты и умрешь, потому что я люблю тебя.

Зороастр почтительно наклонил голову и ушел. Царица смотрела ему вслед и, когда он скрылся, начала приводить в порядок свой головной убор и золотистые кудри, нежно улыбаясь сама себе.

Зороастр надеялся наконец-то найти какую-нибудь возможность повидаться с Негуштой. Но невольница, которую он встретил у главного входа в женское отделение дворца и послал к Негуште, вернулась с кратким ответом, что царевна одна в своей комнате, и никто не смеет беспокоить ее.

Обессиленный от усталости и волнения, почти неспособный связно обдумать странное происшествие с царицей, Зороастр волей-неволей должен был отложить свидание с Негуштой и, войдя в свою прохладную комнату, лег отдохнуть. Проснулся он только вечером.

Между тем, царь приказал накормить Фраорта и тотчас же, как только он немного оправится, привести его в покои царицы. Через полчаса по уходе Зороастра Атосса была уже в своей уборной. Она сидела одна перед большим серебряным зеркалом, невозмутимо ожидая, какой поворот примут события. Инстинкт подсказал ей, что она найдет в себе больше силы отразить нападение, если царь застанет ее в святилище ее внутреннего покоя, где каждый предмет был пропитан ее атмосферой, а решетки у обоих окон были расположены таким образом, что она могла видеть выражение лиц своих противников, оставаясь сама в тени.

Наконец она услыхала звук кожаных сандалий, и занавесь ее уборной приподнялась. Дарий, держа Фраорта за плечи, втолкнул его в комнату и поставил перед царицей. Атосса встала и поклонилась царю, потом опять села в свое резное кресло. Царь опустился на груду толстых, жестких подушек, образовавших нечто вроде дивана по одну сторону комнаты, и приготовился внимательно следить за выражением лиц Атоссы и Фраорта.

Фраорт, дрожа от страха и непомерной усталости, упал на колени пред своею госпожой и коснулся пола челом: